Нам был представлен отпуск на 30 дней, не включая дорогу. Конечно, встретили меня хорошо. Отец гордился, что я офицер. Сестры очень радовались моему приезду. Брат как всегда равнодушно, а мать… не знаю. Особой радости за ней я не заметил. Женя, что называется расцвела, увидев меня. У нас на Кавказе как-то не принято, встречая мужа, обниматься и восторгаться при встрече даже после долгой разлуки. Дочка уже подросла и я любовался ее красотой. Как мы с женой провели наш первый офицерский отпуск, я уже не помню в подробностях. Я помню только то, как мои родители сестры внимательно рассматривали мое приданное из училища и ровно половину оттуда присвоили. Я не стал возражать, хотя все это больно ударило по лейтенантскому карману. Жили мы все в этой хибарке, которую трудно назвать комнатой. А нас уже стало довольно много.
Назначение я получил в Бакинский округ ПВО. Всего в Бакокруг ПВО было направлено 56 выпускников. После Московского Округа ПВО, Бакокруг был самым большим округом ПВО. Защищали бакинскую нефть. А в те годы американская авиация постоянно пыталась прорваться к нефтяным вышкам в Баку. Это я испытал на себя потом. Мне дважды пришлось попасть в этот проклятый для меня округ. С 1954 по 1957 год и затем с 1963 по 1966 год, после Кубы.
Мы с Бадаляном списались и, когда кончился наш отпуск, поехали в Баку в штаб Бакинского округа противовоздушной обороны. Нас направили в отдельный дивизион, размещенный в богом проклятом Кюрдамире. Это муганские степи. Дивизион прикрывал от воздушного нападения аэродром, где размещались два полка истребительной авиации. Военный городок находился километров 8 от железнодорожной станции Кюрдамир. Там же поселок с таким названием. Автобусы между городком и поселком не ходили и поэтому добираться до военного городка или на попутной машине (что было очень редко) или, в основном, на своих на двоих. Кюрдамир находиться около железной дороги Тбилиси — Баку. 400 км от Тбилиси и 200 км от Баку. Наверно, в начале ноября мы с Бадаляном прибыли в расположении части поздно ночью. В городке уличного освещения не было, поэтому мы шли в полной темноте. У случайного прохожего спросили, где штаб воинской части. Нам показали. Длинный деревянный барак. Постучали. Открыл дверь дежурный по части, старший лейтенант, весь перепуганный, Мы спросили, чего он так испугался? Оказывается, был слушок, что в часть едут проверяющие и он нас принял за проверяющих. Мы на ночь разместились в каком-то классе. Утром прибыл командир части, подполковник Новиков. Мужик уже в годах, участник войны. С виду такой строгий, а на самом деле добрейший человек. Побеседовали. Меня он назначил командиром огневого взвода в учебной батарее.
Я приехал в Тбилиси, забрал жену и дочку, и вернулся в Кюрдамир, где началась моя офицерская служба и служба офицерской жены для моей Женечки. Да, ее служба была тяжелее чем моя, но так как она справлялась с ролью жены офицера войск ПВО, я бы поставил в пример многим женам офицеров войск ПВО.
Городок в основном состоял из финских домиков. Так эти домики назывались. Деревянные. Были однокомнатные и двухкомнатные. Нам с Бадаляном выделили двухкомнатный финский домик. Домик имел небольшой вход. 3–4 ступеньки входной лесенки. Справа кухонька. В маленькой комнате 8 кв.м жил Бадалян, а нам с Женей досталась большая, 15 кв.м. Конечно, мы были рады. Это наше первое жилище. Мы полноценная самостоятельная семья! Ради этого мы пережили те трудности в Одессе. Мы наперекор всем создали нашу семью, и мы были счастливы. Без воды, без туалета, без отопления. А на этом богом забытом месте зимой дули довольно жуткие ветры. В домах, построенных прямо в поле без всякого ограждения какое только зверье не залезало. Моя жена в нашей так называемой кухне убила ядовитую змею. Отопление никакого, так что в холодное время согревались керасинкой. На ней же готовили пищу. Керосинка — это уникальный прибор, который, слава богу, не знают наши потомки. Обстановка в комнате у нас была самая простая. Солдатская койка, две табуретки, стол тоже солдатский. Светлану укладывали спать на табуретках. Детской коляски, кровати у нас не было и, по-моему, не было и детской коляски. Магазина продуктового не было, поэтому продукты питания покупали в части, на солдатском продуктовом складе.
