2 Манька, конечно, разобиделась на отца за позорное наказание, но кукситься долго не получилось. Они шагали ранним утром по извилистым дорогам горного Крыма и видели, как просыпались виноградники, как уменьшались бескрайние тени гор и где-то там, за их остроконечными вершинами, томилось отдохнувшее за ночь солнце, наливалось жаром, чтобы воспрянуть к зениту и раскалить землю полуденным зноем. Не получалось у Марьяны долго изображать обиду - слишком свежи и новы были впечатления, слишком симпатичным парнем был один из проводников, который, к тому же, оказывал Марьяне знаки внимания, да всё так тонко, что отец и не замечал ничего подозрительного. То улыбнётся Маньке проводник - а загар на его лице кажется прямо-таки золотисто-охровым в лучах зари, - то руку подаст ей, когда шли по небезопасным выступам... Манька прыгала на валун у горного подножия и приятно оглушала паренька заливчатым смехом, и топик на груди невзначай поправляла, а грудь у неё уже на месте, всё как надо торчком стояло.
— Хоть бы лифчик надела, Манька! - шикал на неё по дороге отец. Не сразу он заметил во что вырядилась дочь. Назад, чтобы переодеться, поздно уж оглобли поворачивать. - Стыдоба одна с тобой! - добавлял он и подёргивал вниз топик, при этом прикрывая Марьянку от публики спиной, но жалкая попытка спасти честь дочери оказывалась безуспешной - юная грудь по-прежнему кричаще торчала из-под топика на радость молодым людям.
Путь к горной вершине пролегал известной туристической тропой. Знаменитый орех Никулина, прославившийся съёмками в нескольких советских фильмах, Марьяну не впечатлил. Фильмы она эти не смотрела и решительно не разделяла восторгов остальных участников похода, которые столпились вокруг дерева с таким восхищением, словно перед ними предстала Бритни Спирс в самом благосклонном расположении духа. Далее была Долина Привидений с причудливыми каменными изваяниями и проводница Юля воодушевлённо провозглашала:
— Голова Екатерины! Чёртов палец! Великан! Три гнома!
В некоторых из них Марьяна и впрямь улавливала сходство с упомянутыми объектами, но в большинстве своём они напоминали ей уродливые, торчащие к небу глыбы, которые природа словно неуклюже накапала расплавленной лавой и они, эти уродцы, так и застыли - как попало. В целом картина была величественной и красивой, и даже устрашающей, ведь некоторые из глыб до того обточили ветер с дождём, что держались они, кажется, на одном честном слове. Ближе к десяти утра группа забралась на вершину Демерджи. Здесь Марьяне более всего запомнился перекус - проводники устроили привал и накормили их хлебом с намазанным поверх паштетом. И это был самый вкусный паштет в жизни Марьяны. Более всего девушка была озабочена собственной юношеской прелестью и мальчиками, поэтому восхитительные красоты природы не задевали тонкие струны её души.
В лагерь вернулись после обеда, перекусили и сразу на пляж - там Марьяну уже дожидался ненавидимый отцом Тарзан. Манька перед ним и так и эдак задом вертит, кружится вокруг в жёлтом купальнике. Тарзан тоже не упускает шанса показать свои достоинства - разминает на волнорезе мышцы перед прыжком, зубы скалит, а широкий, рельефный торс его на солнце так и поблёскивает, приковывает женские взгляды. Накупаются, нарезвятся, но что поделать... Таких радостей Александр не мог запретить дочери.
— Мы погуляем, папа! Вот здесь, по склонам, где турбаза Игоря. Там хоть тень под кипарисами и лавочки есть.
Тарзан рядом стоит, оголяет белые зубы в приветливой улыбке. Так бы и дал ему Александр промеж глаз! Но родители у него на вид приличные, даже здороваться с Александром начали. Им-то что? У них парнишка - только порадоваться можно его любовным успехам. Перед ответом Александр напускал на себя вид самый строгий и серьёзный, обдавал Тарзана холодным и предупреждающим взглядом.
— Ладно. Только ненадолго. Слышь, Манька? Как вечереть начнёт, чтобы подле меня оказалась.
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! - звенит довольная Манька и пускается с Тарзаном во все тяжкие: по кустам, по зарослям прячутся, а то и в домик Тарзанов наведаются, пока родители на пляже нежатся...
Так и пролетела неделя - пора домой возвращаться. У Марьяны на загорелом лице синие глаза горят ярко, как у негра, белки особенно выделяются. Распрощалась она со своим Тарзаном, обменялись адресами для переписки. Напоследок не забыла Марьяна и тому самому работнику лагеря, проводнику в горы, глазки построить. Сели они в автобус и только тут отец вздохнул с облегчением - вроде бы пронесло, ничего страшного не случилось с неугомонной Манькой. С задачей справился. Дома присмотр за честью дочери не входил в его прямые обязанности - этим по большей части занималась мать с переменным успехом.
Месяц по приезду прошёл тихо-гладко. Начался сентябрь и дочки отправились в школу. Неожиданно Марьяна стала замечать, что её подташнивает по утрам. Стала отказываться от завтраков под недовольное бурчание матери. Тошнило Марьяну день ото дня всё основательнее... На деньги, выданные родителями для школьной столовой, Марьяна, стыдясь и краснея, купила тест на беременность. Накануне еле заснула, мучимая страхом перед возможной неприятностью. Утром сделала тест... Положительный! Ой-ё-ё-ё-ёй!!!
Тут уж Марьяна и села на попу. Смотрит на эти две полоски и глазам своим верит с трудом. Как так? За что? Что делать? Посмотрела на живот - плоский. Но долго такой сюрприз не утаишь, придётся посвящать в тайну родителей... И где тот адресок Игоря? Никто из них друг другу так и не написал.