В конце прошлой главы мы начали разговор о экономике и социальной структуре Юга на момент Войны за независимость. Ключевой пункту, который останется с нами до самого конца: Юг – это земля плантаций и плантаторов. Что это означает на практике? Чтобы ответить на этот вопрос нужно несколько слов сказать о колониализме в Новом Свете и о том, как он менялся.
Началось всё с того, что Колумб искал путь в Индию. Зачем? Ради пряностей. Это был совершенно уникальный товар для периода конца XV начала XVI столетий. Истинным его источником была даже не столько сама Индия, сколько Индонезия, проходил он на традиционных торговых путях через множество рук – и все старались их на нём нагреть. В итоге в Европу какой-нибудь мускатный орех приходил почти буквально по цене золота. Зачем вообще нужны были приятности? Просто чтобы побаловать свой вкус? Конечно нет – они играли важнейшую роль в консервации продуктов питания, помимо традиционных способов засолки и сушки. Когда португальцы всё же доберутся до Индии – а потом и до настоящих источников пряностей на островах Юго-Восточной Азии, то это действительно принесёт им колоссальный доход. А вот в Америке пряностей не было. Там были такие замечательные вещи как картофель, томаты, кукуруза и не особенно замечательная, но в перспективе тоже очень доходная штука под названием табак – но сразу об их полезных свойствах конкистадоры, разумеется, не знали. Зато они не могли не знать ценности золота. Первый этап освоения Нового Света – это гонка за желтым металлом. Сперва – завоевание и прямой грабёж имевшихся до появления белых государственных образований, вроде империи Инков. Затем – организованная добыча драгметаллов – золота и, особенно, серебра, которым, как выяснилось, очень богаты Анды. В определённый период времени мало кому известный сейчас город Потоси в Боливии был одним из самых населённых мест в мире и важнейшим промышленным центром. На 1625 год в нём насчитывалось 160 000 жителей – и большая их часть была так или иначе связана с горными разработками. Но уже XVII век изменил картину: если Испания захлебывалась своими драгметаллами и страдала от инфляции, то другие страны – прежде всего Англия, Нидерланды, Португалия начали распоряжаться колониями по-иному. Они открыли истину, которую позже сформулирует Адам Смит: богатство и процветание – не в золоте, а в товаре. А его в эпоху до Промышленной революции давала главным образом обработанная земля.
Колонии были тем, чего в Европе не было со времён начала феодальной эры и устаканивания последствий Великого Переселения народов – большим пространством ничейной, незанятой земли. Вещь это была не просто желанная – драгоценная. Немцы, например, вели в Средние века свой “натиск на Восток” (о котором позднее вспомнил в XX столетии один неудавшийся австрийский художник) ради сравнительно свободной земли в Прибалтике. Земли Америки – и по плодородности, и по масштабам не шли с ними ни в какое сравнение. Бери и пользуйся. Только индейцев отгони – и то если они там есть. Причём никаких феодальных прав и привилегий, королевских лесов, герцогских угодий, общинных или чьих-либо ещё прав – только право владельца, собственника. В той же Англии половину страны пришлось ломать через колено в эпоху огораживания, когда из-за того, что производство шерсти оказалось выгоднее, нежели производство пищевой продукции, ”овцы стали есть людей”, чтобы этого добиться – а здесь всё сразу и даром. Проблема только одна – рабочая сила. В Европе ее, в общем, хватает. В Новом Свете ты можешь быть хозяином огромного, потенциально чрезвычайно доходного, но пустого пространства. Постепенно прибывают всё новые переселенцы, однако их мало, а главное – далеко не каждый хочет и на другом континенте, как раньше дома, вести жизнь крестьянина, тем более крестьянина-батрака. Все желают быть хозяевами. Все хотят земли. Пусть сначала придётся перебиваться с хлеба на воду, рисковать, идти в неизвестность на неосвоенный фронтир, но вот зато потом! Эта жажда земли станет мощнейшим двигателем миграции в глубину континента вплоть до конца эпохи Дикого Запада.
