Роман «Петербург» А. Белого – футуристичный, модернистский текст, полный символов, разгадка которых никак не приблизит вас к пониманию замысла романа. Очень дилетантское произведение, написанное саркастическим, изворотливым до мозга костей человеком. При этом юмора как такового, я лично, не почувствовал. Пару раз улыбнулся от силы.
Погружаясь в Петербург, сознание читателя не расслабляется, плывя по глади приятных незамысловатых слов, соединенных в простом, но безупречном танце. Нет, этот текст ухабист, топорен. Читая «Петербург», будьте готовы сломать свой внутренний язык, отвечающий за пережевывание слов. Абзацы заканчиваются, не успев начаться. Эпизоды обрываются на полу слове. Вообще непонятно, зачем включены некоторые из персонажей. Персонажи плоские, как рисунки (дама, валет) на игральных картах. У романа нет какого-то одного характерного достоинства, которое притягивало бы к себе, заставляя возвращаться к нему, будь то крутой стиль, обаятельный персонаж, атмосферная, продуманная фабула, жизнеутверждающий посыл.
К сожалению, «Петербург» не смог сохранить свои ценность и значение спустя век, как мне кажется. Хотя во время выхода (1913-1915 гг.) он, возможно, был новаторским, и ниже я попробую это новаторство сформулировать.
Время отсутствует в этом произведении, кроме времени действия романа – 1905 г. Я имею в виду, что здесь нет временной последовательности – длительности. Мы не понимаем, происходят события друг за другом или содержатся в одной точке.
Андрей Белый по максимуму запутывает читателя, разрывая любую связь с реальностью за пределами книги. Кроме времени есть еще один интересный момент. Рассказчик не выступает здесь в роли повествователя или очевидца, что свойственно классической русской литературе. Рассказчиком в романе выступает сам Петербург, такой туманный, грязный, желтый, потусторонний. Впитавший в свои «жёлтые квадратные дома» столько тайн, убийств, сумасшествий, трагедий, фарсов, творческих взлетов. Андрей Белый не раз указывает на то, что он в этом романе на птичьих правах, что он не я в л я е т с я рассказчиком. Белый уходит от ответа, кто является повествователем, заметая за собой все следы.
Рассказчик, словно призрак, перемещается от героя к герою, несется по Невскому, по Василеостровской восемнадцатой линии, мечется между одной подворотней и другой, выявляя все секреты и особенности Петербурга. Рассказчик – это неодушевленное лицо. Может быть это и есть голос Петербурга!? Голос взболомошенного, мистического, болезненного города.
«…пока легкомысленный агент бездействует в отделении, этим агентом будем мы… Ну, какой же мы агент?», - рассуждает рассказчик, кем бы он ни был.
Нарушается понятие о пространстве. Это значит, что непонятно, кто близко, кто далеко, где один персонаж, где второй, на каком расстоянии они по отношению друг к другу. Персонажи Белого топчутся в «кругу, центр которого – повсюду, а окружность не заканчивается нигде».
Стоит отметить эпизод, протекающий со 130 страницы по 140, а именно – несанкционированный уход Софьи Петровны на бал, описание самого бала, уход гостей, самоустранение Сергея Сергеевича Лихутина. В этих сценах поражает описание Белым поведения и чувств каждого из персонажей. Он описывает ссору Лихутиных со стороны жены и со стороны мужа. Уход гостей с бала. Сперва с бала уходит Николай Аблеухов, встречая в подворотне «паршивенького господинчика», который предлагает пойти Николаю в ресторан. Сцена заканчивается. Теперь выходит с бала Аполлон Аблеухов, встречая того же самого господинчика. Что было между уходами двух Аблеуховых, чем закончилась встреча «паршивенького господинчика» с Николаем и как он оказался снова у подъезда, где проходил бал, - остается додумывать читателю.
Как ни странно, есть в «Петербурге» немного и о Петербурге. Бегущий проспект с рядом желтых коробок. Параллельно с бегущим проспектом был бегущий проспект с тем же рядом коробок, с тою же нумерацией, с теми же облаками. Загаженные грязные подворотни, где мочатся маргинальные субъекты. Запахи капусты и пыль, выбиваемая из ковров, разносятся от входа в парадную до крыши. Вязкая гуща, циркулирующая по Невскому. Длинная неизменно-ползучая многоножка, захватившая Неву. «Там тело влетающих на панель превращается в общее тело, в икринку икры: тротуары же Невского – бутербродное поле».
В романе определённо присутствует музыкальность, подобие ритма, хоть и ломанного. Рефреном повторяются поэтические образы вроде красного домино, летучего голландца, скачущего медного всадника.
Часто у реплик не указывается адресант, поэтому можно включить воображение и примерить их то на одном собеседнике, то на другом.
Мне лично не хватило тех самых подробностей из жизни Петербурга, за которыми я и взялся читать этот роман. Язык чересчур топорный и шероховатый. Персонажи действительно картонные и безжизненные. Повествовательные линии героев не закончены, некоторые эпизоды не получили завершение. Хотя сейчас мне пришла в голову мысль, что прием, заключающийся в незавершенности, был применен Белым сознательно, дабы придать всей истории еще больший туман и мистицизм, а также за счет этого приема можно приблизиться к реалистичности, ведь мы и в жизни-то не всех деталей о событиях, происходящих вокруг, знаем и понятия не имеем, как у наших дальних знакомых сложилась судьба, есть ли в их судьбах нравственный, поучительный урок или нет, который мы получаем в классической литературе и который отсутствует в романе «Петербург»!? В этом смысле Андрей Белый со своим «Петербургом» ушел дальше классических, моралистских романов.
