Проходя мимо большого магазина, я бросила косой взгляд на зеркальную витрину. Похудела. И вид уставший, измотанный. Расправила плечи и, не сбавляя хода, не рассматривая больше своё отражение в витринах, потопала домой.
Болезни никого не делают краше, а если уж и поддержать тебя некому, то и вовсе печаль.
«Одна я пропаду»
Дома я заварила себе чай, плюхнулась на диван, укуталась пледом, притянула к себе безотказную кошку Мусю и включила телевизор. На одном из каналов показывали старый фильм про индийских сестер-близнецов. Вот, самое оно! Посмотрю, вспомню, поплачу и спать. Интересно, а Катька вспоминает меня? Сестра все-таки, близнец. С сестрой мы не виделись уже больше четырех лет. Вот с тех пор, как они с моим мужем сбежали в Питер, так и не виделись. Мама пыталась нас помирить на первых порах, но быстро сдала позиции, поняв, что это бессмысленно. А потом сестра родила, и мама переехала к ней. Я осталась в Москве одна.
Папа из нашей развеселой семейки ушел, когда нам с Катькой и года не было.
Ищи-свищи ветра в поле. Друзья как-то «рассосались» сами собой после нашего с Катькой разрыва. Да я и не жаждала общения, которое каждый раз все равно скатывалась на нашу с сестрой ссору. А мне эти разговоры в пользу бедных поперек горла уже стояли. И бессмысленно было меня убеждать, что мы сестры и должны помириться. Она увела у меня мужа. Увела, когда было трудно, после моего второго выкидыша. Когда я была в депрессии. Конечно, такое свинство я прощать не собиралась. Прощать не собиралась, а вот сижу реву, глядя на экран. Катька-Катька, ну как же так? Мужиков, что ли, в Москве мало было? Чего ты к моему Виталику прицепилась?
Я всхлипнула и уткнулась лицом в теплую, пушистую Муськину спину. Хоть ты меня не бросай. Пропаду я одна.
Глаза синие и мягкий баритон
– Ну что, с сосудами все неплохо, ЭКГ в норме. Елизавета Дмитриевна, вам бы к психологу, иначе болячки не отступят. Это же чистой воды психосоматика, – увещевала терапевт, которой уже опостылело, наверно, лицезреть у себя на приеме каждую неделю мою невеселую мину. Я кивнула, соглашаясь. Но в душе понимала, что ни к какому психологу точно не пойду. Чего я ему там, всю жизнь свою вываливать буду? Нет уж, со стыда сгоришь. Сама как-нибудь.
– Катерина, ты? – на улице, когда я шла домой из поликлиники, меня догнал рослый мужчина, широко улыбающийся из-под кустистых усов.
В его глазах я точно разглядела радость узнавания, вот только за усами и бородой не могла идентифицировать знакомого.
– Елизавета, – на всякий случай поправила я привычно.
– Ничего не изменилось, – хохотнул он. – Как путал вас в школе, так и продолжаю.
– Саня, ты? – удивленно вгляделась я в глаза мужчине. Точно, синие, с черными крапинками по радужке. И голос. Как я могла сразу не узнать этот баритон? Сколько девичьих сердец он разбил на пару со своей старенькой гитарой...
Ты великолепен!
– И что, и вот так вот сбежали? Пока ты в больнице лежала? – Саша налил мне лимонад из большого стеклянного кувшина, и льдинки в нем весело застучали.
Я кивнула:
– У них ребенок уже. Сын. Петькой, кажется, назвали. Саша вздохнул и подозвал официанта.
– Давай-ка я расплачусь, Лиз, и пойдем по парку побродим. Погода хорошая, поговорим.
Кстати, у меня репетиция вечером в театре. Хочешь пойти?
– Ты все еще поешь? – обрадовалась я.
– И играю. В мюзикле. Пойдем, тебе понравится.
Сашка играл отменно. Я тихонечко сидела в зале и любовалась на его сценическое преображение. Вот он молодой развеселый трубадур, песни которого льются, что ручеек звонкий, а вот уже сгорбленный жизнью и невзгодами старик с дребезжащим голосом.
– Ты великолепен! – не сдержала я эмоций, когда мы встретились в фойе театра после репетиции. – Ты лучше всех!
– Ну уж, – смутился мужчина. – Ты знаешь, мне жутко не хочется ужинать в кафе. Как ты смотришь на то, чтобы заехать в магазин, купить картошки и грибов, пожарить все это с лучком и шлифануть кофе из турки?
Ради себя самой
Домой я вернулась только через неделю, да и то только для того, чтобы собрать вещи и вернуться к Сашке. А через месяц я искренне недоумевала, как это мы раньше жили друг без друга и как меня угораздило вообще выскочить замуж, не дождавшись вот этого, настоящего, от которого сносит голову, а ноги вот-вот готовы оторваться от земли.
И болячки все куда-то испарились сами собой. Начал стабильно прибавляться вес, вернулись девичьи округлости, от которых в последний год осталось одно воспоминание.
– Слушай, Сашка, а ты точно уверен, что мы не торопимся? – решила поинтересоваться я, когда мы неслись в ЗАГС подавать заявление.
– Торопимся? Да я тебя столько лет ждал! Только, Лиза, вот что. Маме и Кате ты позвони. Катька неправа, конечно, но ты не для нее, для себя это сделай. Ты же переживаешь, я вижу.
Я задумалась. Саша был прав. Мне и самой хотелось позвонить сестре и попросить прощения. Извиниться за многолетнюю контру, что я ей устроила. Я ведь помню, как она смотрела на Виталия, моего будущего мужа. С самого начала видела, что она влюблена. Легкая, веселая… Я всегда завидовала ее успеху. Я и замуж-то за Виталика выскочила ей назло, чтобы хоть в чем-то быть лучше. И не любила я его, это я только сейчас поняла. Вот только эту тайну о чувствах к мужу, к сестре, о зависти своей я сама от себя много лет прятала. А вот сейчас пазл сложился, и все его части встали на свои места.
– Я позвоню, Саш, сегодня и позвоню, – пообещала я с легким сердцем.