Что же делать? Всё просто: пахать будут те, у кого нет выбора. Каторжники и преступники, неоплатные должники и, конечно же, чёрные рабы. Почему именно чёрные? Местные индейцы всегда слишком легко и охотно бежали. Не удивительно – это были их родные места, они знали их. Нередко неподалёку имелись готовые помочь соплеменники. Для выходцев же с другого континента подобная попытка была в большинстве случаев равносильна смертному приговору. Плюс к тому негры считались (судя по всему, заслуженно) более выносливыми. Здесь не место рассказывать обо всей колоссальной по масштабу системе покупки, транспортировки и эксплуатации рабов, но принципиально вот что – сам по себе рабский труд существовал в первую очередь и именно в приложении к плантационному хозяйству.
Севернее, в Новой Англии, где людей было больше, земли – меньше, а климат и структура общества куда ближе к тем, что имелись в метрополии, рабы были не нужны, как не нужны они были и в Англии. Рабочих рук вполне хватало, их даже был некоторый избыток. Участок той или иной семьи был достаточен чтобы прокормить её саму, но не кого-то ещё. Вообще при эксплуатации не большими коллективами, а по одному-двое рабы гораздо больше демонстрировали свою экономическую неэффективность по сравнению со свободными тружениками. Наконец, ещё один принципиальный момент: раб-африканец, особенно не родившийся на территории Америки, а завезённый – это ещё и абсолютно неквалифицированная рабочая сила. Он может выполнять только ограниченный и простой набор операций – или его нужно длительное время обучать. На Севере, как и в Европе, хозяйство было в значительной мере натуральным, а потому разнообразным: пшеница и ячмень, коровы и свиньи, индейки и куры, картофель, всего и не перечесть. И со всем этим нужно знать как обращаться. Плантация – это почти всегда монокультура. Нередко вообще несъедобная, как, например, тот же табак, или в принципе пригодная в пищу, но только после сложных манипуляций с ней – по сути уже промышленных, как сахарный тростник.
Для крестьянина на Севере торговля важна, но не критична. Не продал – ну что же, можно запасти, или даже потребить самому, устроив какой-нибудь семейный или религиозный праздник на более широкую, чем обычно, ногу. И плечо торговли тоже весьма маленькое – рынок ближайшего городка – вот его длина. Для плантатора ситуация прямо обратная. Он никак не сможет скурить весь табак, который выращивает. Мало того, его может оказаться не в состоянии скурить даже весь его штат. Плечо торговли – Атлантический океан. Естественно, как правило, через посредников, но всё равно, конечный рынок сбыта – Европа. Табак можно запасать, да. Сахарный тростник – уже куда труднее. А тот товар, который станет главным для Юга США в XIX веке – хлопок – чрезвычайно трудно. Его нужно постоянно проветривать и просушивать. Целые комплексы специальных зданий, наём работников… В общем, плантационное хозяйство жило по принципу “шоу маст гоу он”: любая проволочка, любая пауза – это убыток. По этой же причине южане – во всяком случае, их экономическая элита – это жесткие и умелые дельцы. Кто слаб – то быстро прогорает. Кто твёрд – так же быстро идёт в гору. И, в то же время, это люди образованные. Им нужно знать конъюнктуру не только своей округи, но в некоторых случаях едва ли не мировую. Это люди с чувством собственного достоинства, потому что они полновластно – в чём-то даже в большей мере, чем какие-нибудь аристократы в Старом Свете, распоряжаются огромными землевладениями и крупными массами людей. Над графом или герцогом всегда стоит король – и в XVIII, тем более XIX веке его уже нельзя игнорировать, ведь за ним вся мощь государственного аппарата. Мало того, ты сам в той или иной мере встроен в этот аппарат, ты исполняешь определённые обязанности государственного лица. Русский ли дворянин, французский до Революции, испанский, немецкий – не столь важно. Разве только английские джентри в известной мере выбиваются из ряда. Крупный плантатор-южанин абсолютно свободен. Он может продавать и покупать землю, заключать любые договора, нанимать, увольнять, покупать работников, вести дела с кем угодно – в том числе по ту сторону океана. Государство он почти не замечает – оно охраняет его священное право собственности, требуя от него взамен не слишком обременительные суммы налогов – и всё, больше ничего. Да, богачи были и на Севере, но почти всегда – промышленники, банкиры, торговцы. У южанина-плантатора было то, чего у них не было – эдакое своё персональное королевство, своё владение, причём на нём вполне мог жить, если вести речь о середине XIX века ещё его прадед, или даже прапрадед.
