Едва гонец прошел в ворота, Нарчатка уже знала: он принес страшную весть. Она не могла это объяснить, просто ощутила и все. Из окна она наблюдала, как гонец подошел к ее отцу, князю Пурекешу, и, слегка склонив голову, что-то сказал. Лицо князя побелело.
Нарчатка вышла на крыльцо. Взгляды присутствующих устремились на нее. Она подошла к отцу.
– Дочка, Атямас погиб в бою с булгарами, – еле слышно произнес он.
Нарчатка подняла голову и зло блеснула глазами. Никто никогда не увидит ни её слабости, ни слез, ни страха.
Пурекеш вместе со старейшинами и воеводой скрылся в хоромине. Нарчатка села на лошадь и выехала за ворота. Единственный, кто последовал за ней – друг детства и верный страж, Радим. Куда бы она ни пошла, он всегда был на расстоянии.
Княжна заехала в священную дубраву и замедлила ход лошади. Нарчатка опустила голову и прислушалась к шелесту листьев.
– Мама, ты здесь? – мысленно спросила она. – Атямас с тобой?
С новым порывом ветра дубы зашелестели сильнее. Нарчатка сошла с коня и приблизилась к невысокому дереву. Мать княжны умерла в родах меньше десяти лет назад.
Нарчатка обняла деревце и попросила:
– Дай мне сил, мама.
Дуб зашелестел в ответ, а одна ветвь коснулась её лица.
Нарчатка была из народа мокша. Они верили в силу предков, что умирают тела, а не души. Они чтили святость природы: матушка-земля кормит, дождь питает, солнце согревает, снег укрывает. Счастливы те, кто живёт в мире с сущим. Мокши не строили могильники. Они сжигали тела умерших, а часть праха засыпали в ямку, в которую сажали деревце дуба.
Однажды Нарчатке довелось побывать на могильнике соседнего народа эрзя. Ей стало жутко: статуи, камни. Торжество смерти угнетало, а вот священная дубрава выглядела танцем жизни.
Нарчатка еще сильнее прижалась к дереву. Из головы исчезли мысли, на душе стало тепло и благостно. Она ощутила, как целебная сила поднимается из корней дуба, течет по стволу и вливается в ее тело. Самая сильная молитва – любовь и песнь природы.
Нарчатка разомкнула объятья и медленно пошла вглубь, любуясь кронами деревьев. Эти дубы несли в себе силу её народа, а их количество подтверждало, что род мокши идёт с далеких времен.
Княжна вышла на поляну и остановилась. Здесь находилось капище: статуи Богов и храм.
В центре стоял Бог Богов Световит. Он одухотворял мир, был покровителем рода и духа. Рядом с ним Перун – владыка неба, воздуха и земли. По левую сторону от Световита стояла Мокошь, покровительница семьи. Вокруг них стояли Сварожич – бог огня, Велес – покровитель хозяйства, Даждьбог – бог Солнца, Стрибог – покровитель ветра, Земля-кормилица, Вода – мать-поилица. В ногах Световита лежал белый камень в форме лошади, как олицетворение доброго начала, помощника и друга человека.
Нарчатка расплела косу, опустилась на колени и замерла. Когда ехала сюда, много что хотела сказать. А пришла – только усталость и тишина на душе.
Неожиданно ветер в неистовом порыве заиграл её волосами. Ей стало так благостно и легко, а из глубины души пришло осознание – ее услышали и поняли!
Княжна поднялась с колен.
– Лейла, – позвала она лошадь.
Та тут же примчалась. Гнедая кобыла красотой не обладала, зато была вынослива и умна. Иногда она так смотрела на хозяйку, что, казалось, вот-вот и заговорит.
На совете было объявлено. Эрзя заключили союз с булгарами. Это значило быть войне, а не просто приграничной стычке.
В мире людей надо принимать чью-то сторону: покорять или кланяться. А ведь мокши пошли из лесного народа. Скотоводы и земледельцы они хотели жить в слиянии с природой. Даже крыши своих полуземлянок мокши покрывали дерном так, что только по дыму можно было определить, что здесь находится жилище.
Но мир вокруг вынуждал их нападать. Рано утром конница во главе с Пурекешем выехала на помощь разбитой дружине.
Прощаясь, Нарчатка встала перед отцом на одно колено и поцеловала руку.
– Дочка, Атямаса проводи без меня, – распорядился Пурекеш.
Княжна поднялась. Отец взял её за плечи и поцеловал в лоб.
Когда войско выехало за ворота, она поднялась на крепостную стену и долго смотрела ему вслед. Со стороны Нарчатка выглядела как дружинник. Она не любила наряжаться, а о принадлежности к княжескому роду говорили богатые доспехи.
Нарчатка мало помнила свою мать и воспитание няньками. После смерти жены Пурекеш держал детей при себе и старался, чтобы они освоили главную науку: выживание. Когда князь был занят, за детьми присматривали ловчие. Нарчатку воспитывали мужчины, поэтому она рано научилась стрелять из лука, рубиться мечом, владеть топором. Она стала хорошей наездницей и могла укротить самого резвого коня. А вот к девичьим занятиям интерес так и не появился.
