— Пшшш, двенадцатый, ты где? Пшшш, — проснулась рация.
Он только докурил и выбросил окурок в окно. На улице начинался дождь.
— Тут я, на связи. В центре.
— Пшшш, давай в Школьный переулок, дом два. Первый подъезд, пшшш.
— Принято, поехал.
Он завёл двигатель. Тот заработал уверенно, будто тоже сытно поужинал.
А Лёша всё никак не мог прийти в себя. Пару часов назад он медленно, смакуя, отрезал кусочки говядины и отправлял их в рот. Его не смущало, что мясо сырое и пахнет кровью. Не смущало, что срок годности его подходил к концу. Что он начал в принципе есть мясо, хотя всю жизнь старательно его избегал. Как теперь его воротило от всей остальной пищи.
Вкус был совсем другим. Не таким, как вчера. Вчерашнее было более жирным, маслянистым. Рыхлым. Не то, что это — оно почти излучало плотную силу и уверенность. Оно насыщало.
Лёша вскоре остановился у нужного адреса. Две девушки ожидали возле подъезда, кутаясь в тонкие куртки. Свет фар выхватил отлетающий окурок от одной из них, а через минуту они уже забрались в салон, на заднее сиденье, принося с улицы запах холодного воздуха и прелого табачного дыма.
— Куда поедем? — не оборачиваясь, спросил он.
Девушки тихонько посовещались, а потом одна назвала адрес. Но добавила, что будет «с заездом» ещё куда-то.
Лёша вырулил на дорогу и поехал вперёд. Он молчал, смотрел на дорогу и слушал тихое радио, прерываемое разговорами диспетчера с другими водителями. Жизнь в городе кипела, а девушки собирались в бар, если судить по адресу.
Он оказался прав. «Заездом» оказался маленький переулок, где в машину села третья. Видимо, их подруга.
Через десять минут они действительно вышли возле одного из немногочисленных питейных заведений и исчезли внутри.
— Двенадцатый, в центре, — отчитался Лёша в рацию.
— Пшшш, отметила, Лёш, пшшш.
— Валь, я отойду на пять минут.
— Пшшш, давай, пшшш.
Он заглушил двигатель, выбрался из салона. В лицо пахнуло осенним холодом, а ветер начал проникать под куртку.
Лёша справил малую нужду за углом, потом походил вокруг машины, поприседал. Размял ноги, наклонился несколько раз.
Люди, курившие возле бара, смотрели на него с долей удивления. Все привыкли, что таксист — это такой вид живого организма, который существует только в пределах своей машины, крутит баранку и отпускает сальные шуточки. Иногда просто молчит. Иногда курит. Но никогда не выходит во внешний мир.
Он ещё попрыгал, согрелся и выкурил сигарету. Энергия внутри бурлила чуть меньше, чем накануне вечером, но её было всё ещё достаточно.
Постучал по колёсам, протёр стекло, потом фары. Выбросил использованную салфетку в ближайшую урну и забрался в салон.
— Пшшш, двенадцатый, бар «Фламинго», пшшш, — проснулась рация.
— Уже здесь стою, — ответил он через секунду.
— Пшшш, тогда жди, пшшш.
Он подождал. Недолго, пару минут, после чего заметил вышедшую из бара парочку. Он по-хозяйски обнимал её за талию, а она с некоторой опаской оглядывалась по сторонам.
— Эй, вон наше такси! — воскликнул мужчина, и с некоторым усилием потянул спутницу за собой.
— Подожди, я хочу Ларису дождаться. Вместе приехали, вместе и уедем.
Он продолжал тянуть её за собой.
— Да ладно тебе ломаться. Она тоже приятеля нашла, ты разве не видела?
Они уже покрыли половину расстояния до машины.
— Я всё равно хочу её дождаться.
Мужчина начал терять терпение.
— Слушай. Поехали уже, хватит шарманку свою заводить.
В голосе мужчины появились оттенки угрозы. Он продолжал тащить её к машине, а она всё более явно сопротивлялась.
«А мне кажется, она не очень хочет», — прокомментировал ситуацию голос.
— Готов поспорить, что не хочет.
Лёша говорил вслух. Ему так больше нравилось. Проговаривать слова про себя было непривычно, а так создавалась иллюзия диалога. Главное, чтобы рядом никого не было, а то ещё подумают, что сумасшедший.
«Ну и что, что подумают. Ты же сможешь всё отрицать. А я тебе помогу».