В конечном итоге мы получаем социальную группу людей, которые не боятся ни бога, ни чёрта, ценят традиции, но при этом достаточно мобильны, получаем хватких, жёстких, упорных, умеющих выжимать все соки из тех, кто оказался у них в подчинении, а так же из ситуации. Они удовлетворены своим положением и им есть за что сражаться, если кто-то на него посягнёт. Ну а мелкие плантаторы… мелкие плантаторы мечтают стать крупными и во всём им подражают, если на это хватает средств, тем более, что хорошо пустить пыль в глаза – нередко значит потом хорошо заработать!
Ну а теперь вернёмся к истории. В 1783 году в Париже – там же, где в 1763 году британцы продиктовали победные условия мира французам, по которым те лишались их владений в Америке, на сей раз уже жители туманного Альбиона вынуждены были признать, что они проиграли. 13 колоний теперь независимы. Вообще, что бы там теперь не говорили в Штатах, без вмешательства на их стороне европейских держав, их страны или вовсе не было бы на свете, или она была бы существенно меньше. Решающий вклад внесла Франция – на свою же шею. Радость от того, что удалось красиво и мощно отомстить англичанам, которые с начала века воевали с французами и, постепенно, лишали их величия времён Короля-Солнце, на время затенила тот факт, что сама по себе Франция приобрела весьма мало – Британия уступала права на Сенегал (по сути, на несколько маленьких торговых факторий) и на остров Тобаго. Зато расходы были весьма велики. Во многом именно чтобы восполнить их король Людовик XVI и пришёл к мысли о необходимости введения новых налогов – и ради этого созвал не собиравшиеся уже много-много лет Генеральные штаты. Так началась Великая Французская Революция. Забавно, как много сходств можно обнаружить с теми событиями и решениями, что привели к позору 1783 года англичан. Хотя, конечно, очень много и различий. Как бы там ни было, а США завоевали себе право жить как свободная и суверенная страна. Вот только какая она будет?
Здесь нужно несколько слов сказать о том факторе, который несколько раз сыграет очень большую роль в истории Америки. Это фактор везения. Да, янки неоднократно и сильно фартило – не то чтобы происходило что-то совсем немыслимое, но из имеющихся вероятностей они всё же доставали нужный, счастливый билет. Именно отсюда в известной мере родилась идея американской богоизбранности и исключительности, концепция “явного предопределения”, остатки которой проскальзывают в речах президентов и иных политиков Америки по сию пору. Здесь речь пойдёт о том, что США очень повезло с Вашингтоном. Джордж Вашингтон был посредственным военачальником – попади он на большую европейскую войну той же эпохи – и быть ему крепко битым. Тот же Старый Фриц – Фридрих Великий, ещё живой в год подписания Парижского мира, доведись ему встретиться с Вашингтоном, без сомнений разгромил бы его наголову. Не говоря уже о полководцах близящейся Великой Французской Революции и её войн, а также последующей Наполеоники. Не был он и гениальным политиком. Не был революционером, не был пламенным оратором. Он вообще был не особенно начитанным и образованным человеком, его вклад в ту же Декларацию независимости и Конституцию более чем скромен. Но у него имелось одно решающее достоинство – и это слово я уже упомянул. Скромность. А также готовность к компромиссам, взвешенность и осторожность в действиях. И определённая мудрость.
