После опроса свидетелей, Наташа поехала в городскую больницу, где разыскала врача, принявшего Вадима в ту злосчастную ночь, и узнала у него некоторые подробности. Так же попросила найти в архиве запись о состоянии Косарева в момент приема, сняла с него копию, заверила у глав врача и со спокойной душой отправилась в УВД.
Султанова не было на месте и Наташа обратилась к Терещенко.
- Александр Константинович, могу я теперь дело Косарева оформить официально? Я уже веду расследование.
- Что назрело? На каком основании, Наташа?
И Егорова выложила всё, что знала и думала по этому вопросу.
Выслушав её, майор сказал:
- Значит, ты обвиняешь семью Фроловых в злостных, преднамеренных действиях по отношению к Косареву?
- Да!
- Коротко и ясно! Но, ясно-то только для тебя, понимаешь! Доказательства нужны, а не голые факты.
- Они будут, если расследование станет официальным.
- А, причина их действий? Ведь причина у Фроловых должна быть, какая-то?!
- Это и является моей основной задачей на данный момент.
- Хорошо. Оформляй официально показания соседей, а там посмотрим.
- А показания Косарева?
- Нет. Сама понимаешь, где он находится. Мы не имеем права. Пока он там, он считается не дееспособным.
Наташа выписала из блокнота показания соседей, которые она начеркала ещё там, на месте, и отнесла им на подпись. Вечером все имеющиеся на руках документы, Наташа вручила Султанову.
- В копии с записи о его физическом состоянии в момент приема в больницу сказано, что на запястье правой руки и у левой стороны шейных позвонков, имелись повреждения в виде двух ярко обозначившихся синяков. Ты сводишь всё к тому, что его действительно душили и, что Вика схватила мужа за запястье в момент появления в квартире третьего лица. Схватила крепко, отчего и остались подобные отпечатки. Это подтверждает показания самого Косарева, но ничего не доказывает, - говорил полковник, сидя за столом в своём кабинете.
- Почему?
- Потому что, она сама их, непременно опровергнет, эти показания. Скажет, например, они у него уже были до случившегося или, что сделала эти синяки, когда подняла мужа с пола, крепко ухватилась за шею и за руку, вот они и появились.
- Вы забываете, что соседка эти синяки тоже видела, ещё до того, как они его с пола подняли. Правда, они были нечёткие. Но уже были! Ярко они проступили лишь в больнице.
- Ну, что ж, действительно довод. Хотя она может сказать, что и до прихода соседки пыталась сама с ним справиться. Это, что касается запястья, а насчет шейных синяков – можно подумать. Просто так возникнуть они не могли. И, тем не менее, доказать то, что говорил Вадим, будет крайне сложно, а обвинить Фроловых, тем более.
- Для меня главное, поскорее вытащить парня из клиники, - сказала Наташа.
- Значит ты уверена – ночной призрак в виде статуи, всего лишь ряженый? – улыбнулся полковник.
- Да, уверена! Фроловы преследовали определенную цель: во первых, упрятать Вадима в психушку, а что во вторых – я не знаю.
- Значит они парня нейтрализовали?
- Получается так!
- Хитро придумано, хитро! – сказал Султанов и достал из письменного стола чистую папку с надписью «Дело».
- Вот и появился криминал, - сказала Егорова, глядя на папку. – Помните, вы говорили, что нет криминала?
- Да, помню… Значит так! Для старта показаний соседей достаточно, этой выписки и заявления самой Косаревой, его матери. Так что, уже можем оформлять. Но дело висит на тебе, поняла? Раскручивай сама.
Наташа улыбалась. Она была страшно рада, что займется расследованием самостоятельно, никто не будет мешать и задавать лишних вопросов.
Султанов продолжал:
- Показания Фроловых оформляй, как протокол допроса. Поезжай к ним и опрашивай заново, как положено, с подписями. Что будут говорить, всё записывай, не перебивай и главное, опроси тестя, директора школы, он в нашей картотеке проходит по делу Филимоновой, как свидетель.
- Что?! – Егорова закусила губы.
- А, ты забыла? Он же давал показания, насчет того, что Лариса не заходила к ним пятого ноября.
- Вы это помните?
- Зачем помнить, дело вёл не я. Просто, когда у тебя на горизонте замелькали Фроловы, я проверил по картотеке все данные на них и обнаружил Фролова Максима Максимыча в числе свидетелей по тому нераскрытому преступлению. Меня это заинтересовало и я поднял «Дело» из архива.
У Наташи от волнения вспотели ладони. Она потёрла их о колени и вскочила с места.
- Я сегодня же пойду к нему!