А был ли тот, о ком тосковало ее сердце? Если кто и нравился, так это Борислав, сын русинского князя. Их отцы были союзниками, имели одну цель: жить в труде и мире.
Эрзя же добывали на пропитание разбоями и охотой. И к ним примкнули те, кто бежал от русинов: воры, казнокрады, убийцы, предатели. А теперь, чтобы укрепиться в злой силе, они заключили союз булгарами.
Войско скрылось из вида. К ней подошел один из старейшин.
– Перво-наперво надобно посмотреть укрепления и запасы на случай осады, – распорядилась Нарчатка.
Днем процессия с телом Атямаса подошла к воротам. Дозорный заметил ее издалека, поэтому было время приготовиться и выйти навстречу.
Дана, жена княжича, с двумя сыновьями и Нарчатка шли впереди. И Дана была первой, кто приблизился к повозке и откинул полог. Лицо Атямаса почернело и раздулось, но Дана не отпрянула, и ни один мускул не дрогнул на её лице. Старший сын поднес ей полевые цветы вперемешку с пахучими травами. Дана положила их рядом с мужем, а после накрыла тело пологом.
Медленным шагом кони развернули повозку. Когда душа выходит из тела, она не остается в доме, где когда-то жила. Она летает по просторам, кружит рядом с родственниками, навещает любимого коня. Сейчас лошадь княжича вел под уздцы его ловчий. Конь не смотрел с грустью на повозку, а довольно фыркал в пустоту, будто заигрывал с кем-то.
Кроду приготовили заранее на поляне рядом с дубравой. Она состояла из бревен, соломы и хвороста. Атямас был княжеского рода, поэтому на кроде стояла погребальная ладья. Также с северной и южной стороны были подставлены лестницы. Дружинники занесли Атямаса по южной лестнице, а сошли по северной. В таком же направлении пошла и Дана с детьми для прощания с мужем. Потом поднялась Нарчатка, а за ней – все прибывшие. После спуска по северной лестнице она, подобно остальным, обошла кроду по кругу, периодически останавливаясь и вставляя между брёвен веточки зелени.
Последним взошел жрец. Напевая молитву, он накрыл тело белым саваном:
– Из утробы пришел материнской и в утробу матери-природы вернулся. Душа с небес пришла и в небеса вернулась. Без разрушения не родится новое, без смерти не будет жизни.
Погребальный костер выглядел не только красиво, но и празднично. Народ мокши верил: рождение есть смерть, а смерть – рождение новое. А как иначе, ведь душа идёт дальше по развитию своему!
Вокруг кроды очертили круг, и народ отошел за его границу. Женщины встали в первых рядах и затянули песню. Простоволосые и распоясанные, они выглядели, словно грешные души из мира Нави.
Нарчатке подали факел, и она подожгла сухие дрова в ногах брата.
– Отправляется Атямас к Роду своему, – произнесла княжна.
Дана забрала факел из ее рук и подожгла хворост с противоположной стороны.
– Отправляется Атямас в Правь к Роду своему, – произнесла она.
По её щекам потекли дорожки слез, волосы выбились из косы. Ещё один лик Морены, богини мертвых. Если хочешь знать, как выглядит смерть, посмотри на родственников покойного.
Мокши относились к тем народам, которые верили, что мир состоит из трех частей: Явь, Навь и Правь. Явный мир – это иллюзия. Он создан Богами для созревания души. Явь – это морок и обман, настоящий мир находится за чертой дыхания. Явь – боль, страдание, смерть. Он нужен, чтобы сурово учить человека, заставлять совершенствовать свой дух.
Навь – это дом для души, царство Чернобога и Морены. В этом мире без времени и расстоянии душа проходит свой путь в зависимости от груза грехов. Темная Навь находится на границе с Хаосом, а Светлая (Славь) – преддверие мира мертвых.
Что делать, чтобы не попасть в темные коридоры Нави? Жить по Прави, не поклоняться Кривде, почитать свой Род, щуров и пращуров.
Правь – это законы мироздания. Правь состоит из семи небес, там живут светлые боги, туда могут попасть только безгрешные души.
Женщины продолжали петь, а Нарчатка смотрела на клубы дыма. Крода – это возвращение К РОДУ. Огонь очищает, и вместе с дымом душа получает возможность вернуться на небо.
– Через костры великие плывут ладьи просторные, – запела она вместе с женщинами.
Пламя бушевало все сильнее, и тем меньше становилась её душевная боль. И вскоре тоска стала легче воздуха и вместе с дымом поднялась над землей, развеялась по ветру. А душа Атямаса помахала ей рукой из пламени и устремилась ввысь. Нарчатка, обессилев, опустилась на траву.
