- На-та-шка!!! Где тебя носит, окаянная твоя голова! Стемнело, небось! Домой! Быстро!
Голос у матери зычный, раздраженный...
Наталья встрепенулась, прижавшись поближе к Лёшке и зашептала торопливо, обиженно:
- Сколько еще прятаться будем? Рано, или поздно вызнают про нас с тобой. Позору не обберемся! Того и гляди мамка с тятькой догадаются, а ты все думаешь, да гадаешь... Чего ждешь? Обещал ведь сватов заслать... Лешка, родненький, ни минуты жить без тебя не хочу...
А он, любимый ее, только и знает, что целует жадно: насытиться хочет.
Но ни слова в ответ.
И опять Наталья шепчет:
- Хочу уснуть с тобой и проснуться с тобой! На одной подушке!
Обида поползла откуда-то от горла к сердцу...
И глаза защемило, вот- вот слезы брызнут!
Может и не любит он вовсе? Все врал? Только развлекался?
А как же тогда жить без него? Кто ж ее замуж, такую, подержанную, возьмет?
В деревне прознают, проходу не дадут. И без того уж кажется, что все вокруг то и дело, шепчутся, сплетничают.
О другом женихе и думать не думает: никто не заменит его, никто...
Весь свет в окошке: он, Лешка, самый видный парень на деревне... Весь из себя стройный, как тополь! Гибкий, как ртуть... В карих глазах черти скачут, красивый рот все в улыбке широкой открывается, зубы белые, ровные, как на подбор, удивляя, манят...
Задорный чуб так и рвется из-под фуражки.
А уж как гармошку в руки возьмет, тут и вовсе сидячие места все свободны: пляшут все, и стар и млад!
Все девки деревенские сохнут за ним, а он ее выбрал.
Вот только... Доказательства любви все просил, а потом и вовсе потребовал. Так и сказал:
- Раз не дозволяешь ничего, значит и не любишь нисколько! А коль не любишь, так и говорить не о чем!
Вот она и сдалась, уступила. Потому как не просто любила, а душу готова ему отдать!
Уж второй месяц, как любовь свою доказывает! Чуть ли не каждый день!
По одному его знаку, как одержимая, забыв обо всем, бежит в укромное местечко по-над обрывом.
Оттуда вся деревня, как на ладони. И там их никто ни в жисть не увидит, потому как тополь огромный закрывает кроной от яркого солнца, а кусты ежевики обступили вокруг так, что ни одна живая душа не догадается. А расходятся в разные стороны! Она уходит вверх по реке к свонему дому, а он вниз к своему.
Вот и теперь мамка зовет, а идти ох, как не хочется!
Вообще отрываться от широкой лешкиной груди нет никакого желания... Так бы и умерла в его объятиях!
А ему-то что? Вот... Опять! Только и знает, что горячими поцелуями рот ей закрывает.
И... Ох! Домой бежать надо, а он, ненасытный за свое...
- Отпусти меня! Мамка уж, небось, искать меня кинулась! Что я ей скажу! Ну? Отпусти!
Нехотя, все еще держа её за талию, отпустил было, но тут же сдернул наполовину натянутое платье и опять накинулся...
Голова у Наташки кружится, никаких мыслей в голове не осталось и только встающая из - за горизонта луна лукаво посмеивается, лягушки хихикают, да сверчки там и сям стрекочут! И это еще хорошо, что говорить не могут, а то ж по всей деревне бы растрезвонили, как Наташка с Лешкой по-над обрывам любовью наслаждаются...
Наконец отпустил свою милую парень, глаза полузакрыты, дышит тяжело, грудь богатырская все пытается успокоиться, на лице улыбка блаженная гуляет...
Наталья торопливо волосы поправляет, натягивает свое платьишко. Руки дрожат, пуговички на спине все никак не застегиваются...
Не хочется уходить, ох, как же не хочется!
Однако со стороны деревни опять доносится:
- На-та-лья! Бегом домой!
Торопливо поцеловав любимого, подхватила лукошко с ягодами, предусмотрительно собранными, чтобы причину отсутствия наглядно родителям предоставить, бегом побежала вдоль реки огородами к дому.
* * *
Мать, Зинаида, злится:
- Коровы пришли, подоить надо, курей, гусей кормить, а ты со своей ягодой по лесу шастаешь! Стемнело уже, а ты? Все я да я! Ни стыда у тебя, девка, ни совести... Бегом на кухню, ужин собирай, счас отец придет, голодный... Давай, живо!