До момента назначения командующим Континентальной армией Вашингтон не входил в число наиболее известных и значимых общественных деятелей 13 колоний. Интерес Вашингтона был, прежде всего, экономический – это был один из самых состоятельных землевладельцев Вирджинии (и, к слову, рабовладелец, о чём до недавнего времени в США предпочитали помалкивать). Он был вовлечён в борьбу по налоговому и таможенному вопросу, но при этом был противником агрессивных, противоправных действий – то же Бостонское чаепитие он осуждал как покушение на частную собственность. Что до борьбы за, собственно, независимость, то даже в конце 1774 года в письме старому приятелю капитану Маккензи, служившему в то время в английских войсках в Бостоне, Вашингтон отмечал: «Что касается независимости или чего-либо такого… то я вполне удовлетворён тем, что ни один разумный человек в Северной Америке не желает ничего подобного». До упоминавшихся в прошлой главе сражений за Конкорд и Лексингтон в общем то так оно и было. Когда на Первом Континентальном конгрессе делегат от Вирджинии Ричард Ли предложил подумать над объединением ополчений разных колоний в единое войско, его предложение было решительно отвергнуто. Но после первых боёв – хотя бы в целях самообороны, Второй Континентальный конгресс был просто обязан подумать о формировании чего-то более организованного, чем вооружённые подпольщики и расходящиеся после сражения по домам ополченцы-минитмены. Во главе Континентальной армии единогласным голосованием был поставлен Джордж Вашингтон.
Почему вообще выбор пал на Вашингтона? В числе тех, кто согласился сделаться офицером Континентальной армии, были люди с гораздо большим боевым опытом и заслугами. Например майор Чарльз Ли успел в Семилетку повоевать не только в Новом Свете, но и в Европе, а после вольнонаёмным добровольцем около 2-х лет участвовал в Русско-Турецкой войне 1768-1774 годов. Ответ прост: во-первых, Вашингтон был банально старшим по званию из тех, кто, так или иначе, сотрудничал с Континентальным конгрессом. А во-вторых, он изъявил согласие занять должность без жалования и какой-либо денежной компенсации. Войско под началом Вашингтона было даже в пиковые моменты весьма скромное – вся Континентальная армия никогда не превышала численности в 27000 человек. И, к тому же, она никогда не собиралась полностью в одном месте. Совершенно чудовищной была ситуация со снабжением, с дисциплиной, а боевой опыт у солдат если и имелся, то крайне специфический. До начала прибытия военспецов из Европы, вроде того же прославившегося на этом поприще маркиза Лафайета, Континентальная армия терпела поражений столько же, сколько одерживала побед, а от полного краха после потери Нью-Йорка и отступления вглубь страны спаслась только чудом и британскими ошибками. За всё это время Вашингтон не продемонстрировал особенных дарований полководца – но зато продемонстрировал много уверенности и спокойствия, что было очень важно для повышения боевого духа. Вашингтон не сделал ничего выдающегося – но авторитет его рос семимильными шагами. Когда он, разбитый, с остатками своих войск отходил на юг, 12 декабря 1776 года Конгресс, бежавший из Филадельфии в Балтимор, предоставил Вашингтону диктаторские полномочия.
Как известно, позднее дела пошли на лад. После победы у Йорктауна в 1781 война была выиграна, и подписание мира стало вопросом времени, когда англичане это признают. Боевых действий не велось, а армия стояла – и, конечно, распускать её по домам было никак нельзя. Основная часть Континентальной армии находилась в Ньюбургском лагере в штате Нью-Йорк. И именно там произошла в марте 1783 года история, которая могла бы иметь совершенно другие последствия, если бы во главе стоял не Вашингтон, а кто-то с другим характером и темпераментом. Среди солдат, причём как выяснилось позднее не без тайного участия не только ряда офицеров, но и некоторых конгрессменов, были распространены два анонимных письма. Первое письмо, «Обращение к офицерам», появилось в лагере 10 марта 1783 и призывало армию, недовольную задержкой зарплаты и отсутствием финансирования обещанных пенсий, созвать собрание, чтобы обсудить жалобы в адрес Конгресса и сформировать план действий для решения данных проблем. Фактически речь шла о возможности вооружённого давления на действующую власть в своих интересах. И если первое письмо ещё мало что давало понять об истинных целях его авторов, то второе было уже куда как определённее. 15 марта в войсках стала ходить бумага, которая сообщала, что Вашингтон, якобы, поддержал «Обращение к офицерам» и поведёт солдат на Конгресс. В устной же форме одновременно был распущен слух о том, что самым лучшим решением всех проблем было бы вообще сбросить Конгресс и установить – на временной основе – военную диктатуру Вашингтона.