Когда огонь потух, Дане подали домовину из бересты и лопаточку. Она собрала туда часть пепла и вместе с детьми направилась к дубраве. С ней пошли Нарчатка и Радим. Ямка была выкопана заранее, неподалеку от дуба княгини. Дана высылала туда пепел, Радим поднес саженец, и женщины вместе с детьми принялись засыпать его корни землей.
А тем временем жрец собрал остальной пепел в туесок и направился на Злыгость-скалу. За ним тонкой змейкой последовали женщины, каждая со светильником в руке.
Взойдя на скалу, они выстроились в ряд, а жрец подошел к краю и развеял пепел над рекой.
Потом процессия все той же неторопливой змейкой отправилась на красную горку, где по традиции проходили тризны.
Возвращение К РОДУ – это выплакать всю боль, помянуть своих предков.
На красной горке пылали костры, была расстелена скатерть, с кушаньями для тризны: кутья, караваи, лепешки, яблоки. Женщины разместились по кругу в несколько рядов, взялись за руки, и, раскачиваясь из стороны в сторону, затянули песню прощания:
Закатилось солнце красно,
За круты высоки горы,
За темны леса дремучи.
Спрячут моё солнце красно
В грозно сине бурно море.
Не обогреет меня боле,
Не посветит тёплым светом.
Поховают, закопают.
Закладут зеленым дерном.
Пеплом сизым друже станет,
Духом, дымом на просторе.
Закатилось солнце красно.
В конце куплета после имени Атямас каждый произносил имена предков с благодарностью за то, что те отдали свою силу в Род.
Кто-то всхлипывал, слышались крики – каждая переживала потери по-своему. Дана соединилась с последним кругом, согнулась пополам и издала жуткий вопль. Нарчатка встала между двумя женщинами и присоединилась к пению. Слезы подступили к горлу так, что ей стало трудно дышать. Она упала на землю и разрыдалась.
В полночь наступил катарсис. Первой фазой эмоционального очищения была тишина. Женщины лежали на траве, раскинув руки по сторонам. Кто-то смотрел в небо, кто-то закрыл глаза и погрузился в себя.
Жрец ударил в било, что означало начало кродной трапезы.
Зазвучали колокольчики и свистульки – начинался праздник жизни и последняя ступень возвращения к Роду.
Нарчатка положила в подол несколько лепешек, яблок и отправилась на берег реки, в излюбленное укромное место. Путь к нему шёл сквозь колючие кустарники, зато приводил на пологий берег, покрытый шелковой травой-муравой.
Нарчатка присела и замерла, любуясь ночным небом. Казалось, звезды висят так низко, что можно дотянуться рукой.
Княжна взяла яблоко и кинула в воду:
– Приходи, подружка, пировать.
Мгновение и из воды показалась женская голова, потом шея и грудь, прикрытая длинными волосами. Русалка (а это была она) схватила яблоко и поднесла его к лицу.
– С пчелой поладишь, медку достанешь, – протянула она.
– Любишь ты, Мавка, поговорки, – заметила Нарчатка.
– Дорог в поле пахарь, а в беседе – бахарь, – ответила она и добавила: – Слышала о твоем брате. Не кручинься, время жить и время умирать.
Русалка медленно вышла из воды. Её тело при лунном свете казалось нереальным, хотя ничего необычного не было: две руки, две ноги. Наверно, из-за бедности и безупречной стройности Мавка казалась больше призраком, чем живым существом.
Народ знал о русалках, хотя видеть их могли не все. Нарчатке они показались в детстве. Когда умерла её мать, девочка сбежала от нянек на берег реки, чтобы в одиночестве выплакать свое горе. Вот тогда впервые она увидела Мавку. Та успокоила её, приласкала и стала подругой на много лет.
– Где сестры твои? – спросила Нарчатка.
– В омуте у Злыгость-скалы. Сокровища ищут.
– Находят?
– Пока только мертвецов. Скажи народу, чтобы со скалы ради забавы не прыгали.
– А ты поведай, что лучше жить на земле или на дне? – неожиданно спросила Нарчатка.
– Где сосна взросла, там она и красна. Но неправда, что все утопленницы. Кто не захочет быть русалкой, ею не станет. Мир, в котором живёшь, любить надо, иначе он отвергнет.
Вскоре на подмогу прибыл княжич Борислав с дружиной. Войско разместилось вокруг города, задымило кострами.
Нарчатка встретила Борислава на крыльце княжеской хоромины. Он подошел к лестнице и посмотрел на неё снизу вверх. Княжна была в привычной для нее одежде, в длинной рубахе и штанах.
– Когда привечать в платье будешь? – усмехнулся он.
– Мне негоже в нарядах, – отмахнулась Нарчатка.
– Подвенечное платье тебе будет любо.
Борислав встал рядом с ней. Его глаза светились нежностью и любовью так, что закружилась голова. Нарчатка понимала: когда-то придется принять решение, отказаться от свободы и ратных забав. Но сможет ли она жить в узах брака, подчиняться мужу? А с другой стороны, ее народу нужна поддержка русинского князя, а брачный союз навеки скрепляет любую договорённость.
