Ляля была мудрая. Насколько мудрая может быть кошка. Взгляд ее аквамариновых глаз был спокоен, полон опыта и таил в себе глубокое понимание жизненной сути.
Мы взяли ее котенком у соседей. Всегда у нас в загородном доме жили в комплекте Пес и Кот. Непременно мужского пола, дабы не обременять себя непрошеным и неизбежным потомством. Но в этот раз, оставшись без животных, решено было собаку не заводить. Постоянно живущая здесь бабушка была совсем слаба. С котом было проще. Ну и чтобы мышей держать под контролем, нужно было неусыпное кошачье око. У отцовского приятеля весьма кстати окотилась кошка. Мы ходили смотреть котят и, уже выбрав малыша, ждали, когда он наберет силу. И вот пришел долгожданный момент, и маленький комочек доставлен к нам домой. Мама подробно его осмотрела и со знанием дела заключила: «Это же кошка. Куда ж вы смотрели?». Кошка в наши планы не входила, и решено было поменять котенка. Каково же было разочарование, когда при ближайшем рассмотрении оказалось, что все котята оказались девицами. И тогда произошло небывалое. В нашем доме появилась кошка. Пушистое коричневое существо было похоже на мохнатую гусеницу. Три цветовых оттенка: белый, черный и рыжий – слились в единый тон цвета какао, на фоне которого ярко сверкали два пронзительных глаза цвета морской волны.
Ляля выросла в грациозное прекраснейшее создание. Когда я приезжала, она обязательно встречала меня, мелко труся по дорожке, и шерсть на упитанных бочках ритмично колыхалась вслед за шажками мягких лап. Оказавшись на руках, она терлась о мое лицо и непременно в порыве страсти легонько кусала меня за подбородок. Словно песцовый воротник, она укладывалась на плечах и так путешествовала по дому и улице. Спать Ляля любила исключительно на человеческой голове, окутывая ее пушистой шапкой, заставляя мучиться от духоты, но не давая решиться прогнать себя, любимую. В качестве деликатеса, выпрашиваемого со стола у хозяев, Ляля предпочитала мягкий черный хлеб. С удовольствием она, не спеша, принималась за ароматную мякушку, непременно вызывая наше удивление.
Весной Ляля становилась невестой. Все коты округи устраивались на столбиках по периметру огорода, а наша принцесса надменно выбирала жениха. Пару раз бывало, что особо ретивый кавалер вслед за красоткой устремлялся в дом в открытую форточку, и вот тогда Ляля принимала вид оскорбленной невинности и искренне возмущалась попыткам покуситься на ее девичью честь. Но природа брала свое, и раз в год Ляля познавала радость материнства. Рожать она предпочитала прилюдно, требуя неизменного внимания моей мамы, которая заботливо гладила ее живот и принимала новорожденных мокрых ребятишек. Котята обычно раздавались желающим, а иногда оставлялись себе. Одним из таких был Вася. Изначально его назвали Мирон, но впоследствии он все равно превратился в деревенского Ваську. Васька был откровенно дебиловат. Великовозрастный котяра с большой мордатой головой, он чувствовал себя вечным ребенком, залезая под материнское брюхо и, смачно и совершенно отвратно чавкая, присасывался к пустому соску, урча от удовольствия. И Ляля позволяла ему это делать, заботясь о своем «Митрофанушке», а у нас сие извращение неизменно вызывало праведное негодование. Впрочем, любовь к Ляле как к матери, ничуть не мешала Ваське, когда приходила пора, покушаться на нее как на женщину. И вот тут уж Ляля спуску ему не давала. Он для нее был сыном и никем более. Дать сиську голодному дитятке – это всегда пожалуйста, но никаких противоестественных связей!
Ляля была очень привязана к нам, к людям. Как я уже сказала, ее, хлебом не корми, но дай произвести потомство на всеобщем обозрении. Однажды я с утра проснулась от писка и думала, что Ляля принесла похвастаться пойманную мышь. Но на кровати у меня в ногах копошились три слепых новорожденных котенка. Впрочем, предметы охоты непременно также доставлялись нам. Я могла сидеть за столом у окна и с аппетитом поглощать дымящуюся яичницу, когда в форточке над моей головой возникала пушистая фигура, слышалось призывное «Муррррр», как говорится, для привлечения внимания, мягкие лапки приземлялись на поверхность стола, и перед моей тарелкой с гордостью укладывался трофей: мышка или птичка. Жертву было жалко, мы даже пытались выхаживать недодушенных отобранных птенцов (увы, безрезультатно), но Лялю мы понимали – охотница, хранительница домашнего очага, кормилица…
Время Ляли пришлось на мою активную учебу. Любимое дело – улечься на учебники или тетрадки – училась Ляля прилежно, наверное, поэтому такая умная и была.