Девушка остановилась, как вкопанная, возле машины. Мужчина распахнул дверцу и вталкивал её внутрь.
— Лезь давай, овца.
А когда она отказалась, короткой пощёчиной утвердил свою власть над ситуацией.
Девушка схватилась за лицо, всхлипнула и полезла в салон. Мужчина сел следом, захлопнул дверь.
— Ну, чего стоишь? Поехали! — прикрикнул он на Лёшу.
Он завёл двигатель. Машина медленно поползла вперёд.
Сзади раздавались всхлипы. Зеркало заднего вида отражало в свете пролетающих мимо уличных фонарей испуганное лицо, с потёкшей косметикой, припухшими веками и заметным красным следом от удара.
Мужчину не было видно. Судя по звукам, он пытался её лапать, но молча, не произнося ни слова. Лишь только временами напряжённо пыхтел.
Один поворот, второй. Перекрёсток со светофором, моргающим жёлтым глазом. Тёмный участок дороги, во время которого шорохи с заднего сиденья стали громче. А потом последний поворот, и машина остановилась.
Мужчина осмотрелся.
— Э, ты куда нас привёз, дятел?
Лёша щёлкнул кнопкой, заблокировал замки.
— Вы не сказали адрес, и я привёз сюда.
За окном справа висела старая пластиковая вывеска с подсвеченными изнутри буквами «Милиция». Менять «Ми» на «По» никто не удосужился.
— Не смешно, придурок!
Лёша ощутил толчок по спинке своего сиденья. Он обернулся, обратился к девушке.
— Если что, там можно написать заявление.
— Ты совсем охренел, а?
Мужчина был пьян и разъярён, он не ожидал такого поворота событий. Пристально уставился на Лёшу, всмотрелся в лицо.
— Ха, а я тебя знаю. Ты же Лёша-сопля! Ну и что, мудак, нашёл себе ремесло по душе, да?
«Ты его знаешь, что ли?»
— Если не хочешь проблем, лучше убирайся.
Лёша снял блокировку дверей, мужчина медленно взялся за ручку.
— Я знаю, где тебя найти. А с тобой, — обратился он к девушке, — мы ещё встретимся.
Он вышел, с силой хлопнув дверью.
Лёша в боковое зеркало наблюдал за ним, как он, оглядываясь, уходит в темноту.
Вновь запер двери, чтобы никто не проник, включил поворотник и медленно двинулся по улице.
— Или останетесь писать заявление? — спросил он, посмотрев на девушку в зеркале заднего вида.
Она покачала головой, утёрла слёзы. Ничего не сказала.
— Тогда, может, в больницу?
— Отвезите меня домой.
Девушка назвала адрес. Спальный район на окраине города, где по вечерам не работают даже уличный фонари.
«Лёша-сопля?»
«Не спрашивай».
«И не собирался. Я уже видел эту историю в твоей памяти».
Голос помолчал минутку.
«Но, должен сказать, в этот раз всё получилось иначе. Молодец».
Дальше ехали молча. Лёша довёз девушку до дома, она торопливо достала купюру и положила на переднее сиденье. Тихо сказала «Спасибо» и поспешно выбежала из такси.
Денег было значительно больше, чем требовалось.
— Двенадцатый, свободен. Чижовка.
— Пшшш, принято. Октябрьская, тринадцать, пшшш, — мгновенно отреагировала рация.
Дом находился в паре сотен метров. Лёша убрал заработанные деньги, улыбнулся и поехал вперёд.
Старый деревянный дом с каменным основанием был тёмен. Только на втором этаже горела тусклая лампочка за старыми потрёпанными занавесками. Поскрипывала на ветру плохо смазанная дверная петля. И во дворе двигались чьи-то тени.
Вскоре двое вышли из темноты. Сели. Один сзади, второй на пассажирское сиденье. Принесли с собой запах свежевыкуренного «косяка», застарелого пота на сальных волосах и едва уловимый запах тревоги.
— А, это снова ты, — южный акцент был заметен, а сам голос — знаком, — Ты чего же тогда за нами не приехал? Денег не получил. А?
Сидящий позади хихикнул. Мерзко так, сквозь злую улыбку. Это не надо было видеть, достаточно внимательно слушать. Лёша явно представил мелкие прокуренные зубы.
— Куда поедете?
— Ну давай пока вперёд, потом развернись и опять по этой улице. Покатай нас немного.
— Тогда счётчик по километражу пойдёт.