В настоящее время общепризнанно, что оба письма были написаны майором Джоном Армстронгом, помощником генерала Горацио Гейтса, хотя авторство текста и изложенных идей до сих пор является предметом споров. Армстронг сам в дальнейшем признал свою роль в Ньюбургском заговоре, в то же время никаких официальных действий в отношении него в связи с анонимным письмами не предпринималось. По всей видимости, дело был в том, что целый ряд старших командиров Континентальной армии, предвидя возможность её роспуска после подписания мира, стремились остаться на вершине общественной жизни и власти, для чего предполагали совершить её вооружённый захват. Никто из них не решился обратиться к Вашингтону открыто, но, видимо, кому-то пришла в голову мысль сделать всё так, чтобы его будто бы призвал глас самих солдат. У будущего первого президента США были все козыри на руках, чтобы ещё до Бонапарта повторить его путь к власти. Временная диктатура легко сделалась бы постоянной, а потом приобрела бы и институциональные формы. С учётом популярности Вашингтона и того факта, что только он располагал значимой военной силой на континенте, остановить его Конгрессу наверняка не удалось бы. Что же происходит в реальности? Генерал Джордж Вашингтон лично пресёк любые разговоры о военном восстании. В своем выступлении 15 марта – после появления второго письма, он убедил офицерский состав в необходимости сохранения лояльности Конгрессу, тем самым восстановив дисциплину в армии. 2 ноября 1783 года Джордж Вашингтон издал Прощальный приказ по армии, опубликованный в газетах Филадельфии. 14 января 1784 года Конгресс ратифицировал Парижский договор от 1783 года, закончив тем самым Войну за независимость. Сразу после этого Вашингтон слагает с себя полномочия и уходит в отставку. В последний момент перед уходом он направил циркулярное письмо правительствам штатов по организации армии мирного времени, предполагавшее более-менее нормальный её численный состав и организацию. Его не послушали. Умеренные делегаты Конгресса предложили установить численность армии в 900 человек в составе трёх пехотных батальонов и одного артиллерийского. Однако даже это предложение было отклонено из-за разногласий штатов Нью-Йорк и Массачусетс. Регулярная армия – это регулярные денежные выплаты, а платить не желал никто. 2 июня Конгресс приказал распустить армию в полном составе, за исключением 25 человек в Форт Пит, и 55 в Вест Пойнте. Армия мгновенно сжалась до менее чем 100 человек! Это на все Соединённые Штаты Америки! Видимо даже до самых жадных дошло, что подобное положение уже попросту опасно – такими силами можно оказаться не в состоянии обеспечить свою защиту даже от индейцев. На следующий день был принят компромисс, определивший численность армии в 700 человек, набираемых в четырёх штатах (Пенсильвания, Нью-Йорк, Коннектикут, Нью-Джерси) на срок службы в 1 год. Конгресс уполномочил военного секретаря организовать 8 пехотных рот и 2 артиллерийских. Таким образом, медленно был набран 1-й американский полк, возглавленный ветеранами Войны за независимость и унаследовавший традиции Континентальной армии. Но Джорджа Вашингтона среди этих ветеранов не было. Он удалился в своё поместье в Маунт Вернон – и можно было подумать, что отставной генерал останется там насовсем.