Нарчатка повела гостя в гостиную к накрытому столу.
– Я жду ответа, – напомнил Борислав.
– Беда идёт, не до свадеб, – ответила Нарчатка, отходя к окну.
Он грустно усмехнулся:
– На половодье ты сказала, надо дождаться Атямаса с похода, – и тут же спохватился: – Прости.
–А сможем ли вместе быть? Я вериги не люблю.
– Не будет цепей. Будет ладно.
Борислав приблизился и положил руки на её плечи. Она склонила перед ним голову.
– Лебедушка ты моя, – прошептал он.
Было что-то отеческое в его объятии. Нарчатка вспомнила о брате и заплакала. Ей не было соромно от своих слез, горести надобно прожить, чтобы они не точили душу.
Через два дня приехал гонец от Пурекеша. Вместо вражеского войска, они нашли разоренные грады и селения эрзи. Выживших было мало. От них мокши узнали: булгары притворились друзьями, чтобы им открылись все двери. А после однажды ночью устроили кровавую резню и пожарища. Где враг сейчас, никто не знал. По слухам, булгары скрылись в восточных землях.
В ответ Борислав послал князю часть дружины, дал наказ лазутчикам. Ему чудился обман.
Утром на подступах к городу заметили лошадь. Голова всадника лежала на гриве, руки висели плетьми. Неужели мертвый? Дозорные подъехали ближе.
Мужчина был в крови. Когда дружинник прикоснулся к нему, он застонал и что-то пробормотал на своем языке. Судя по одежде, это был купец.
Дозорные привели лошадь с пришлым в город. Старшина приютил его у себя, приказал женщинам отмыть хворого, а сына послал за ведуньей. Она осмотрела раны незнакомца, окурила его лечебными травами, нанесла мазь, заварила живительного чаю.
Нарчатка пришла к чужаку на следующий день. Он так и не пришел в себя, метался в испарине и кричал что-то на своем языке. Похоже, он был из горного люда. На это указывали смуглая кожа, черные волосы и говор. Пришлый в бреду резко повернулся на спину, одеяло сползло, Нарчатка увидела его мускулистое тело и невольно засмотрелась.
Пришлый был без сознания несколько дней. Нарчатка изредка наведывала его. Однажды она зашла, когда ведунья меняла повязку. Рана кровоточила, по краям виднелся гной.
– Он выживет? – спросила княжна
– Лицом красен, душой – темный. Чернобог таким помогает.
Нарчатка пригляделась к ведунье. Это была ещё молодая женщина, но строгое лицо и невзрачная одежда делали её похожей на старуху.
Знания между ведуньями передавали от старших к малым. Это были незамужние и нерожавшие женщины. Они никого не склоняли к своему пути, будущие ведуньи, девочки-подростки, просились к ним сами. И почти никто не уходил назад.
После перевязки Нарчатка вызвалась проводить ведунью домой. Она жила в землянке на берегу пруда недалеко от рощи.
– Почему ты ушла в веды? – спросила Нарчатка.
– Хотела людям помогать, в рост идти. Я пятая в семье. Мать трудилась с утра до ночи. Я не хотела, как она. Я любила смотреть на огонь, и чтоб тишина коло.
– Я тоже вольный ветер люблю. Но я княжеская дочь, мне должно решать, – призналась Нарчатка.
Ведунья остановилась и посмотрела ей в глаза:
– Делай, что разум велит. А Доля рассудит. Где Жива, там Морена гуляет. Что должно прийти, придет. Мы ведаем наперед и горе и радость, но говорить не велено. Потому и хмурые такие, на казнь дорога горькая.
Пурекеш вернулся, так и не отыскав булгал.
На вечери Нарчатка объявила, что согласна выйти замуж на праздник урожая.
Борислав не мог скрыть радости. Пурекеш поднялся, разлил в чарки вино и произнес:
– Вот теперь на душе моей благодать. За союз мокши и русинов! Жить нам в мире и здравии!
Три чарки соединились над столом. Борислав смотрел на нее с таким обожанием, что Нарчатке стало грустно. Сможет ли она ответить ему тем же?
Наутро Борислав засобирался в дорогу. Князь русинов ждал сына назад.
Нарчатка вышла к нему в платье и праздничном головном уборе.
– Любоваться тобой вечно. Да пора мне, – с грустью произнес княжич.
Нарчатка опустила глаза, встала рядом и сжала его ладони в своих. Он удивился её покорности.
Княжна резко подняла глаза и с вызовом посмотрела на него:
– Так я тебе мила?
– Ты как мед пьянишь в любых нарядах, – улыбнулся Борислав.
Нарчатка склонила голову на его плечо. Так простояли минуту, а может, больше.
– Положи меня, как печать, на сердце твое.
– Как перстень, на руку твою. Ибо крепка любовь, как смерть, – продолжила Нарчатка строки ведического гимна.