— Да ты что?! — подал голос сидящий сзади. — Сто рублей по городу не хочешь?!
Лёша включил передачу, но пока не тронулся вперёд.
«Да ладно тебе. Дави их, это же крысы».
— Сто рублей — это из одной точки в другую. А кататься — тут за расстояние.
Произнёс он это утробно, тихо, держа обе руки на руле и глядя строго перед собой. Но чувства были на пределе, он весь превратился в осязание и слух.
— Тогда давай отсюда и до следующего светофора. А потом сюда вернёмся. — скомандовал первый, довольный своей находчивостью. — Это же будет из одной точки в другую, да? Только ехай медленно, дай расслабиться.
Лёша выехал на дорогу.
— Это будет две поездки. И за прошлую вы мне ещё не расплатились. Три сотни всего.
«Вот молодец. Теперь жди ответки».
— Э, ты оборзел, баран?!
Сидящий сзади резко двинулся, уцепился левой рукой за сиденье, а правой — за горло Лёши, прижав его к креслу. А тот, что сидел сбоку, с угрозой наклонился влево и зачем-то полез в карман.
«Давай-ка их проучим!» — весело сказал голос. Ему было забавно, он воспринимал всё происходящее как игру.
«Помни. Ты самец. Ты ешь сырое мясо врага!»
Лёша вдавил педаль акселератора в пол, машина рванула вперёд. А потом, через секунду бешеного ускорение, ударил по тормозам. Сидящий впереди не был пристёгнут, он по инерции полетел вперёд и с размаху врезался в лобовое стекло. Тот, что сзади, толкнул всем телом кресло, выругался, но сделать ничего не успел. Рука, только что сжимавшая горло, оказалась в свободном падении и попала Лёше в рот. Он непроизвольно сделал укус.
Кожа была солёной, с привкусом пыли и травы, с коркой мозолей и заусенцами на пальцах. А кровь из прокушенной кожи — приторной и горячей.
Пострадавший заорал, принялся колотить по сиденью свободной рукой. На трещине лобового стекла размазалось пятно, казавшееся слишком тёмным в свете фонарей, а сидевший впереди растёкся безвольной кучей по сиденью.
Лёша выпустил руку изо рта, перехватил её поудобнее.
— Три сотки за поездку и две тысячи за ущерб, — холодно произнёс он, глядя в зеркало заднего вида.
— Да пошёл ты, урод!
«Финальный аккорд».
Рука невольно сдавила вражеское запястье. Поняв, что попал в тиски, пострадавший завыл, но было уже поздно.
В тишине ночного такси раздался сухой хруст ломающихся костей. Одна в предплечье, затем другая. Потом мелкие косточки запястья, по очереди и в такт. Секунды казались часами.
— Три сотки и две тысячи за ущерб, — повторил Лёша, теперь уже не глядя в зеркало. Смотреть там было не на что. Воющий на заднем сидении пассажир свободной рукой выудил несколько купюр и бросил их вперёд.
Освободившись, он выскочил из машины и бросился бежать, забыв про своего товарища.
Лёша протянулся, открыл пассажирскую дверь и ногой вытолкнул безвольное тело с разбитой головой. Потянулся к рации.
— Валь, это двенадцатый. Я на сегодня закончил — сломался.
— Пшшш, что случилось? Пшшш.
— Стекло лопнуло.
— Пшшш, никто не пострадал? Пшшш.
Он посмотрел на валяющееся на тротуаре тело.
«Они не пойдут в полицию».
— Никто.
***
Наутро он был снова в форме. Помыл разбитое окно в машине, отогнал в сервис. Там на него косо посмотрели, но вопросов задавать не стали. Мало ли что могло случиться в смене. Лишь только сказали прийти за машиной через два дня.
Он вернулся домой, лёг на вонючий диван и начал копаться в телефоне. Листал ленту, читал мотивирующие записи и смотрел смешные картинки. Спать не хотелось. Хотелось какого-то действия.
«И что собираешься делать?»
— Не знаю. Может, прогуляюсь пойду. Пивка, может, возьму.
«В десять утра?»
— Ты, наверное, не отсюда, и не знаешь, что полстраны пьют пиво по утрам. А те, кто этого не делают, отходят от пива вчерашнего.
«Лучше найди себе еды».
И действительно, живот начал подавать признаки голода. Тот вчерашний кусок был очень хорош, но, как говорит пословица, «любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда».