- Сегодня уже поздно. Вот, завтра, пожалуй! Только, ради Бога, не связывай между собой дело Филимоновой и дело Косарева. Никакого намёка на то, что он был, когда-то, свидетелем и быть не должно.
- Я и не думала связывать… Ну, да, помню! Теперь помню! Недалеко от того места, где нашли Ларису, было лишь два адреса, куда она могла пойти. Это Панченко и Фролов. Но у ребят был в тот вечер, пятого ноября, кружок. Кстати, я ещё вам не говорила, что у жены Вадима, я видела Ларисину брошку.
Султанов снял очки и внимательно посмотрел на Наташу.
- Откуда ты знаешь, что именно Ларисину?
- У неё была точно такая же.
Наташа рассказала полковнику о встрече в кафе и о брошке со сломанным замком. Султанова, как ни странно, заинтересовала эта деталь и, даже на следующий день, как только Егорова появилась в УВД, он принялся расспрашивать её о подробностях разговора с Ларисой.
- Лариса тебе не говорила, что пыталась искать свою брошку?
- Нет, не говорила. Она не знала, где брошка потеряна. И разговор-то был мимолётный, незначительный.
Наташа обратила внимание на интерес полковника, но головокружительная история со статуей, поглотила в себе всё остальное.
Когда Наташа шла по коридору УВД, её кто-то схватил за руку и затащил в свободный кабинет. От неожиданности Егорова вскрикнула, но дверь за ней захлопнулась и девушка увидела Андрея. Он стоял, прижавшись спиной к двери, и виновато смотрел на Наташу. Егорова глубоко вздохнула и скрестила руки на груди.
- Наташ, пожалуйста, прости меня!
После своих слов Андрей не изменил позы, но тело его было сильно напряжено, точно в ожидании удара.
Егорова сделала вид, что не поняла, о чём идет речь и с удивлением посмотрела на Жигулина. Андрей смешался, не зная, как продолжить начатое объяснение. Молчание Наташи и её взгляд – убивали его. На лице вспыхнул яркий румянец и, опустив глаза, в ожидании худшего, Андрей произнес:
- За ту, субботнюю прогулку в парке, прости меня! Я не хотел делать тебе больно. Не знаю, что на меня напало тогда, но вёл я себя, как последний идиот.
Наташа выслушала и отступила к окну.
- Ты, всё ещё помнишь о том?
- Я никогда этого не забуду.
Егорова положила руки на подоконник, оперлась на ладони, приподнялась на мысочках и заглянула во двор на стоявшие там милицейские машины. Казалось, происходившее за окном интересовало девушку больше разговора с Жигулиным, но на самом деле она обдумывала фразу, которую проговорила, отвернувшись от окна:
- В таком случае, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты больше ни о чём меня не спросил, тогда в парке!
У Жигулина зашлось сердце.
- За что меня благодарить? – воскликнул он и, оторвавшись, наконец, от двери, подошёл к большому письменному столу.
- Не нравится мне твоё настроение, Жигулин! – с ироничной улыбкой сказала Егорова и села около стола на стул со сломанной спинкой.
Девушка не сердилась. Андрей ободрился и, чтобы прекратить тяжёлый для обоих разговор, спросил:
- Говорят, ты оформила дело Косарева?
- Да, правду говорят! А, кто?
- Отец твой, мой начальник.
- Ха! Представляешь, никак не могу встретиться с Максимом Максимычем, а его показания очень нужны. Ни на работе его не могу застать, ни дома.
- Ещё застанешь!
- Сейчас уже некогда, я, только что, оформила командировку. Лечу в Краснодар.
- Ну, ты даёшь, Наташка! Зачем?
- Объясню! Сядь только, не мелькай!
Жигулин отыскал глазами ещё один стул у шкафа, взял его и устроился рядом с Наташей.
- Зачем же ты летишь?
- За доказательствами, разумеется! Понимаешь, Косарев говорит, что голова у того, кто вошёл к ним в спальню, была гипсовая, точь-в-точь, как у статуи. Значит, или сделали похожую, или, проще всего, сняли голову с настоящей, откололи лицо и приставили ряженому, так как всю голову надеть было невозможно. Чтобы Косарев не заметил фальшь, Вика не давала зажечь свет, иначе, многое могло бы открыться.
- Ты хочешь посмотреть на месте, там ли голова?
- Да! Она была несколько крупнее обычной головы человека, но для ряженья – это не помешает.
- Статуя больше натуральной величины?
- Немного больше. А, вот, что могли надеть на тело и руки?