Борислав поцеловал ее в щеку, сел на коня и выехал за ворота. Она не стала смотреть ему вслед с крепостной стены, хотя непонятная тоска сжала ее сердце.
К ней подошёл Радим.
– Пришлый очнулся, – сообщил он.
Княжна сняла коруну и направилась в хоромину старейшины.
Ещё с порога она услышала топот ног и чьи-то стоны. Оказалось, придя в себя, пришлый порывался встать с лавки. Ведунья его отговаривала, но он все равно сделал попытку, едва она отвернулась. И своим непослушанием был наказан: упал и ударился головой.
Пришлый лежал неподвижно и казался мертвым. Ведунья беспомощно вздохнула. Она сделала все, что в её силах.
Нарчатка нерешительно замерла. Тот, кто чист душой, тверд телом и продолжал княжеский род, наделялся силой исцеления. Но эту силу нельзя было рассеивать попусту. Нарчатку звали, когда все средства были испытаны. Сейчас ее никто не просил, но в лихой беде удел княжны прийти на подмогу.
Нарчатка положила руку на лоб пришлого. Под живительной силой, исходящей от ее ладони, его веки дрогнули. Вскоре он открыл глаза, увидел её и произнес что-то на своем языке. Нарчатка узнала это слово. Когда купцы останавливались в городище, княжна много с ними глаголила, обучаясь их языку.
Пришлый назвал её жар-птицею. Нарчатка улыбнулась. А чтобы он сказал, увидев её в кольчуге?
Наутро чужак сел на лавке и с аппетитом поел. В полдень к нему заглянула Нарчатка. Она поговорила с ним с помощью скудного запаса слов и знаками. Пришлого звали Фатих. Он ехал с торговым караваном, когда на них напали. Сначала он сопротивлялся, но силы были неравны.
– Смерть всем, – сказал Фатих на своём языке, имея в виду, что его спутники были убиты.
В следующий раз, когда Нарчатка навестила Фатиха, то застала у него дочерей старейшины. Девочки пяти и семи лет восхищенно наблюдали, как он строгальным ножом вырезал фигурку лошади.
Через день Фатих успел смастерить для детей лебедь, утку и еще несколько животных. Пришлый сидел за столом, кто-то принёс ему резцы и ещё один ножик. В комнате находились уже и соседские дети.
В ясную погоду Нарчатке увидела Фатиха возле дома. Для поделок ему поставили стол на улице. Вокруг него снова были дети и, судя по количеству, теперь со всей округи. В основном они наблюдали, но были и те, кто пытался повторить за Фатихом.
А в один из дней на его столе, кроме инструментов, она увидела чашу с жиром, мел, черный уголь и непонятные порошки.
– Что это? – спросила она.
– Краски делать.
– Да ты умелец, – похвалила княжна.
Его рана быстро затягивалась. Она и не заметила, как Фатих начал уверенно ходить с палочкой, а вскоре Нарчатка увидела его в конюшне.
– Сесть бы в седло, – признался он, поглаживая свою лошадь. – Булат соскучился по езде.
– Так поехали. Не так резво, но можно, – предложила Нарчатка.
Конюх помог Фатиху сесть в седло, и они направились к воротам. Она показала прошлому окрестности, а напоследок – дубраву и капище.
Фатих внимательно рассмотрел каждого идола.
– Каких только богов я не видел, – проговорил он.
– А у тебя какой бог?
– У меня его нет.
– Разве так бывает? – удивилась Нарчатка.
Фатих посмотрел на неё странно. Его глаза из темно-карих стали совсем черными, что даже бесстрашной Нарчатке стало не по себе.
Внезапно Фатих улыбнулся так искренне и по-доброму, что княжна поняла: он пошутил.
– С каким богом ты больше разговариваешь? – спросил пришлый.
– Сварожич.
– Почему?
– Он согревает жизнь, но может и спалить дотла.
– Неужели у тебя есть темная сторона? – удивился Фатих.
Нарчатка отвела взгляд. Она княжна, поэтому тушит искры сумасбродства в своей душе. Иногда ей хочется стать странницей, ускакав в ночь, чтобы только ветер в лицо и меч, как самый надежный друг. Бывают и желания упасть в омут греха, но чтобы никто не узнал, и даже совесть не мучила. Например, прикоснуться к смуглому телу Фатиха, запустить руку в его черные кудри.
– Можно украсить Сварожича? Я знаю, как сделать оранжево-красный цвет. Бог огня должен пылать, – неожиданно попросил Фатих.
– Добро, – разрешила она и только потом вспомнила, что надо бы обсудить это со жрецом.
К концу недели Сварожич стоял, будто объятый пламенем. Верхнюю часть Фатих трогать не стал, и Нарчатка понимала почему. Он хотел показать, что невозможно жить без огня, главное, чтобы пламя не охватило полностью.
А в душе Нарчатки поселились искры беспокойства. Хотя этому не было причин. Наоборот, вокруг была особая благодать: их мирный город наполнялся любовью под ласковым солнцем. Может причина ее тревоги в грядущем полнолунии? Или оттого что лазутчики не вернулись в срок?
