Намедни Антоша, с большим эмалированным ведром, пришел в лес валуи собирать. Он такие грибы оченно любит, за то что они упругие и крепкие, как кулаки сельских женщин. Антоша даже белые грибы не уважает, ногами давит, когда увидит, и принципиально не берет. А валуи все подряд собирает. И рад, когда находит. А когда не находит – грустит. Потому что очень приятно похрустеть соленым валуем на досуге.
В лесу тишина, только тенькают синицы, да где-то вдалеке бобр, скотина этакая, грызет сухостойное дерево. Осень уже окончательно вступила в свои права, октябрь заканчивается, первый снежок тонкой вуалью окутывает пространство, в котором, словно пьяные девицы, от ветра слегка покачиваются березы и липы. И было холодно. И не было грибов. Совсем.
Антоша присел на трухлявый пень и почувствовал, как быстро на лоне природы промерзает седалище. Но надо же отдохнуть от бесконечной ходьбы, глотнуть свежего воздуха, и, вольно зевнув, распахнуть скукожившиеся от городского смрада легкие навстречу осеннему утру.
- Аааа-хххх! – смачно ухнул грибник, широко разинув пасть.
В зарослях можжевельника от его возгласа шарахнулся испуганный дикий лось. Убегая, мягко забил неподкованными копытами по лесной подстилке.
- Жаль ружья нет, - посетовал Антоша, - лосятину можно и без валуев есть, если в сковороде отбить и затушить. Надо было хоть рогатину какую-нибудь прихватить, вдруг медведь встретится в этом глухом лесу. И заколоть будет нечем.
Из-под ноги взлетела небольшая птица.
- Это рябчик, - решил Антоша, - как я его, заразу, не углядел, весь ботинок мне истоптал и загадил.
Протерев ботинок лопухом, он встал и резко похлопал себя по заднице ведром, пытаясь согреть замерзшую часть туловища. Посмотрел по сторонам. И несусветная красота Живой Природы обуяла его грешную душу. Захотелось летать и писать хорошие стихи. Он задумчиво склонил голову, подбирая рифмы:
За овином ветер стылый
Треплет вымя у сосны.
Мир тревожный, мир унылый,
Давший дуба до весны…
Стало совсем холодно. И не сочинялось. Антоша, решил отложить стихосложение до возвращения в свою квартиру.
Под дубом он насобирал желудей, рассовывая их по карманам.
- Посажу во дворе, будет дубовая роща, соседи спасибо скажут, - размышлял любитель природы, надкусывая желуди, чтобы скорее проросли. - И лет через сто пятьдесят, рощу эту назовут моим именем. Главное – не дать бобрам возможности деревья во дворе сожрать. Они сейчас повсюду поживу ищут. Придется капканы ставить.
Осень скудно кидала остатки золотых листьев к ногам человека. Внимание привлекла вырытая в земле дыра. Антоша выломал длинную палку и пошебаршил ею, пытаясь нащупать засевшего в норе барсука (о пользе барсучьего жира ходили легенды). Почувствовав, что под землей что-то есть, он, отбросив палку, проворно сунул в темное отверстие руку, пытаясь поймать ловкую зверушку и вытащить на свет божий. Обрадовался, нащупав что-то мягкое. Но это оказался вовсе не барсук, а экскременты убежавшего животного со специфическим стойким запахом.
Вытирая ладонь о кору деревьев, Антоша, забыв про поэзию и красоту Матери-Природы, грубо выругался и поспешил домой. Без всяких валуев. Придя в родные пенаты, дважды вымыл руки с мылом и, сев за стол, никак не мог вспомнить написанного в лесу великолепного лирического четверостишья, показавшегося ему теперь просто гениальным. И было досадно. Но память – девица капризная, порой не хочет отдавать прошлое, даже если оно связано с интимным творчеством.
На ужин Антон, вместо любимых валуев, ел, надоевшую и не полезную для организма, яичницу со свиным салом, совсем не похожим на барсучий жир. А ложась спать, мечтал о том, что завтра снова пойдет в лес, чтобы найти чертовы валуи, спрятавшиеся от него в заветных кущах.
----------------------------------------------
Бродя по диким местам, можно столкнуться с необъяснимыми явлениями. Об этом вот ТУТ! Тыцни курсором в выделенное слово и окунись в неведомое.