Вбежал и остановился, как вкопанный. Глаза еще не привыкли к темноте, но стрелец почувствовал, что-то здесь было не так. Внутри стоял дух, который совершенно не мог соответствовать покинутому жилищу. Место было занято.
Тяжело пахло псиной, тухлым мясом и еще таким, что Акинфий не спутал бы ни с чем. Пахло кровью. Причем кровью, пролитой совсем недавно. День или два, не более.
Волк!
Какой-то волк, верно, облюбовал эту полуразвалившуюся избушку под свое логово.
Но странный, однако, волк, подумал Акинфий, переминаясь с ноги на ногу. С собачьими повадками какими-то волк. Волки крышу над собой не терпят. Небо заслоняет. Волк волю любит. Это собака в конуре жить может. Может мешанец какой. Хрен редьки не слаще. Такие-то людей совсем не боятся. Живут тем, что приворовывают с подворья, а бывает и собаку во дворе придушат – утащат. А то и в овчарню наведаются.
Зимой, когда волки в стаи сбиваются, они таких к себе не допускают. Знай свое место! Вот потому мешанцы для человека поопасней любого волка будут. Злые и лютые от одиночества.
Глаза привыкли к темноте, и Акинфий осмотрелся.
Но раз вошел, так вошел, подумал стрелец. Не идти же обратно в лес, под открытое небо, всем ветрам на поживу.
Обстановка действительно свидетельствовала о том, что здесь обреталось животное, и животное хищное.
Если и жили здесь когда-то люди, то следы их пребывания были сведены на нет долгим присутствием зверя. Даже пространство под столом, прилаженного ко врытым в землю почерневшим от времени чурбакам, было приспособлено, судя по натащенному туда всякому мусору помягче, под своего рода логовище. Везде на утоптанном земляном полу валялись кучи обгрызенных и обглоданных до бела костей и клочья отвратно пахнущей псиной шерсти.
Стойкий кровавый запах исходил от одного из углов. Верно там было припрятано на черный день и совсем недавно. Акинфий сглотнул обильную слюну, и в животе резануло болью. Ноздри жадно втянули запах того, что можно съесть, и стрелец вновь скорчился от голодного спазма.
Он не помнил себя. Не мог потом вспомнить, как бросился к тому заветному углу и стал руками раскапывать холодную землю. Не помнил, как вырыл и вырвал из нее какую-то кость с клочьями мяса на ней и начал жадно обгладывать ее, даже не отряхнув от налипшей земли. Он набил полный рот и жевал, сопя и чавкая, не обращая внимания на скрип песка на зубах. Ему казалось, что ничего вкуснее до сей поры он не едал. Глотал, вкладывая в это все силы, от чего тело содрогалось в конвульсиях, словно пыталось вобрать в себя пищу, миную желудок.
Обглодав кость, Акинфий отбросил ее прочь, схватил новый кусок и вонзил в него зубы. Он пировал, вознаграждая себя за дни вынужденной голодовки, и думал лишь о том, чтобы съесть побольше, наесться впрок.
Приступ рвоты прервал эту оргию. Акинфий, чувствуя, как поднимается вверх, по пищеводу, только что поглощенная пища, замотал головой, сомкнул челюсти и, втягивая в себя воздух носом, судорожно сглатывать. Словно огнем жгло внутри, но он продолжал предпринимать отчаянные попытки оставить ее проглоченной. Акинфию голодать было не впервой и он знал, что будет, если его вырвет . Сначала ощущения будут таковые, будто тебя выворачивают наизнанку. Потом тело снова скрючит в голодном спазме. Если снова начать утолять еще больше обострившийся голод, то каждый проглоченный кусок будет идти раскаленным углем…
Но не получилось. Слишком много Акинфий поглотил, чтобы не поплатиться за это. Его рвало, и действительно это было похоже на то, что его выворачивают наизнанку.
Он изблевал из себя все, что было в желудке, и еще некоторое время корчился от рвотных позывов, хотя было уже нечем.
Когда поулеглось, Акинфий, опираясь на пищаль, попытался было подняться с колен, но так и замер в полуприсяди. То что он увидал, заставило его застыть в столь неудобной позе.
В луже блевотины, красноватой и дымящей паром, прямо на поверхности плавал маленький человеческий ноготок, и, судя по его величине, то был ноготь отнюдь не взрослого человека.
Тьфу, сплюнул Акинфий, слюна была густой и тягучей, и принялся утираться. Человечины поел. Его снова скрючило в приступе рвоты, но, в результате, лишь прошибло на пот, а в животе словно расплавленный свинец заплескался.
Что это была не мертвечина, Акинфий отдавал себе отчет. В худые времена приходилось пробовать и мертвечину, а ее вкус ни с чем не спутаешь.
Зверюга, подумал Акинфий, на людей охоту ведет. Такие только в таком краю обретаться и могут, где люди крестов на себе не носят!
Он судорожно зашарил у себя за пазухой, ища нательный крест. Нащупал и вытащил, чтобы поглядеть на него в последних лучах солнечного света, пробивавшегося сквозь щели в бревенчатой кладке.
Хороший был крест. Восьмиконечный. Цельного серебра. Из талера в Юрьеве отлит был. Хорошие там ремесленники. Пусть сами крестов на себе и не носят, но сделают какой угодно, хоть и о четырех, хоть и о восьми концах. Только плати.
И хорошо же сделали.
Да что там распятие. Они и татарам кольца-браслеты с изречениями из Корана делают, и те ой как довольны.
Сам видел. Вблизи вроде бы вязь, а чуть подалее от глаз отстранишь – силуэт бабский... Четверть талера за работу содрали. Креста на них нет!
Акинфий потер распятие большим пальцем, словно хотел стереть черноту с распятой фигурки Христа.
Ишь, как ладно сделали – даже пальцы на руках и ногах видны, и гвоздики, в руки-ноги вбиты, тоже видны отчетливо.
Стрелец подергал за шнурок, на котором висел крест, - не прохудился ли. Сунул его обратно за пазуху и размашисто перекрестился.
Человекоядцем стал! Акинфия хлестнуло волной отчаяния. За что же грех мне такой, Господи?! Не по своей воле ведь, а по неведению. Не чревоугодию предавался, а лишь голод утолял…
Стрелец встал с колен. Рука сжала ствол пищали так, что хрустнули костяшки пальцев. Отчаяние грешника сменилось злобой и жаждой возмездия.
Станьте частью нашей дружной компании)) Ставьте лайки, делитесь ссылкой, подписывайтесь на наш канал.
#фантастика #мистика #оборотни #книги #чтение #романы #проза #читать #что почитать #книги бесплатно #бесплатные рассказы #приключения #волки #прожизнь