Ночью Нарчатка проснулась от крика и лязганья мечей. Она вскочила с лавки, метнулась к окну и не поверила своим глазам: в стенах города был враг.
Нарчатка оделась и, вынув меч из ножен, выскользнула в коридор. Первым делом нужно проведать Дану и племянников. Дверь в их светлицу была заперта.
Нарчатка постучала:
– Дана, это я.
Дверь приоткрыла нянька наследников. Дана и дети в спешке собирались.
– Что делается? – спросила она.
– Не ведаю, вам надо ехать к Бориславу. А мы решим тут, – проговорила Нарчатка.
Княжна подошла к стене и нажала на камень. Часть стены отодвинулась, появился узкий проход.
Дана посмотрела на Нарчатку.
– Я вернусь с подмогой, – пообещала она обнимая.
Потом прошла в тайный ход. Прощаясь Нарчатка прижала к себе мальчишек, а няньку взяла за локоть.
– Мой тебе наказ: погоню отвлечешь и остановишь, – распорядилась княжна, протягивая кинжал.
Нарчатка закрыла потайную дверь и крадучись пошла в сторону светлицы отца.
В коридоре она услышала чьи-то шаги. Княжна замахнулась было мечом, но это был Радим.
– Враг уже здесь. Отходим к конюшням.
– Откуда они взялись?
– Кто-то убил стражу и открыл ворота, – ответил Радим.
– Где отец?
– Бьется на площади.
Чтобы пробраться к конюшням, им пришлось вступить в бой и не раз. Потом они спрятались в потайной комнате. Помещение было крошечным, но в стене было отверстие, через которое хорошо просматривался двор.
Нарчатке увидела отца, он яростно бился с врагом. Тот жестко напирал, и о нет… Он ранил Пурекеша. Остальное случилось мгновенно: князь упал на колени, враг выбил меч из его рук, схватил князя за волосы и перерезал горло. Нарчатка видела, как кровь брызнула из шеи отца, как враг вцепился зубами в его горло. Она слышала, что есть нелюди, которые пьют кровь своих жертв, но считала эти сказы байками.
Несмотря на охватившую боль, Нарчатка продолжала наблюдать. Ей надо знать лицо убийцы! И вот он резко повернулся в её сторону. Это был Фатих!
Так вот кто убил стражу и открыл ворота! Но как враг понял, когда приходить? Нарчатка лихорадочно соображала. Сегодня полнолуние. Но лун много. Значит, Фатих дал знак. Перед глазами возникла окрашенная статуя Сварожича.
Руки Нарчатки беспомощно повисли, тело охватила слабость. Народ мокши миролюбив, он верит, что добром можно победить зло, но мир устроен так, что даже благосердие должно быть с кулаками.
– Надо уходить, – прошептал Радим.
– Если получится выбраться, скачи, что есть мочи к Бориславу. Я их отведу на себя.
– Так нельзя, – возразил Радим, намекая на то, что его дело защищать дочь князя.
– Это наказ, – Нарчатка блеснула глазами. – Дана с детьми не сможет ехать так быстро, как ты.
Когда в коридоре затихло, они выбрались из укрытия, но стоило спуститься, стало понятно: враг повсюду. Выбор был один: защищаться и при случае бежать. Нарчатка билась яростно и злобно, смерть была ей не страшна. Она потеряла брата и отца, а теперь, судя по дыму вдалеке, враг пытается спалить городище.
В кровавом полубреду ей удалось добраться до лошади и выехать из города. Нарчатка плохо соображала, только чувствовала, что верный Радим жив и следует за ней. Главным было добраться до чащи леса. И вот Боги помогли им. Нарчатка обернулась. Вид Радима был страшен: безумный взгляд, чужая кровь на одежде, порезы на лице и теле.
– Передай Бориславу, что моя любовь в омуте не потонет, – проговорила Нарчатка и грозно распорядилась: – Скачи!
Радим развернулся, пришпорил коня и исчез в гуще леса. У него был наказ и цель, а Нарчатка поскакала, не разбирая дороги. За ней шла охота, ее город был объят пламенем, а всем жителям грозила смерть. Что оставалось ей? Только молиться.
– Пращур-Род, Род Небесный! Укрепи сердце моё в Вере, даруй Мудрость и Силу Предков моих, сынов и внуков твоих. Даруй спасение народу твоему, ныне и присно, и от века до века! Тако бысть, тако еси, тако буди! – шептала она снова и снова.
Между тем крики за ее спиной становились все ближе.
Нарчатка пришпорила коня, но от погони было не оторваться. Можно повернуть вбок и поплутать еще в чаще леса, но верная Лейла в пене, а сама Нарчатка едва держится в седле.
Нет, она не будет прятаться, бегать, не позволит взять себя в плен! Лес заканчивался. Она выехала на поляну и остановилась поодаль. Очень скоро из-за деревьев показался Фатих. На черном арабском скакуне в дорогих доспехах его было не узнать. Куда делся тот светлый парень, который мастерил игрушки детям, учил их красить и вырезать?