— А может, Катьке позвонить? Не такая уж она и сволочь.
«Не самая плохая идея. Девочка она аппетитная», — хохотнул голос.
— Ты же не предлагаешь её съесть?
Голос молчал.
— Ну правда. Она же нормальная девочка, может, и помиримся. С кем не бывает.
Опять молчание, и даже своих мыслей почти не возникает. Лишь только живот утробно заурчал.
— Может, и поесть у неё найдётся что-нибудь.
Он открыл её контакт и написал сообщение.
***
Она оказалась действительно не против встретиться. Особенно сейчас, когда с утра делать было нечего, и они вдвоём с подружкой сидели у последней дома и скучали. Особенно когда Лёша сказал, что с работой теперь полный порядок, и денег стало значительно больше. И после того, как добавил, что он на неё не сердится.
Дверь открыла Света. Хмыкнула, отошла в сторону, пропуская Лёшу внутрь. Он вручил ей маленький торт и пакет с пивом.
«Вполне разумно», — согласился с ним голос, пока он бродил по магазину полчаса назад, — «Торт — это приятно, а пиво — уместно».
Он разделся и прошёл в кухню. Катя сидела там, потягивая из расписного стаканчика пенистый напиток. В воздухе витал тяжёлый запах перегара.
— О, вот и явился, не запылился! — пьяно хохотнула она, откинувшись на старом стуле с протёртым сиденьем. Лёша уже бывал здесь и видел эту изношенную мебель и посуду, оставшуюся от Светиной бабушки.
— Да. Пришёл мировую выпить. И сказать, что я на тебя не сержусь.
Вошла Света, остановилась возле плиты. Сложила руки на груди, скептически поглядывая то на подругу, то на Лёшу.
Катя налила себе ещё пива.
— А ты что, думаешь, я виновата в чём-то?
«Осторожнее. Она готовилась».
— А разве нет? Ты изменила мне и скрывала это.
— А кто тебе разрешил лазить в мой телефон, а? Сам, поди, налево ходишь. Знаем мы, как таксисты плату принимают. Бл@дей возишь ведь, признавайся. Они только и знают, что мандой своей дорогу отрабатывать. Мандой или ртом.
Он стоял, опустив руки. Просто не знал, куда их деть, и засунул в карманы джинсов.
— А психологи говорят, что, когда человек прячет ладони, он хочет что-то скрыть, — влезла в разговор Света.
— Вот именно! — подтвердила Катя. — Значит, я права!
— Да не вожу я никаких бл@дей. И все мне за поездку деньгами платят, больше ничем.
— Вы только посмотрите на него. А домой приносишь мало, разве это хорошо? Разве так мужик должен зарабатывать?
«Она будет тебя давить, пока ты не извинишься».
«За что?»
«Неважно. Это просто воздействие».
— Ну, чего молчишь? Или сказать нечего? То-то же.
Катя встала из-за стола.
— Дай-ка сигарету. Мы пойдём покурим на балкон, а ты пока пива налей.
Они вышли со Светкой на балкон, а Лёша откупорил очередную бутылку.
«И часто она так бухает?»
— Ты же вроде знаешь всё в моей памяти, нет?
«Знаю. Но ты должен сам себе это сказать».
— Несколько раз в месяц она пьёт. Но в остальном ведь хорошая.
«А унижает часто? Тычет в лицо маленькой зарплатой?»
— Нет. Это бывает, но редко.
Он налил три стакана, отставил бутылку. Взял один, понюхал. Чуть не стошнило.
«А измена. Ты простишь ей это?»
— Это случайность.
«Это система. Случайность — это когда шла по парку и свалилась на чужой член. А здесь — всё неплохо спланировано: ночью, когда ты на смене, по предварительной договорённости. Ты простишь?»
Он устало опустился на стул. Посмотрел за окно — девушки стояли на балконе и курили, временами поглядывая на него сквозь стекло.
«Разве она тебя уважает?»
Лёша молчал. Не было ни слов, ни мыслей.
«Ты хотел расти. Всю жизнь хотел расти над собой, а она только тормозит тебя. Она будет издеваться над тобой, будет изменять. Будет тянуть тебя назад, к своей выгоде. Она не хочет стать лучше».
— Так же говорят и в пабликах о личностном росте. Ты знаешь об этом.
Голос хмыкнул.
«Только тебе решать, что делать дальше».
Дверь балкона скрипнула, девушки вернулись. Улыбались, шутили. И Лёша прекрасно понимал, что шутили они про него. Внутри начало закипать.