В городке была одна единственная улица, с двух сторон которой стояли эти домики. Был еще домик врачебный. Были еще помещения, где жила обслуга городка. Улица была довольно длинная и в самом ее конце были построены двухэтажные каменные дома, где жили летчики и находились штабы авиационных полков, столовая для летчиков. Моя батарея находилась около 1,5 км от городка. Дорога туда через поле. Полная грязи, когда дождь или снег. Снег в этих краях долго не держался.
Каждый день, к 8 утра я ходил на батарею. Дорога занимала около 20—30 минут в зависимости от состояния дороги. Обед, и обратно на батарею. Вечерами мы допоздна задерживались на батарее. Дело в том, что во время правления страной Сталиным, он сам уходил с кабинета поздно и в любое время мог позвонить в генеральный штаб по какому-нибудь вопросу. Поэтому высшее военное командование тоже допоздна находилось на рабочем месте. Соответственно командование воинских частей тоже находились на рабочих местах. Командир дивизиона в своем кабинете, благо семья у него находилось в Баку и спешить ему было некуда. И мы сидели на батарее, хотя делать было совершенно нечего. Потом уже в глубокой темноте возвращались домой по этому бездорожью. Командир батареей, капитан Мамонтов, участник воины, добрейшей души человек, как в основном все участники войны. Старший лейтенант Кульбицкий, заместитель по политчасти, участник войны, за 40 лет. Командир взвода Кочуев Алексей старше меня на два года. Мы с ним крепко подружились.
Женя хорошо освоился в положении жены офицера. Уже появились у нее знакомые, подруги занималась дочкой. Света через год уже начала ходить и мы с женой смотрели на ее и радовались. Потом она начала говорить, тоже радость в наших сердцах. Начали приезжать мои сестры, брат. Они впервые в жизни выезжали куда-то за пределы Грузии. Конечно, дорожные расходы оплачивали мы и для лейтенантского оклада была серьезная нагрузка. Но от моей жены я никогда даже намеком не слышал никакого недовольства. Иногда по праздникам собирались в наших крошечных домиках несколько семей и веселились вместе. Мы тоже были молодые и хотели развлекаться.
Бадалян был назначен командиром радиотехнического взвода в первой батарее. Батарея располагалась рядом с городком. Батарея несла боевую готовность, его часто вызывали по сигналу тревоги. К сожалению, он не любил служить и очень часто прятался, и не выходил на батарее по сигналу тревога. Я понимаю, что это было утомительно постоянная беготня по боевой тревоге, но это войска ПВО. Я всю свою службу нес боевую готовность. И мне в голову не приходила мысль прятаться и не бегать на батарею, в дивизион, на КП, полка по сигналу боевая тревога. Скоро он привез свою жену Лиду. Женщина красивая, ленивая, не общительная. Бывало, что она брала еду, которую готовила Женя, и этим угощала своего мужа. Короче говоря, если хочешь возненавидеть лучшего друга, поселись с ним под одной крышей. Внешнее мы еще сохраняли признаки дружбы, но, живя рядом мы лучше узнавали друг друга, и я лично все больше понимал, что мы совершенно разные люди.
В дивизионе служил интересный солдат, Реутов, его фамилия. Так он организовал в части самодеятельность и, надо сказать, неплохо и руководил. Основными участниками были боевые подруги офицеров. Несколько молодых офицеров тоже принимали участие, в том числе и я. В последствии я использовал этот опыт, когда я сам организовывал самодеятельность в своих частях. Я очень люблю русские народные песни.