Но нет. Вашингтону придётся вернуться, чтобы разрешить первый – и знаковый политический кризис в новой истории Штатов. Ещё в ходе войны в 1777 году Конгресс принял так называемые Статьи Конфедерации - первый документ, который конституировал что же вообще такое Соединённые Штаты. Постепенно он был ратифицирован всеми 13 бывшими колониями. В Статьях Конфедерации устанавливались органы власти и их полномочия. Согласно статьям, США действительно были конфедеративным образованием – центр решал только вопросы войны и мира, дипломатии, западных территорий, денежного обращения и государственных займов, в то время как остальные вопросы оставались за штатами. Тонким вновь оказался налоговый вопрос. У государства – даже по тем задачам, которые были прописаны в Статьях, были такие, которые требовали довольно солидных средств – в частности та же оборона. Уже события 1784 года и сокращение войска до 80 человек показали – денег у центра нет – и никто не желает их давать. При этом никаких налогов и сборов общий Конгресс назначать не мог. Схожей была и ситуация с дипломатией. Другим камнем преткновения был тот факт, что наибольший вклад в общую копилку всё же вносили крупные и густонаселённые штаты – а представительство у них было такое же, как и у тех, кто не вносил почти ничего. Вообще от Статей оставалось впечатление временности, экстренного документа, принятого в чрезвычайной обстановке, когда нет возможности детально обсудить основы дальнейшего общежития. В обществе и прессе активно велась критика Статей Конфедерации, провозглашалась необходимость образования более совершенного Союза. Было ясно, что что-то должно прийти им на смену. Страсти накалялись – часть элит и штатов желала сохранения в принципиальных пунктах статус-кво, а часть – более тесной интеграции.
Взрыв вновь прогремел в Массачусетсе. Откол от метрополии привёл к известным переменам в структуре хозяйства. Юг, осуществлявший массовый экспорт в Старый Свет, хотя и не прекратил его полностью – и стремился восстановить (об этом мы ещё поговорим), начал более активные поставки и на внутреннем рынке на Север. В тех случаях, когда речь шла о продовольственных товарах, сравнительно малоземельные фермеры севера оказывались конкурентами южан – и неизбежно эту конкуренцию проигрывали. Стоит добавить, что Север в наибольшей степени пострадал от войны, а из северных штатов – именно Массачусетс. Финансовое положение в штате всё более ухудшалось – при этом, разумеется, никто и не думал прощать и отменять долги по тем займам, которые брались ещё до начала Войны за независимость. Недовольные существующим положением фермеры устраивали собрания, на которых принимались петиции, излагавшие их жалобы и требования. Ни одна из этих петиций не была удовлетворена. Тогда решено было обратиться к оружию.
Восстание началось 31 августа 1786 – и быстро приобрело угрожающий масштаб. У штата не хватало своей вооружённой силы для его подавления, а у центра её просто не было. 3 февраля 1787 повстанцы едва не захватили оружейную палату в городе Спрингфилд – если бы им это удалось, то они могли бы сделаться и вовсе едва ли не крупнейшей вооружённой силой в стране. Хотя у восставших были определённые политические лозунги, но на низовом уровне налицо были все классические черты крестьянского бунта: поджоги, уничтожение собственности. Вот в этих-то условиях и начали побеждать в политической борьбе сторонники централизации. 21 февраля 1787 Конгресс Конфедерации принял резолюцию о созыве Конвента «с единственной и выраженной целью пересмотра Статей Конфедерации». Двенадцать штатов (за исключением Род-Айленда) утвердили в общей сложности 70 делегатов, которые должны были участвовать в Конвенте. Хотя первоначальной целью Конвента был именно пересмотр Статей Конфедерации и вопрос о выработке нового документа не ставился, постепенно делегаты пришли к заключению о необходимости создания новой Конституции, которая бы утвердила территориальное устройство федерации и систему органов власти, принципиально отличающиеся от существовавших на тот момент.
Все понимали, что необходимы перемены и нужна централизация, но вот степень этих перемен и этой централизации оставались очень сложными и дискуссионными вопросами. Было три основных проекта – и от выбора одного из них зависело будущее Соединённых Штатов. Вот тут то и появился вновь Вашингтон!