— Хорошо покурили?
— Да, вполне. Только сигареты у тебя говно, как и всё остальное.
Света смотрела на него и откровенно ухмылялась.
— Лёш, а Лёш. А расскажи, почему тебя называют Лёша-сопля?
Он уставился на неё, потом перевёл взгляд на Катю.
— Зачем ты ей рассказала?
Та хохотнула, потом демонстративно сделала глоток, утёрла пену с губ тыльной стороной ладони.
— Ну ведь это же смешно — жить с соплёй.
Они обе засмеялись.
«Мда...», — протянул голос в голове.
Они смеялись всё громче. Света опёрлась о столешницу, не в силах стоять на ногах. Катя откинулась на спинку стула, положила руки на живот. Потом указательным пальцем ткнула в Лёшу.
— Сопля-Сопля! — вопила она и захлёбывалась хохотом.
Так же было и тогда. Над ним все смеялись. Тоже в кругу мнимых друзей, тоже после унижения. Он не смог постоять за себя, за что и получил такую кличку. И она привязалась к нему навечно. Соплёй его называли и в лицо, и за глаза. В деревенской школе даже уборщица, тётя Клава, пару раз назвала его так. Не со зла, а просто следуя общей установке.
А теперь вдруг прошлое возвращалось. То самое прошлое, от которого он пытался убежать. Уехал из деревни в город, потерялся среди многоэтажек спальных районов, чтобы жить и расти в своё удовольствие. «Сопля».
Света тоже уселась на стул. Смех превратился во всхлипы, она уже не могла нормально дышать.
Катя поставила локти на стол, закрыла лицо. Плечи её вздрагивали, воздух с шумом покидал лёгкие. Она всё повторяла — «Сопля», «Сопля» — покуда ей хватало дыхания.
«Ты должен их победить. Иначе это никогда не кончится. И прошлое останется с тобой навечно».
Лёша застыл. Это было краткое затишье, когда вокруг замерло почти всё. Часы на стене, птицы за окном, даже ветер — всё остановилось. Дыхание кончилось.
А потом он сделал шаг вперёд. Сила захлестнула руки, он схватил за волосы сидевшую ближе Свету, развернул её и с силой ткнул лицом в газовую плиту. Металл конфорок с хрустом вдавился в лицо, ломая носовые хрящи, продавливая крыловидную кость внутрь, в мозг.
Дыхание прекратилось. Тело дёрнулось в последней судороге и сползло на грязный линолеум.
Катя замерла на вдохе. Без единой мысли в глазах она смотрела на картину долгое мгновенье, а потом начал подбираться, вжимаясь в спинку стула. Тот упёрся в стену, в выцветшие обои, и никуда не пускал. Она выставила руки вперёд, пытаясь отсрочить приближающийся конец.
Лёша даже не подходил ближе. Он просто протянул руку, бесконечно сильную руку, с налипшими на пальцы волосами Светы, и взялся за лицо. Сжал его в пальцах, сминая скулы и щёки, и принялся ритмично бить её затылком о стенку холодильника. Тот гулким колоколом стучал в ответ, раз за разом звук становился всё более хлюпающим, пока, наконец, от головы совсем ничего не осталось.
«Наверное, уже хватит», — тихо остановил голос.
Оглядевшись, Лёша распахнутыми глазами внимал случившееся.
— Черт, что я наделал?
«Ты поступил как следовало».
— Чёрт! Чёрт! Что же делать?!
«Успокоиться. Так должно было случиться, и теперь назад дороги нет».
Лёша сделал шаг назад, с ботинок тянулась вязкая тёмная жижа.
— Меня же посадят!
«И не ори. Стены тонкие, соседи любопытные».
Он закрыл рот ладонями.
«Меня же посадят! Я убил двоих!»
«Они сами этого добивались. Нельзя провоцировать человека, который хочет добиться чего-то в своей жизни. А они не поняли этого и продолжали издеваться».
Лёша затравленно огляделся. Схватил грязное полотенце, начал вытирать кровь с пола.
«Что ты делаешь?»
— Если протечёт к соседям, то точно вызовут ментов, — тихо прошептал он, размазывая красные разводы по линолеуму.
«Есть кое-что поважнее».
Он застыл. Мысли куда-то потерялись, губы вдруг высохли, и Лёша судорожно скользнул по ним языком.
«Ты знаешь, что нужно делать».
«Победить врага?»