- Что угодно, хотя гипсовыми руки не могли быть. Как бы она тогда схватила ими парня? Гипс не эластичен, он не гнется… Хотя, у меня есть одна мысль!
- Говори!
- Это могли быть железные перчатки. Помнишь, железные доспехи у рыцарей?
Наташа кивнула.
- Гениальная мысль! Но такие перчатки трудно достать. Ведь в магазине они не продаются.
- Остается только одно, Наташ, театр или драмстудия… Я предлагаю помощь.
- А твои непосредственные дела?
- С квартирной кражей мы разобрались. Сейчас ещё есть дела, но свободное время найдется.
- Нет, не нужно! Мне Коломийцев поможет или Истомин.
- Забываешь, Истомин в отпуске… Итак, пока ты летаешь по своему Краснодару, я буду искать человека знакомого Фроловым, кто работает в драм-студии или театре, благо, он у нас один, ну, а там, видно будет.
- Андрей, если это доспехи, то можно с такой перчатки снять палец? У статуи не было пальца на левой руке.
- Нет, нельзя, можно только обломать. Это, кстати, нам в помощь.
Наташа больше не сопротивлялась желанию Андрея помочь ей и продолжала:
- Потом ещё одно! Человек, бившийся в припадке головой о дверь, мог преспокойно разбить себе лоб или нос, тут же, ни царапины. И соседка говорит, и врач, принимавший его.
- Ты мне можешь ничего не доказывать. Здесь врёт жена. Значит, я занимаюсь друзьями Фроловых… Пусть тебя не смущает, что я из другого отдела. Вашему сейчас работы хватает.
- По рукам!
И Наташа хлопнула своей ладонью о ладонь Андрея.
На следующий день Наташа была в Краснодаре. Девушка без труда отыскала бывший пионерлагерь «Заречье». Сторож центрального корпуса в котором временно хранились книги местной библиотеки, провел Егорову в парк и показал гипсовые фигуры, стоявшие вдоль главной аллеи. Половина статуй была разрушена временем, а несколько было разбито совсем. Фигуры же в виде гречанки, там не было. Расстроенная стояла Наташа возле пустого пьедестала, на котором возвышалась, когда-то, таинственная статуя.
- Давно она исчезла отсюда, вы не знаете? – спросила Егорова у сторожа.
- Не знаю. Я здесь недавно работаю.
- Кто был до вас?
- Макарыч! Он и сейчас работает, меня подменяет. Он вам нужен? – с любопытством спросил старик.
- Да, очень!
- Завтра приходите. Всё у него и узнаете.
На следующий день Сергей Макарович, сторож лет семидесяти, поведал Наташе следующее:
- Разбилась она уж, как месяц. Утром заступил на службу, она в парке разбитая лежала. Тут же, рядом, где стояла, - указывая рукой на пьедестал, говорил сторож. – Потом мы с дворником осколки собрали и выкинули. Кому она теперь такая нужна?!
- Тяжёлые, небось осколки?
- Да, тяжёлые. Мы их по частям носили в мусорный контейнер.
- Статуя была вдребезги разбита? – спросила Егорова и почувствовала, как руки холодеют от волнения.
- Нет, не вдребезги. Так, отколоты кое-какие части. Туловище пополам, наверное, когда падала. Может сама упала, а может и сбросил кто! Потом, рука в стороне валялась…
- А голова, была тоже оторвана? – волнение нарастало.
- Нет, не оторвана. Головы совсем не было.
Волнение в груди Наташи резко уступило место буйной радости. Она с улыбкой посмотрела на сторожа.
- Точно, головы не было? – переспросила Егорова для страховки.
- Точно, говорю, не было. И никто потом не находил.
В тот же день просматривая в аэропорту квитанции от конца августа и начала сентября, Наташа втайне надеялась найти в числе зарегистрированных фамилию Фролов или Косарева. Но умом она понимала, что сам Фролов-младший в Краснодар обратно не полетит и никого из своей семьи не пошлёт. Вероятно, попросил привезти голову, кого-то из очень близких знакомых. Что подстроил весь спектакль Дмитрий Фролов, Егорова не сомневалась и, именно, из-за случившегося в Краснодаре конфликта, о котором Косарев умалчивает. Но, кто летал за головой статуи? Может быть тот, кто и наряжался? Ясно лишь одно – наряжалась женщина, которой либо заплатили, либо она сама была заинтересована упечь Вадима в психиатрическую больницу. Тогда она хорошая и близкая приятельница, кому-то из Фроловых. «Думаю, когда вернусь, Андрей уже, что-нибудь раскопает», - размышляла Наташа в самолёте, по дороге домой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