Ещё в период начала восстания в Массачусетсе бывший главком Континентальной армии внезапно прервал молчание и выступил с рядом заявлений, общий смысл которых сводился к одному – требуется переформировать на иных началах Союз, сделать его более прочным и сильным. И вот уже Вашингтон, как фигура, пользующаяся огромным уважением в массах, но при этом, как казалось, не имеющая особенных политических амбиций и не склонная открыто поддерживать ни одну из фракций, принимает предложение Конгресса стать председателем Конституционного конвента. Дебатировались три основных плана, которые получили названия по штатам, представители которых их сформулировали. «План Нью-Джерси», предложенный Уильямом Патерсоном, отражал интересы мелких штатов. Патерсон предлагал лишь внести некоторые правки в Статьи Конфедерации, в том числе закрепить верховенство федерального законодательства, но не изменять сути документа. Права штатов предлагалось обеспечить, закрепив равное представительство от каждого из них в законодательном органе. В этом варианте у центра появились бы хоть какие-то ресурсы, но, в общем, США оставались бы по сути своей конфедеративным образованием. Дебаты по «Плану Нью-Джерси» длились с 13 по 16 июня 1787 года и закончились его отклонением. Во-первых, он мало что менял – а во вторых его решительным противником оказался Вашингтон. Дипломатично и аккуратно, не атакуя напрямую Патерсона, Вашингтон настаивал на том, что Статьи Конфедерации не могут служить прочным основанием для страны, и должны быть полностью отброшены. Он образно назвал Статьи Конфедерации «верёвкой из песка», не способной выдержать какого-либо серьёзного рывка и кризиса. Существенным пунктом было то, что если прежде в центре внимания был финансовый и юридический аспект, то Вашингтон решительно выдвигает на первый план вопрос безопасности – и, ввиду его статуса пусть и отставного, но главнокомандующего, ему крайне трудно оппонировать.
Противоположную крайность являл собой план, который получил названия по имени автора – потому что направивший его штат не мог полностью с ним солидаризоваться. Александр Гамильтон, делегат от Нью-Йорка, был сторонником британской модели парламентаризма. В его изложении права штатов редуцировались до примерного аналога прав британских графств, создавалось безусловно единое правовое и финансовое пространство. Проблемой, помимо того, что некоторые штаты априори были совершенно не готовы к такой сильной утрате своих прерогатив, было и то, что «План Гамильтона» имел не просто много общего с существовавшей на тот момент в Великобритании формой правления, но и довольно ясно подразумевал необходимость появления сильной фигуры на вершине пирамиды власти – в той или иной мере аналогичной королю Англии, хотя Гамильтон формально и не выдвигал предложения об учреждении монархии. Большинство делегатов были настроены на кардинальный разрыв с колониальным наследием – то, что было похожим на Англию, воспринималось негативно. Но самым главным было то, что единственной реальной кандидатурой на высший пост в ней был Вашингтон – а он ясно дал понять, что такую роль играть не будет. В конечном счете, именно позиция Вашингтона стала определяющей в том, что выиграл третий план – в своём роде промежуточный, золотая середина, что полностью соответствовало характеру председателя Конституционного конвента – План Вирджиния. Он и лёг в основу Конституции США.
Вашингтон в этом смысле без сомнения один из ключевых отцов нынешней политической системы Америки, хотя его собственный вклад в текст Конституции был более чем скромным. По большей части речь вообще идёт о полуапокрифических историях, вроде той, где он подал Джеймсу Мэдисону идею двухпалатного парламента, посмотрев, как тот пьёт чай, переливая из чашки в блюдце – чтобы тот остыл. Дескать, так же должны будут остывать и политические страсти. В этой и подобных историях подчёркиваются главные качества Вашингтона – взвешенность и переходящая в мудрость простая, в своей основе почти бытовая, смекалка.