Она всегда была рядом с нами, наша Ляля. И умерла тоже на виду. Сидела под детской кроваткой моего маленького сына. А потом умерла. Тихо и мирно. Ей было 16 лет.
Элис была Великая. Наша первая кошка, поселившаяся в городской квартире. Я притащила ее аж из Бутово, забрав из-под палатки с курицей-гриль. Тайком мы всегда подумывали, что я избавила ее от незавидного будущего стать шаурмой. С подружкой, у которой я осталась ночевать, мы ее отмыли, на следующий день я притащила ее на работу, где она целый день с удовольствием проспала на клавиатуре моего компьютера, а потом мы отправились домой. Надо сказать, муж мой, непривычный к животным, был категорически против, и я поступила своевольно и рискованно, не зная, как он отреагирует. Но первое негодование прошло, и моя совершенно трущобная киска, получив вычурное имя Элис, среди домашних стала зваться почему-то мужской кличкой Муррррзик. Ну или Мурзявка. Или просто Коша. Она была совершенно обычная, коричнево-полосатенькая кошка, а на лбу у нее красовалась четкая буква М – видимо, Муррррзик. Прежде всего Элис заслужила свое право на миску Вискаса тем, что избавила нас от мышек – непрошенных гостей на нашем втором этаже московской квартиры. Ну а потом просто стала членом нашей семьи.
Очень быстро ее узнал весь подъезд. Легко и незаметно она любила проскользнуть сквозь ненадолго открытую дверь и отправиться гулять по этажам. Думая о чем-то о своем, она могла подолгу медитировать на любой лестничной площадке, а потом отправиться в обратный путь и сидеть перед нашей дверью, ожидая, пока ее впустят. Кто-то из соседей, спускаясь по лестнице мимо нашего второго этажа, частенько звонил нам в дверь и продолжал свой путь дальше. Я же открывала дверь и видела перед собой невозмутимую Элис, будто это она только что нажала на кнопку дверного звонка, вернувшись после променада. Когда я заходила к соседке, Элис была тут как тут. Она тоже заходила в гости, прохаживалась по комнатам, а потом просилась обратно, в родные пенаты.
По ночам она подолгу сидела на подушке рядом с моим лицом, и на фоне окна я видела четкий силуэт ее острых треугольных ушек. Затем она укладывалась между мной и мужем, я обнимала ее, словно мягкую игрушку, укрывала одеялом, и так мы с ней и спали. Иногда она любила улечься на грудь или шею – у нас целая подборка фотографий, где Элис лежит на мне или на моем сыне, наполовину закрывая лицо своим внушительным телом. А тельце она у нас отъела что надо. Я не знаю, с чем это связано. Я бы не сказала, что Элис переедала. Скорее, мало двигалась, плюс была стерилизована, поэтому все съеденное шло «впрок». Вот ее фигура и стала притчей во язытцах. Все восхищались и удивлялись ее упитанностью. Вот уж кто был воплощенным боди-позитивом! С Кошей фотографировались все: от друзей сына до пришедшего по вызову сантехника. Когда должны были родиться мои детки-двойняшки, Элис уютно клала лапки на мой огромный живот и пела свои песенки моим пока не родившимся младенцам. Не удивительно, что первое слово, вернее осмысленный звук, который произнесли мои малыши был: «Ксссссс», - и маленькие пальчики радостно тянулись к доброму усатому-полосатому существу. К тому времени, когда дети стали школьниками, Элис стала совсем необъятная. Она ходила, то и дело, тяжело опускаясь на пол и отдыхая, что не мешало ей лихо прыгать с дивана и вполне оживленно бежать к миске. Мой Арсений после изучения темы о Екатерине Второй, заключал нашу красавицу в кольцо своих рук и приговаривал: «Коша – прекрасная, Коша – Великая»…
Коша ушла от нас весной. Весь вечер она жалобно мяукала, стараясь поудобнее улечься, не давая себя трогать. Видимо, устав от нашей заботы, она ушла на кухню и легла на пол. Я села рядом с ней на колени, еще раз погладила по голове, заглянула в зеленые, такие любимые глаза. «Если мы не встретимся утром, прощай, моя хорошая», - сказала я ей. С утра первым делом я пошла туда. Элис лежала в той же позе, в какой я ее оставила. Она была уже окоченевшая. А пронзительные глаза все так же были широко раскрыты.
