Читаем главу из тетралогии Юлии Кузнецовой «Первая работа». Маша Молочникова отправляется в Барселону. Приключения начинаются!
Аэропорт меня оглушил.
Люди бежали, кричали друг на друга, спорили, возмущались, шумно радовались. Кто-то плакал, кто-то махал зонтиком, привлекая к себе внимание, а вокруг скамеек с визгом носились маленькие дети. Прямо передо мной, сигналя, проехал дяденька на машине-полотере, а справа загудел аппарат, с треском заворачивающий чемоданы в синюю пленку.
Я потерла уши. Как шумно… Особенно после папиного автомобиля. Мы доехали до аэропорта в полной тишине.
«Странно, — подумала я, — папа всегда включает “Авторадио”, которое я терпеть не могу, или мамино любимое “Монте Карло”. А сегодня забыл!»
Я обернулась на родителей. Мама шагала по натертому до блеска полу с таким независимым видом, словно работала тут, в аэропорту. Но я видела, как судорожно она прижимала к груди сумочку, как побелели костяшки ее пальцев и как шевелятся ее губы. Мама повторяла: «Одна, совсем одна, так далеко! Одна, совсем одна!» Как греческий хор из античной трагедии.
Папа, внешне спокойный, катил мой чемодан. Но раз он забыл включить музыку, то волнуется больше маминого.
Папа боится летать. Он отправился когда-то в юности к родственникам в Севастополь. Самолет попался крошечный, и его здорово трясло всю дорогу. С тех пор папа ездит только на поезде, а еще лучше — на машине. Маме стоило больших трудов уговорить его на поездку в Испанию, когда я была маленькая. Я тогда заболела, и меня оставили с бабушкой. Но мама рассказывала, что папа в самолете жутко волновался и даже принял снотворное. Теперь он переживает за меня. «Может, поездом?» — раз пять спрашивал вчера. «Ага, конечно, — язвила я в ответ, — а чего поездом? Давай сразу на велосипеде!»
Нехорошо, конечно, так шутить. Но надоедает, что по сто раз одно и то же повторяют. Когда у меня будут собственные дети, я не стану за них так волноваться. Буду им доверять!
Мы подошли к стойке приема багажа, встали в очередь за пожилой парой: она — с бумажной книгой в руках, он — с электронной, в коричневом кожаном чехле. Время от времени он поглядывал на очередь и что-то шептал, а она кивала, не отрываясь от чтения.
Я полезла в рюкзак, чтобы достать паспорт и распечатанный посадочный талон — Беатрис накануне написала мне в ватсап и посоветовала зарегистрироваться на рейс заранее. Паспорта в рюкзаке не оказалось. «Паспорт тоже волнуется, не хочет лететь и прячется», — усмехнулась я про себя и сунула руку в другой карман.
Тут мне стало не до шуток. Паспорта не было и там. Я зажмурилась, пытаясь вспомнить: клала я его вообще в рюкзак или нет? А если нет, то?..
По спине побежали ледяные мурашки, словно кто-то высыпал за воротник целый совок мелких льдинок из морозилки.
Стараясь не смотреть на родителей, я осторожно потянула молнию наружного кармана… Паспорта и там не было!
Вдруг стало трудно дышать. Такое бывает только в кино. Я вспомнила: утром паспорт и посадочный талон лежали на кухонном столе возле бутылки с йогуртом. Посадочный — белый. Паспорт — темно-красный. Я открыла его, заглянула внутрь. Расстроилась в который раз из-за неудачной фотографии. Потом мы начали препираться с мамой из-за йогурта. Я сказала: «В самолет нельзя с жидкостями!» А она: «По дороге выпьешь!» Спорить времени не было, и я сунула холодную бутылку в рюкзак. Она до сих пор тут. А вот положила ли я паспорт?!
Дышать с каждой секундой становилось всё труднее. Будто взяли и выкачали воздух из всего аэропорта. Специальной воздуховыкачивающей машиной. Я снова полезла в рюкзак. Пальцы горели, словно я их обожгла.
— Маш! — сипло сказала мама, потом откашлялась и добавила: — Ты паспорт ищешь? Я вытащила. К себе переложила. Чтобы не потерялся.
Я набрала воздуха в грудь.
— МАМА!
— Что? — удивилась она.
— Мама, ты… Ты… Вот почему…
Слов не хватало.
«Я точно буду доверять своим детям!» — поклялась я мысленно.
— Может, все-таки на поезде? — невесело улыбнулся папа.
— А где та девочка? — вдруг вспомнила мама. — Ты ведь не одна летишь! С тобой еще девочка. Беатрис же говорила!
— Найду, как долечу, — пожала я плечами.
— Нет, надо найти ее здесь!
— Как ты ее найдешь? Думаешь, тут разгуливает девочка с табличкой «Лечу в Барселону с Машей Молочниковой»?
— Нет, — упрямо повторила мама, — надо найти сейчас! Вдруг она уедет раньше тебя? А ты не найдешь нужный автобус!
— Спасибо за веру в мои силы!
— Не ерничай. Тебе же Беатрис говорила, что эта девочка уже была в Барселоне два раза. Надо ее найти!
— Я не хочу, — пробормотала я.
На самом деле мне хотелось познакомиться с этой девочкой. Но, с другой стороны, я так редко бываю одна и делаю что-то самостоятельно. Я то с родителями, то в школе. Мне хотелось проверить, как это — отвечать самой за себя, всё самой контролировать.
С мамой из-за паспорта я ругаться не стала, потому что знала: в конце концов родители уедут, а я отправлюсь в салон самолета, самостоятельная и взрослая. И родители не будут давить на меня своим мнением. А при них я как будто всё время смотрю на мир их глазами… Так ничего сам и не разглядишь.
Правда, у меня было подозрение, что стоит мне остаться одной, как я не стану разглядывать мир, а поскорее залезу в инсту или тикток. Или музыку буду слушать.
Но мне хотелось сперва пройти над пропастью окружающего меня мира по узкой тропинке одиночества (вот завернула!). Короче, не нужна мне сейчас была эта девочка-путешественница!
— Вон там у стойки какая-то барышня, — указал папа и добавил: — Ругается на весь аэропорт!
— Ее зовут Марина, — вспомнила мама, — давайте спросим. Вдруг это она?
— Попробуй, если сможешь ее перекричать, — усмехнулся папа.
Девушка и правда очень громко возмущалась, махала руками и что-то сердито доказывала, указывая на свой чемодан, обтянутый чехлом тигриной расцветки.
— Я хочу гарантий! — донеслись до нас ее слова. — Гарантий, что мой чемодан долетит до Испании в целостности и сохранности! У меня там всё самое важное!
— Возьмите важное в ручную кладь, — пыталась ее успокоить тетенька за стойкой регистрации.
— Все семь пар туфель взять? — с презрением переспросила девушка. — И платья?
Папа фыркнул.
— Это не наша подружка, — негромко сказал он, — это моделька. Она точно не учиться едет. Загорать летит. По ней видно, что в голове только туфли да платья.
Но мне стало не до смеха. Девушка и в самом деле была одета первоклассно: короткое ярко-розовое платье, джинсовая куртка, римские сандалии, обвивающие ноги золотистыми ремешками. Волосы уложены в высокую прическу. Выглядела она так, словно собралась сниматься в фильме про самолет с Данилой Козловским в главной роли. А меня мама убедила надеть в полет спортивные штаны! С зелеными полосками по бокам. «Практично и удобно! Лететь долго — поспишь». Я не стала спорить, я же никогда не летала. Думала, люди наряжаются в полет только в кино…
Девицу в конце концов успокоили. Она проводила долгим взглядом чемодан тигриной расцветки, схватила свои документы со стойки и развернулась к служащей спиной, не поблагодарив.
— Я спрошу! — рванулась мама.
— Не надо! — ахнула я, но не успела ее удержать.
— Извините, — улыбнулась мама девице, когда та поравнялась с нами, — вы случайно не Марина?
— А что? — настороженно спросила та, прижимая к груди небольшую сумочку из джинсовой ткани.
— Это Маша, — поспешно сказала мама, чуть подтолкнув меня вперед, — Маша Молочникова. Вы тоже летите в Барселону учить испанский?
Девица бесцеремонно осмотрела меня с ног до головы, потом перевела взгляд на очередь и протянула:
— Так вас до-олго ждать!
— Точно, — поддержала я и незаметно ткнула маму локтем в бок, — нас долго ждать. Мама, отпусти человека.
— Нет, там еще одну стойку регистрации открыли, — заметила мама, — Маша, вперед! Мариночка, а какой у вас номер места в самолете?
— Шестнадцатый ряд, — буркнула девица.
— А место? — ласково настаивала мама.
Марина закатила глаза и протянула маме посадочный.
— Спасибо большое, — лучезарно улыбнулась мама, а меня пожурила: — Ну что же ты, я же тебе сказала — идем к той стойке!
Я не торопилась: к новой стойке устремилась и пожилая пара со своими книжками. Однако мама, схватив меня за руку, обогнала их, слегка оттеснила и протащила меня вперед.
— Зачем весь этот цирк? Зачем ты меня позоришь?! — прошипела я ей на ухо.
— Затем! — яростно отвечала мама. — Чтобы моя дочь добралась до семьи этой Рибаль или Рабаль, как там ее, в целости и сохранности! Чтобы ты не потерялась в своей Барселоне! Чтобы не заблудилась! Чтобы тебя не украли!
Я тяжело вздохнула. Положила документы на стойку и оглянулась на Марину. Она с недовольным видом посмотрела на часы, висевшие над стойкой, а потом перевела взгляд на мою маму. Я тоже посмотрела на маму и только сейчас заметила, что она надела старые растянутые брюки и стоптанные кроссовки, в которых ездит на дачу под Зеленоград пропалывать бабушкины грядки. С какой насмешкой разглядывала мамин наряд эта противная Марина! Мне захотелось крикнуть ей, что мама умеет выбирать одежду. Это вообще ее профессия! К ней люди за советом приходят, спрашивают, что с чем лучше сочетается. А сейчас она так выглядит, потому что волнуется! Переживает за меня сильно, вот и надела первое, что попалось под руку.
Но я понимала, что оправдываться было глупо. Скажешь такое — Марина только расхохочется.
— Мам… Мне она не нравится. Какая-то вредная.
— Конечно, ведь ее родители не провожают, — отмахнулась мама. — Вот и важничает.
Я покачала головой. Ну конечно, какое еще объяснение найдется у мамы! Но я не сдавалась:
— Она смотрит на тебя.
— Кто?
— Да Марина эта. Ей смешно, что у тебя… что ты… твои кроссовки.
— Пусть смеется! — весело ответила мама. — Пусть только тебя не бросает. Девушка, а можно нам шестнадцатый ряд и место у окошка? То есть не нам, а девочке моей. Будьте так любезны… В первый раз ребенок летит.
Я чуть не разревелась от обиды на маму. Но что было делать! Наконец мой чемодан поехал по багажной ленте, мама забрала новый посадочный талон — твердую картонку вместо распечатанного листика — и вложила мне в паспорт.
— Сохранишь потом на память, — сказала она дрогнувшим голосом.
Вот только еще расплакаться ей не хватало перед этой Мариной. А она ждала нас, изображая ангельское терпение, хотя видно было, что ее переполняет совсем не ангельское раздражение.
— Дальше вас всё равно не пустят, — сказала она моим родителям, — там паспортный контроль!
— Тогда давайте здесь простимся? — предложил папа.
Он потрепал меня по плечу:
— Ну, Машуль. Звони, как доберешься. Ну или сообщение пришли.
Папа — молодец. Сразу понял, что не нужно сейчас сантиментов. А мама… О нет… Она что-то принялась искать у себя по карманам, потом стала меня зачем-то ощупывать, схватила за шею, прижала к себе и спросила громким шепотом:
— Тебе никуда не надо? В одно место, а?
— Мама!!!
— Ань, пойдем, — позвал папа, смущенно глянув на Марину.
— Подожди! — отмахнулась мама. — Я бутербродик же сделала! Перед полетом съешь! С докторской. Там два, поделишься с подру… с Мариной! Хорошая колбаса, спеццех делает, стоит дороже мяса.
Если бы можно было провалиться сквозь землю, то я бы это сделала с огромным удовольствием.
— Анют, ты им еще кастрюлю борща предложи с собой взять, — попытался шутить папа. — Они современные девицы. Найдут где перекусить.
— Нас покормят в самолете, — добавила Марина таким же тоном, каким Роза Васильевна что-то объясняет Дане.
Теперь она смотрела на маму не с презрением, а с жалостью. Вот, типа, деревня… Я едва-едва сдерживала слезы. Только не из-за расставания с родителями, а от стыда и ярости! Честное слово, мне даже в Испанию ехать расхотелось. Серьезно! Настроение — хуже некуда.
Надо же было маме испортить ВСЁ своим дурацким бутербродиком!!!