– Кто ты? – крикнула Нарчатка.
– Воин без роду и племени, – ответил он.
– Волколак!
– Давеча ты считала меня добрым духом, – усмехнулся Фатих, обнажив ряд крупных зубов.
– Почему?
– Это забава.
– Это жадоба крови! – возразила она.
Нарчатка хотела еще что-то сказать, но зачем? Где умному горе, там глупому веселье. Фатих – не человек, а бес. Он не даст пощады, не проявит милосердие.
А вот ее не учили ненавидеть, она умела ценить и прощать. Поэтому сегодня ее народ будет уничтожен, а городище сгорит дотла.
Нарчатка развернула лошадь к Злыгость-скале. Фатих натянул струну, но в последний момент передумал. Зачем тратить стрелы, когда впереди обрыв? Неужели прыгнет? Неужели ее конь не испугается в последний миг?
Лошадь не сбавила шагу, она полностью подчинилась хозяйке. Лейла бесстрашно прыгнула в пустоту.
Фатих подъехал к обрыву и посмотрел вниз. Река текла размеренно и спокойно, ничего не плавало на поверхности, словно Нарчатка вместе с Лейлой растворились в воздухе, так и не коснувшись воды. Хотя в этом не было дива: ни у Нарчатки, ни у лошади не было шансов спастись из-за тяжелых доспехов.
Фатих посмотрел на город. Отсюда он был как на ладони. А как красиво полыхал!
Врагов надо уничтожать хитростью и поодиночке, так больше шансов на успех. После очередной стычки Фатих был ранен и сам вызвался сыграть роль раненого купца. Его переодели в одежду убитого торговца и пришпорили лошадь в сторону городища. Никто не знал: выживет он или погибнет, но удача любит отчаянных. А разукрашенный Сварожич вправду стал знаком.
К утру городище было разграблено. Вместо домов, стояли остовы почерневшего камня, тлели костры. Враг пленных не брал: кто не смог убежать, были убиты. А те, кто пытался спрятаться, погибли в огне либо задохнулись в дыму.
С рассветом опьяненный кровью супостат добивал раненых и охотился на жителей, которые укрылись в лесу. Враг был настолько бездушен, что ему ничего не стоило пригвоздить стрелой к дереву отроковицу, снести с плеч голову дитя. Налетчики рыскали по лесу, словно упыри, и не могли остановиться.
Поздним утром к капищу подъехал Фатих.
– Ну что, Пурекеш, спасли тебя боги? Хитрость и сила – вот что правит миром!
Он дал знак, и супостаты облили маслом статуи Богов и подожгли. Очень скоро огнем было охвачено все капище.
Всадники развернули коней и поехали прочь. Позади них осталась земля, на которой птица гнезда не совьет, детский смех не зазвучит. А если на пожарище и увидят душу живую, то только падальщиков и хищных птиц.
Борислав с дружной прибыли назавтра. От тех, кому удалось спастись, княжич проведал: враг был жесток, но все равно не был готов узреть выжженную землю и столько растерзанных тел. Да и кто сможет вынести это? Разве что нечисть.
О Нарчатке никто не знал. Борислав приказал искать повсюду: на месте её хоромины, на площадях и улицах. А сам он обошел вокруг города, потом вспомнил о ведунье и спустился к реке.
Землянка стояла раскурочена, без крыши, но внутри Борислав нашёл хозяйку. Она была ранена в грудь, но жива.
– Думали, что убили меня. Я в кустарник отползла, а когда они ушли, вернулась, травы приложила. Кроме меня, тебе некому будет сказать, – запинаясь и тяжело дыша, произнесла ведунья.
– Где княжна? – нетерпеливо спросил Борислав.
– Подай мне плошку с полки.
Полка была прибита так высоко, что княжичу пришлось потянуться. На плошке лежали засушенные чёрные коренья.
Борислав поставил плошку рядом с ведуньей.
– Нет больше Нарчатки. Омут забрал её. И мне пора, – проговорила ведунья и положила один из корешков себе в рот. – Мне жить, только мучиться. А ты перебей их всех. Сердца нет у них, и не будет никогда. А все тела сожгите и моё тоже. Отправьте убиенных к Роду.
Глаза ведуньи закрылись, голова скатилась на бок.
Зря Борислав искал, кого любит душа его на площадях, улицах, в поле. Ушла душа его по каленому мосту через реку Смород в Царство Морены, где нет времени и пространства.
Борислав упал на колени и, наклонившись вперед, закричал.
Войско русинов было готово идти по следу супостатов дни и месяцы, пока не будет уничтожен каждый из них. Но к концу третьего дня враги сами выбежали навстречу. Почти все они были пешими и безумными. Булгары превратились в неуправляемую толпу. Их не страшила смерть от мечей русинов, они до дрожи боялись того, что следует за ними. И стали удобными мишенями. Борислав приказал не щадить никого.