И кто бы не появился после нее, мои дети всегда говорят: «А Элис была лучше…»
Шона – Характерная. Шона – самая лучшая…. Из ныне живущих кошек, потому что «Элис была лучше». С Шоной мы познакомились в соцсетях. Я прокомментировала фотографию одной из моих подруг с котятами, высказав желание тоже в скором времени завести котенка. И мне написала совсем другая девушка, с которой мы весьма кратковременно пересеклись на одном из моих рабочих мест, «задружились» в соцсетях, да так и остались виртуальными друзьями, не присылая друг другу даже поздравлений с праздниками. А тут она предложила мне котенка, которого ее престарелая кошка нежданно-негаданно спустила с чердака, тайно родив и вырастив до вполне осознанного возраста. Киська была женского пола, серенькая, взъерошенная. Белые усы и брови были раза в два большее ее маленькой головы. Я послала ее фотографию родителям и всем своим детям на согласование. Было решено: «Берем!».
И сразу же я поняла, что Шона – чемпион мира по пряткам. Я не видела ее почти сутки. И только выключив свет и притворившись, что в доме никого нет, я обнаружила, где она прячется. Кстати, ее полное имя – Тушонка. Так назвали ее дети. Вариантов было много и все гастрономические: Ряженка, Капуста, Буханка, ну и вот – Тушонка. Для приличия я окрестила ее Шоной.
Это кошка, которая всегда себе на уме. Она никогда не выйдет, пока сама не захочет, хоть ты будешь звать ее целый день. Подозреваю, что Шона владеет навыками телепортации, потому что ее реально нигде нет. Абсолютно нигде. И спустя несколько часов она, не спеша, выплывает откуда-то, как ни в чем не бывало.
Характер у Шоны что надо: только что она с упоением мурлычет, подставив тебе под ладонь пушистый живот, но мгновенно все может перемениться, и тебе в руку вцепляются острые когти, а золотые глаза сверкают истинной ненавистью. Шона царственна и независима, ей плевать абсолютно на всех. После переезда за город, она лихо отправляется гулять, а с наступлением темноты ее вообще лучше не выпускать из дома, иначе сторожить придется полночи. Кажется, что она смелая и отчаянная? Не тут-то было. Стоит ей почуять присутствие постороннего человека, наша Шона жмется под кроватью, боясь показаться на глаза.
Шона любит спать в шкафу. Ее серая шкурка совершенно не видна среди вещей, только сверкают совиные круглые глазищи. Кстати, у нее весьма пикантное «бельишко». Она носит беленький «слюнявчик», «лифчик» и «трусики». Вот такая кокетка.
Шона пахнет шубой. Просто шубой – никакого животного запаха. Она поразительно тактильная, и в ее шерсть хочется зарыться лицом, пренебрегая всякой гигиеной.
Шона знает птичий язык. В Москве она могла подолгу у окна бубнить что-то, беседуя с голубями. Эти странные звуки сложно передать словами. Не мяуканье, не рычание, скорее какое-то короткое мемеканье. Здесь, за городом, голубей нет. Я все переживала, что бедному животному поговорить не с кем. Но пару дней назад услышала знакомое: «Ме… Ме-ме…». Кошка сидела перед панорамным окном в гостиной, а по внутреннему дворику разгуливала здоровенная сорока.
Так мы и живем с серой герцогиней, считаясь с ней, любя ее, и очень надеемся, что новый эпизод в этом маленьком эссе появится еще очень не скоро. Шона – лучшая… из ныне живущих кошек, потому что Элис была лучше… а такой, как Ляля, не было вообще никогда…
Животные часто становятся членами наших семей. Когда они уходят, нам больно. Но так устроено природой, что наш век длиннее. Остаётся лишь хранить в памяти годы, когда наши питомцы были рядом.
Расскажите в комментариях о тех мохнатых, пернатых, хвостатых, которым достался кусочек вашего сердца.