Метнулась девка на кухню, стала стол к ужину накрывать, да вдруг тошнота к горлу подступила.
Ясно: отравилась...
Побежала за дом, чтобы желудок прочистить.
Там мать ее и увидела:
- Что это с тобой, девка? Захворала, чай?
- Угу!
- Ну-к погодь, принесу водички.
Подает мать воду в кружке, а у самой руки дрожат. Глаза тревогой наполнились, со страхом смотрят:
- Что ела сегодня? Рассказывай матери!
Что ела? Да разве ж помнит она? Аппетит давно потеряла, память полностью отшибло. Ни о чем другом, кроме как о Лешке думать невозможно..
- Забыла, мам... Забыла, не пытай. Ягоды в лесу ела. Немытые, поди, вот и прихватило меня!
- А, ну да, ну да... Это возможно, конечно. Только... Ох, смотри у меня! Ох жеж непутевая девка, - ворчит мать, а сама глаз с дочери не спускает, - ты там с хлопцами, часом, ни-ни? А?
Подняла глаза заплаканные на мать Наталья, и хочется сказать, что ни-ни, да только слова где-то в горле застряли. Страшная мысль обухом по голове ударила. Свои огромные, синие глаза распахнула, да на мать уставилась. Губы шевелятся, а слова промолвить не получается.
Потихоньку и у матери глаза расширились:
- Ох ты ж, божечки мои, - руками всплеснула Зинаида, - кажись, попали мы... И-и-и...
Заголосила негромко: неровен час соседи услышат, позору-то, позору на всю деревню!
- А ну-ка в дом, в дом пошли! Быстро! И-и-и...
В дальнюю комнату дочь загнала и, сама страдая, выспрашивать начала, кто, как, что...
Но молчит Наташка, только слезы по пухленьким щечкам градом катятся.
- Говори! Счас отец придет, ни к чему его посвящать... Пока ни к чему.. И-и-и, беда...
Подыскивает слова дочка, заикаясь и перебивая сама себя, да и призналась Наташка матери во всем:
- Только ты не думай, он любит меня! И жениться обещал!
- Дак ты ж мне имя его назови! Чей он сын?
Но мотает головой Наташка, страшно имя назвать.
- Не гневи бога, дочка! Не шутки это! Пока не поздно, надо грех прикрыть! Али забыла, что с Анькой, с одноклассницей твоей, люди сделали, а?
Как же не помнить... Нагуляла ребенка и их забор дегтем кто-то помазал... Всей древней месяц обсуждали. Дообсуждались до того, что не выдержала девка, в город уехала, да и сгинула... Ни слуха, ни духа!
- Молчать будешь? Давно я тебя не била? Руку мою знаешь, небось? А? Признавайся!
Это правда... Тяжелая рука у Зинаиды! Не раз и не два погуляла она по спине не всегда послушной дочери...
Призналась...
Не глядя в лицо материи имя назвала и фамилию...
Резко выпрямилась женщина, побледнела и за сердце схватилась:
- Михайлов? Лешка, говоришь, - повторила эхом, - это, что же, сын Федора? Михайлова? О-ох... Сердце...
Начала было оседать на пол, только Наташка подхватить успела, до кровати довела, лекарство нашла, воды дала...
А у самой руки трясутся так, что, того и гляди, у самой сердце прихватит!
А тут с улицы послышался звук трактора: батя приехал!
Зинаида встряхнулась, умоляюще на дочь смотрит и правую руку к губам прижимает:
- Ничего не говори пока. Не торопись! Я сама. Все сама...
И тихо так под нос бормочет:
- Беда, ох беда...
Через силу поднялась, на кухню заторопилась..
А батя довольный приехал! Кучку денег на стол жестом жонглера шлепнул:
- Смотри жена: премию нам выдали невиданную! План перевыполнили, но первый раз так много дали! Эх! В субботу в город поедем, за обновками! Приодену вас! Ну? Что-то радости особой не вижу!
Улыбаются жена и дочь, только невесело как-то...
- Али случилось чего?
- Нет, нет! Хорошо все, - торопится успокоить жена, - разве что немного притомились сегодня!
Бросила быстрый взгляд на дочь:
- Ну, чего стоишь? Стол накрывай!
Продолжение здесь:
Подпишитесь, на мой канал!
И обязательно прокомментируйте, мне это очень важно! Благодарю!
👍👍👍
А пока рекомендую почитать здесь: