Мои дорогие и снова с нами будет Наталья Доманчук с ее интересным произведением "Золотая серединка". Давайте вместе с Вами будем читать его.
Глава первая
Я стояла у Москва реки, глотала слезы и рассуждала о том, как он мог ТАК со мной поступить.
На город опустилась темно-серая тюлевая завеса и покрапывал мерзкий, холодный дождь. Одной рукой я держалась за столб с дорожным знаком, где был нарисован белый квадратик Малевича, замурованный в красный кружок, а второй рукой вытирала слезы, которые застилали шикарный вид на реку и на Петра Первого в лилипутской лодке. Петр махал мне какой-то желтой бумажкой и ехидно улыбался. Я отвернулась от него, смахнула слезу и заревев в голос пробурчала:
- Подлеееец!
Получилось очень мелодично.
Где-то неподалеку, справа, я услышала одобрение:
- Гнида!
Это сказала белокурая девчонка, лет восемнадцати. Я отмахнулась на нее, как от призрака, и села на бордюр, прям под белым квадратом Малевича.
Белокурая девчонка подошла ко мне и, спросила:
Я опять махнула рукой и дала понять, что мне абсолютно безразлично ее мнение и вступать со мной в дискуссию откровения сейчас не желательно. А сама попыталась справиться со слезами: они меня душили.
Белокурая девчонка подошла ко мне и спросила:
- Ну и чего ты рассопливилась?
- Семь лет, - пробурчала я сквозь слезы, - семь лет я потратила на него...
Собеседница присела на бордюр рядом со мной:
- А у меня пять. Как в жопу всунула, - философски заметила она.
Я перестала реветь и подняла на нее глаза.
Рядом со мной сидела красавица: блондинка с губами Анжелины Джоли, ногами Наоми Кэмпбел и грудью Памелы Андерсон. Если моя внешность и мои пропорции годились только на картину времен Рубенса, то внешность и пропорции Барби смело позволяли ей влезть на икону. На ней были голубые джинсы, порванные на коленках и желтая моднячая курточка. «И как она ходит с такими ободранными коленями?» - подумала я, но вслух, пренебрежительным тоном сказала:
- Вот именно такую, как ты, ему и надо.
- Чего? Какую такую? - скривилась блондинка.
- Такую худую, чтоб вся просвечивалась, чтоб в рваных джинсах ходила.
Чтоб выражалась неприличными словами... вот кто ему пара... хочешь, подарю?
- Да иди ты в жопу со своим подарком!
- Вот-вот, - я опять начала реветь, - а я так не умею ругаться. И от таких слов сразу краснею... а он поначалу смеялся, а потом его это стало раздражать.
- А ты кто? Небось, беспонтовая заточка?
Я перестала реветь и уставилась на нее.
- Затычка? - предположила я, - да, наверное. Он затыкал мною все свои... - я опять зарыдала и сквозь зубы процедила, - дыыыры....
- Да не затычка, а заточка, - объяснила Барби, - это значит телка, которая постоянно учится. То есть умная.
- А! - понимающе откликнулась я, - значит, это был комплимент?
Барби пожала плечами. Видимо слово комплимент она не знала. Диалог глухого с немым был в самом разгаре.
- А чего при параде? - она кивнула на мой деловой костюм, - Бизнес вуман, чё ли?
- Финансовый менеджер в банке. - Отозвалась я.
- Крутой сапог!
Я с удивлением уставилась на свои осенние туфли.
- Ну, ты даешь, - удивилась Барби. - Чё, правда, не врубаешься?
Я даже не знала что ответить, потому что совершенно не понимала причем тут крутые сапоги, если на мне туфли? Поэтому смотрела на Барби широко открытыми глазами и хлопала ресницами.
- Ну ты дятел! А где живешь?
- Вот тут и живу, - я кивнула на дом, окна которого светились неподалеку. - А ты?
- И я тут, в первом подъезде.
Я внимательно посмотрела на блондинку.
- Погоди, я тебя знаю! Это ведь твоя свадьба гудела на весь наш район пару лет назад?
- Пару... - Барби скривилась, - ни фига себе пару? Целых пять! - уточнила она.
- Ты же за американца вышла, да?
- За южноафриканца, - поправила меня новая знакомая, – Но он уже давно не в Африке живет.
- А где же?
- Здесь, в Москве.
- И что? Всё? Конец любви? И у тебя?
- А я чё, не человек?
- Конечно, нет, - уверено сказала я, - лично ты для меня Барби. Глупая кукла, причем, китайского производства.
- Чего? - блондинка вскочила на ноги, - Ты кого кончитой обозвала, овца?
Я тоже вскочила на ноги:
- А причем тут «Юнона и Авось»?
Барби на секунду замерла, но потом, тряхнув копной шикарных белых волос, продолжила:
- Ты базар фильтруй, финансовый директор, а то я так перемкну тебе вот этим по тыкве, что твои кудрявые мозги раскинутся по всей Москва реке! А домой ты пойдешь с красными соплями! Поняла? - и стала размахивать передо мной руками.
Идти домой с красными соплями совсем не хотелось, да и вообще я почему-то осмелела: отмахиваясь и совершенно не веря в происходящее, закричала:
- Слушай ты, Барби, я хоть и краснею от одного слова... - тут я запнулась, кашлянула и, взяв себя в руки, продолжила, - «задница», но драться я умею - курсы дзюдо закончила. Так что это ещё неизвестно чьи кучерявые мозги дворнику придется утром подметать!
- Ах ты, мочалка! - Барби вцепилась в мои волосы.
- Ах ты.... Барби! - я кинула свою новую сумочку от Прада на бордюр и вцепилась в ее светлую шевелюру.
На помощь поспешили прохожие, разняли нас, а мы как петухи выпячивали грудь (у кого есть) и кричали оскорбительные слова. Эх, жаль, что у меня с собой не было моего любимого портфеля. Сколько нужных слов я могла бы записать в свою тетрадку! Я, конечно, попыталась их запомнить, но кроме известной «мочалки» и «лошары» ничего в памяти не сохранилось. С моей же стороны самым оскорбительным словом было «жопа». Да, наконец-то я его произнесла вслух и при этом не покраснела.