«Именно! Так поступали все великие воины. Съешь мясо своего врага и стань сильнее, чем он».
Странно, но эта мысль не была такой уж противной.
«Вспомни! Вспомни, каким сильным ты стал, отведав сырого мяса».
«Неужели это связано?»
«Напрямую», — авторитетно заявил голос, — «Древние чувства всегда живут в человеке».
Лёша подобрался ближе к телам. Они распластались посреди крохотной кухни, загораживая проход и вызывая странные чувства. Голод — был основным. Следующим шло удовольствие. А замыкало шествие чувство власти.
«Следует попробовать».
Он прямо пальцами оторвал кусок вместе с кожей, помял в пальцах.
«Когда я говорил, что изменил твой метаболизм — это было взаправду. Теперь тебе нужно мясо. Тебе и всем, кто будет с тобой».
***
Он заснул прямо там. Как только кусок мяса провалился в желудок, Лёша безмятежно растянулся на полу и прикрыл глаза.
«Видишь, как это хорошо? Как здорово? Ты когда-нибудь испытывал такое удовольствие?»
Он лежал, расслабившись, раскинув руки. Его не заботило, что рукава и штаны испачкались в подсыхающей крови. Он смотрел в потолок и слушал голос в своей голове.
«Мясо врага нужно поедать ещё теплым, пока кровь не остыла и хранит его силу. Даже ваши древние верования утверждают это, и я с ними полностью согласен. Ваш вид создан, чтобы уничтожать всё вокруг. Вы убиваете себе подобных, другие живые создания, даже планету. Но я нашёл способ всё исправить. Ты же хочешь жить дальше?»
— У меня ощущение, что я буду жить вечно, — блаженно произнёс Лёша.
«Это хорошо. Это правильно. А теперь тебе нужно подождать».
«Подождать чего?»
«Я изменил твой геном, твой метаболизм. Но теперь ты станешь моим вестником на этой планете. Нужно время, чтобы твои дети подчинились тебе. Они будут бороться, но это бессмысленно. Рано или поздно все станут такими, как ты».
Лёша почувствовал, что тело тяжелеет. Он уже испытывал сонный паралич раньше, и сейчас было что-то похожее. С той лишь разницей, что теперь он и не думал засыпать. Но тело уже не повиновалось.
Он лежал и смотрел в потолок. Внимал тиканью настенных часов. Замечал, что день постепенно клонится к вечеру.
И слушал голос. Он говорил и говорил, бесконечно и ровно, убаюкивал и ласкал разум картинами предстоящего будущего. Когда все люди будут равны, перестанут рваться за властью и деньгами, перестанут унижать и обманывать других. Начнут обладать всего одним простым желанием. И тогда планета очистится. Толпы людей будут бродить по ней в поисках особой пищи — той, что ещё хранит силу врага. В поисках живой плоти и крови.
И Лёша сам не заметил, как погрузился в блаженный и бесконечный сон.
***
Спустя время он открыл глаза. А может быть, просто пришёл в сознание.
Поднялся, оторвав присохшие рукава рубашки от липкого линолеума. Бездумно окинул взглядом два остывших трупа посреди кухни и побрёл в прихожую.
Мельком бросил взгляд в зеркало, а через мгновенье, осознав увиденное, остановился как вкопанный.
На него смотрело чудовище. Жёлто-синюшная кожа, обвисшая мешками щёк. Ввалившиеся глаза с подсыхающей белёсой роговицей, торчащие остатки волос.
Зубов не осталось, ногтей — тоже. Испачканный красным рот искривился в посмертной судороге.
Голос в голове исчез, оставив после себя только чувство голода. Бесконечно глубокого и единственно правильного. Сырое мясо. Человеческое. Он уже распробовал вкус и теперь все желания слились в одно.
С кухни раздался шорох. Тело, до того лежавшее неподвижно, вздрогнуло, потом неестественно выгнулось и начало подниматься. Остатки головы с проломленным черепом наклонились вправо, словно их не держала шея. Шаркающие шаги двинулись к холодильнику.
То, что во что превратилась Катя, не с первого раза открыло тяжёлую дверь, принюхалось, а потом протянуло дрожащую руку.
Достало кусок сырого мяса в полиэтиленовом пакете и впилось в него остатками зубов.
Первый день новой эры начался...
Автор: HEADfield
Источник: https://litclubbs.ru/articles/29280-eda-chast-chetvertaja.html
Содержание:
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: