Ульяной звали мою маму. Почему я вспомнила эту историю, будет понятно в конце рассказа. Она произошла, когда мне было семь лет, и я помню, как вместе с мамой тряслась за дверью, когда три разъярённых мужика колотили в неё.
Мы жили рядом с продуктовым магазином. Село было многонациональным и, кроме постоянных жителей, часто на квартирах стояли шабашники. Так называли мужчин, которые приезжали жать камыш, делать маты из него и строить кошары.
Платили шабашникам хорошие деньги, а они их спускали на веселье с друзьями под магазином.
В тот вечер их было четверо: трое местных и один шабашник- грузин дядя Миша. Это я узнала, когда мы познакомились.
Что произошло между ними, я не знаю, но ближе к сумеркам со стороны компании начались крики, ругань, а потом драка.
Когда грузин понял, что он против троих не устоит, решил спасаться бегством: перескочил через наш низенький заборчик и побежал в сторону хаты.
Помню, он заскочил в коридор уже с разбитым лицом. Мама сразу всё поняла, показала ему, чтобы спрятался в сенцах за занавеской, а сама вступила в переговоры с мужиками.
Местные её уважали, так как мама никогда им не отказывала, когда мужики просили стакан ( из горла тогда не пили). Некоторые даже закусить что-нибудь просили, и в куске хлеба или огурчике с помидорчиком тоже отказа не знали.
Мужики в ответ всегда оставляли нам тару. Сдав пустые бутылки в этот же магазин, я покупала себе сладости: конфеты, вафли, пряники. Печенье я не любила в детстве.
Итак, трое за дверью вели с мамой переговоры, я стояла рядом, а она убеждала их, что парня у неё нет.
-Вам показалось, мужики. Он огородами побежал,- говорила она. - Идите домой, хватит уже.
Мужики запросто могли выбить нашу хлипкую дверь, но они почему-то не решились и, остыв от горячки боя, ушли домой.
Миша-грузин тоже сидел за занавеской на сундуке спокойно: понял, что гроза прошла.
Отец мой вернулся с работы ( он работал механиком на току и в период уборки всегда возвращался поздно), узнал историю, познакомился с Мишей, оставил его у нас ночевать, чтобы он ещё чего-нибудь не натворил.
После этого случая дядя Миша (так я его звала) в каждый свой приезд дарил мне деньги: пять или десять рублей. Видимо, всё зависело от его зарплаты. И не уставал благодарить маму за смелость и спасённую жизнь.
С отцом они частенько сидели в беседке под виноградом и вели беседы, наливая из трёхлитровой банки в гранёные стаканы вино отцовского изготовления, поскольку папа мой был ещё и виноградарем. В урожайные годы у нас в дубовых бочках созревало до 500 литров вина.
Дядю Мишу я запомнила весёлым и говорливым. Он не мог выпить без тоста. А тосты с каждым стаканом становились всё длиннее и длиннее. И обязательно был тост за дружбу народов, за грузин и русских, которые всегда приходят на помощь обиженным.
Вот такая история. А вывод сделать легко. Не правда ли?