Постепенно складывались и наши семейные традиции. В доме полная хозяйка Женя. Всех, кто к нам приходил, принимала тепло, вежливо. Мое основное внимание занимала служба. Наверно, это и было основной причиной трагедии, которая произошла в моей семье.
В 1955 году летом родился у нас сын. Для нас это было великой радостью. Родила Женя сына в Тбилиси. Я приехал туда, чтобы забрать Женю с сыном. Я не помню, но почему-то Бадалян тоже оказался в Тбилиси. Ну, в нашей хавире невозможно было нашу встречу организовать, и я решил повести Виктора к родственникам в деревню. Женя захотела ехать с нами. Я ее отговаривал, но она настояла, и мы вместе поехали в Сакоринтло к тете Жени. Около суток провели там. Вернулись и сразу поехали в Кюрдамир. Я сразу на службу. Сына, видимо, простудили. Начал кашлять. Мне об этом и сейчас очень тяжело писать, вспоминать. Я по своей неопытности или слишком увлеченности службой все заботы о сыне свалил на Женю. Приглашали какую-то медсестру, которая работала от больницы в каком-то медпункте. Ребёнку все хуже, а медицинской помощи никакой. Не было детского врача в гарнизоне. Когда до меня дошло, что дело очень плохо, я схватил сына и бегом 8км к больнице в Кюрдамир. Ворвался к врачу. Врач, пожилой человек, осмотрел моего сына и печальным голосом сказал: «привели бы сына немножко раньше, можно было спасти». Был бы в гарнизоне врач, можно было сына спасти. Ходил бы регулярный автобус, можно было сына спасти. Ухаживали бы за мной в детстве, когда я болел, я бы знал, что делать с сыном когда он заболел. Я и сегодня считаю себя виновным в смерти сына. Он был моим повторением. Он умер у меня на руках. Я врагу не пожелаю того, что я испытал. На похороны сына никто из моих родных не приехал. Спасибо русским женщинам они оказали нам всестороннюю помощь, разделили наше горе. Я это пишу и у меня слезы на глазах. До смерти не прощу себя. Говорят время лечит. Нет, время настоящих чувств не лечит. И сейчас, когда я на пороге смерти с каждым днем все острее чувствую как мне нужен сын, мое продолжение. У дочек свое место в моем сердце. Женя буквально перед своим инсультом говорила мне, что хочет поехать на могилу к сыну. Наверно, чувствовала приближение своей смерти. Я бы поехал, но вряд ли я мог бы найти могилу своего сына через столько лет. Вот такое было начало моей офицерской службы и начало службы в должности жены офицера воийск ПВО страны моей Жени.
К этому добавилась заболевание Светланы. Я мало что понимал в то время в медицинской терминологии. Мне сказали, что у Светланы инфильтрат в легких. Мне объяснили, что это предвестник туберкулеза. Значит и дочку я могу потерять. Я это уже не мог выдержать. Взял свои пистолет, приехал к главврачу в Кюрдамир, выложил пистолет и сказал четко и спокойно: «Вы у меня убили сына, если и с дочкой что ни будь случиться я вас этим пистолетом перестреляю». Они поняли, что я это сделаю. Вот тут они завертелись. И диагноз постарались уточнить и лекарства сразу нашлись, и мы принялись лечить Светлану. Спасли. Надо отдать должное теще. Это она водила Светлану в санчасть, где ей делали уколы. Она выдержала ее плач и успокаивала, когда ее кололи.
Условия жизни были отвратительные. Зимой с трудом согревались керосинкой. Лето очень жаркое и жара длиться очень долго. Юг. Голая степь. Комары, москиты, змей, жуки всякого рода и прочая нечисть. Мы заворачивались в мокрые простыни чтобы можно было уснуть. Деревянные домики нагревались до 50 градусов и даже больше. Из развлечений только кино, которое показывали летчики, у себя на площадке. Мы все ходили туда.