Безликость порождает светлоликих, бесцветных и особенных особ. По стеклам нервно пробегают блики, нахальный голубь тренирует зоб. По-девичьи трепещут занавески, чуть затекла у фонаря нога. Что делать? Знает только Чернышевский, а я вообще не знаю ни фига. На небесах образовалась пробка, но те, кто жив, не улыбая лиц, томятся в серокаменных коробках давно небелокаменных столиц. Эзопы, проповедуя античность, торгуют идиомами на вес.
Безликость порождает безразличность, изящно выдав страх за интерес.
Короткими, как памяти, ночами, рассветы больше не беря в расчет, дома друг к другу жмутся кирпичами, панелями и чем-то там ещё. Истерикой возвышенного слога: клубятся облака, вздыхает даль.
И Шариковых стало слишком много. Измученный профессор Борменталь садится в неприкаянный трамвайчик, без номера, вчерашний, как батон. Похожий на Энштейна одуванчик цепляется корнями за бетон, седой романтик.
И печально это, и это тяжело, и это край. Но, стоя на краю, горланит лето, одно из тысяч, как ни умирай. Охрипшие державные кукушки, стабильная асфальтовая грусть.
Всё сделает великий А.С. Пушкин. На всё ответит Александр Друзь. И вот ужель та самая Татьяна встречает на бульваре визави. Не замечает, боль непостоянна, уже гораздо реже по любви.
А вечность пахнет яблоней и вишней, и там, где к рельсам клонятся столбы, на солнечной лужайке старый Пришвин сидит и пишет сагу про грибы.
Стих: Наталья Захарцева (Резная Свирель)