Несколько дней и ночей русины выискивали противника, а, увидев, убивали группами и поодиночке. Борислав приказал: пленных не брать. Хотя некоторые умоляли не убивать их, а были те, кто в безумии угрожал:
– Сила, которая идет за нами, не пощадит и вас.
Но неведомого врага русины так и не встретили, нашли только то, что осталось от привала супостата. Для отдыха они разместились на берегу реки, и было видно, что покинули его в спешке, оставив даже ценные вещи. Русины нашли множество мертвецов без явных ран на теле, но с выражением ужаса на лице. Только один воин со смуглой кожей и черными, как крыло ворона волосами, был найден с кинжалом в сердце.
Борислав приказал: спалить все дотла и забыть то, что видели. Пока дружина выполняла его волю, княжич расположился дальше по течению реки. Он снял доспехи, умылся. Тоска о Нарчатке обручем сжала сердце. Борислав положил седло под голову и закрыл глаза.
Всплеск воды раздался у самого берега, но княжич не проснулся. На берег вышла нагая девушка с длинными распущенными волосами. Это была Нарчатка. Она присела возле спящего Борислава, прикоснулась к его плечу и произнесла:
– Крепка была моя любовь, как смерть, но смерть вышла крепче.
Нарчатка сделала длинный выдох, и из ее горла вышел густой туман и окутал княжича. Борислав открыл глаза и потянулся к Нарчатке. Их губы соединились, а объятья сплелись.
Борислав проснулся с первыми лучами солнца бодрым и радостным. Ему приснился волшебный сон, как он и Нарчатка любили друг друга. Напоследок она сказала ему:
– Не клади на сердце печать, как перстень на руку свою. Живи, любый мой, живи за нас двоих.
Погружаясь в омут, Нарчатка попросила помощи у Рода. Она не может уйти в Навь, пока не отомщен её народ. И ее просьба была выполнена.
Утро вечера мудренее – трава соломы зеленее. Куда бы человек ни шел, все равно он придет к воде. Так же и войско. Даже самые жестокие воины желают умыться, испить воды, отдохнуть.
Когда войско расположилось на берегу реки, ночью того же дня русалки напустили тумана.
Тихий омут спит, не шелохнется.
Я стою над быстрою водой.
Ой, как мне сейчас забыться хочется,
Одинокой, грустной, молодой.
Где-то там да за дальними овинами,
Над широкой быстрою рекой,
Под большими, под густыми ивами
Милый мой прощается с другой.
У меня любовью сердце тронуто,
У любви такая глубина,
Что она, пожалуй, глубже омута:
Не видать ни берега, ни дна.
Буду ждать его ночами лунными,
Лишь одним дышу я и живу.
Тихий омут, не пугай глубинами.
Все равно до счастья доплыву.
Пели русалки, гуляя по берегу. А дурман обездвиживал воинов и перед смертью являл им самый страшный кошмар, заставляя умирать в муках.
Но туман шёл медленно и не мог разом поглотить всех. Дальние ряды, задыхаясь отползали и спасались. Это замечали те, до кого дурман ещё не добрался, и в страхе бежали.
Нарчатке не пришлось искать Фатиха. Она следила за ним весь день и знала, где он склонил голову для сна.
Обездвиженный Фатих лежал на спине. Только зрачки его красивых глаз беспокойно вращались. Нарчатка наклонилась над ним. В глазах Фатиха застыли удивление и страх.
Она медленно воткнула в грудь его собственный кинжал по самую рукоятку и издала страшный вопль. Супостат был уничтожен, но её народ не вернуть, как не воскреснет величественная дубрава!
Потом русалки ушли в воду, на таинственную глубину, в мир, недоступный взору человека. Это было впервой, когда они причинили зло человеку. С тех пор русалки могли умертвить без зазрения совести, но всегда имея на то причину.
Нарчатка из реки наблюдала за жизнью Даны и детей. Борислав взял их под защиту и дал кров всем выжившим из её народа.
Иногда по ночам Нарчатка приходила в покои Борислава. И он снова видел чудесный сон, как они с княжной любили друг друга. Наутро Борислав просыпался счастливым.
Так случилось несколько раз, пока однажды Нарчатка нашла на постели рядом с Бориславом стройное девичье тело. Это была его молодая жена.
Больше Нарчатка не появлялась. Только наблюдала издали за племянниками. Парни быстро повзрослели, а черты старшего так напоминали Атямаса, что временами щемило в груди.
В народе и спустя столетия сохранились сказания о русалках. А в традициях навеки осталась Русальная неделя. В те дни совершались обряды: вынос берёзки, проводы русалки, похороны Костромы, вождение коня.
И звучали песни:
На гряной неделе русалки сидели
Раным-рано!
Сидели русалки на прямой дороге!
Раным-рано!
На прямой дороге, на кривой берёзе!
Раным-рано!
Просили русалки и хлеба и соли!
Раным-рано!
И хлеба, и соли, и горькой цибули!
Раным-рано!