Но вернёмся к сути Плана Вирджиния. В этом документе - его авторство принадлежало в основном упоминавшемуся выше Джеймсу Мэдисону, основной упор делался на создание системы федеральных органов, которые обладали бы значительными полномочиями – но при этом не затронутые этими новыми органами права штатов оставались прежними. В частности, федеральное правительство предлагалось наделить правом вето на законы, принимаемые легислатурами (законодательными органами) штатов, если они противоречили общефедеральным. В случае необходимости центр имел право применять военную силу против отдельных штатов, если они совершают незаконные действия. Запомним этот пункт – именно на него будет опираться Линкольн. Согласно «Плану Вирджиния», на федеральном уровне должны были быть созданы двухпалатный законодательный орган (причём верхняя палата легислатуры должна была избираться членами нижней палаты), правительство, избираемое законодательным органом на семь лет, и судебная система, основанная на принципе несменяемости судей. «План» был официально представлен губернатором Вирджинии Эдмундом Рэндолфом 29 мая 1787. Он и был принят за основу.
Тем не менее, несмотря на это, долгое время не было разрешено принципиальное противоречие о порядке формирования законодательного органа - Конгресса. Делегаты от крупных штатов настаивали на пропорциональном представительстве в зависимости от населения каждого штата, делегаты от мелких — на равном представительстве независимо от населения. Компромисс, часто называемый Коннектикутским, или Великим, компромиссом, был предложен делегатом от Коннектикута Роджером Шерманом, который вероятно являлся и одним из авторов «Плана Нью-Джерси». Палата Представителей избиралась по территориальному принципу, а в Сенате штаты были представлены на равной основе. С благословения Вашингтона в этом варианте 17 сентября 1787 года проект Конституции был готов.
Стоит отметить, что на Конституционном конгрессе остро стоял и вопрос о рабстве. В результате было принято решение сохранить рабовладение на ближайшие двадцать лет, чтобы этот вопрос решали будущие поколения. В тексте Конституции этот вопрос затрагивался в четырёх статьях: раздел 9 статьи I разрешал ввоз рабов, раздел 2 статьи IV запрещал способствование побегу рабов и устанавливал обязанность их возврата, раздел 2 статьи I устанавливал, что при определении численности населения каждого штата учитывалось только три пятых от общего числа рабов в каждом штате (при всей этой замечательной регламентации в этом разделе вместо слова «рабы» стыдливо использовался термин «другие люди»). Согласно статье V эти положения не могли быть изменены до 1808 года, что и обеспечивало откладывание решения вопроса о рабстве на двадцать лет. В реальности, как известно, дело затянулось на значительно больший срок.
Уже после рождения проекта Конституции возник вопрос о ратификации его штатами. Статья 13 Конфедерации, а эти Статьи пока что оставались основополагающим документом, предусматривала, что для изменения Статей требовались принятие соответствующего решения Конгрессом Конфедерации и последующая ратификация всеми штатами. Тем не менее, в статью VII Конституции из обоснованного опасения, что могут найтись штаты, которые её отклонят, было внесено положение о том, что Конституция вступает в силу после ратификации конвентами девяти штатов, но только для тех штатов, которые её ратифицировали. Эта норма фактически означала, что в случае отказа какого-либо штата ратифицировать Конституцию этот штат выходит из состава федерации.
Итак, 17 сентября проект Конституции был направлен Конгрессу Конфедерации. Одновременно на сессию Конгресса вернулись делегаты Конвента Мэдисон, Руфус Кинг и Натаниэль Горэм, которые публично выступили в поддержку проекта. В результате Конгресс одобрил проект и передал его штатам для ратификации. Наступал момент истины: во время дискуссий, сопровождавших ратификацию Конституции, сложились две «партии» — «Федералисты» (выступали за ратификацию) и «Антифедералисты». Антифедералисты утверждали, что после принятия Конституции и утверждения централизованного правительства будут ущемляться права штатов и права личности, а президент получит власть, сопоставимую с тиранической властью британского короля перед Войной за независимость. И мнение это было весьма распространенное. Дошло до того, что главные авторы Конституции Мэдисон, Гамильтон и Джон Джей начали издавать под коллективным псевдонимом Публий, взятым честь римского консула периода республики Публия Валерия Публиколы, журнал Федералист, в котором они обосновывали необходимость принятия новой Конституции и новой системы органов власти. Свою роль этот журнал, а было издано 85 выпусков, конечно, сыграл, но главным фактором послужил авторитет Вашингтона, однозначно одобрившего проект.
Первым Конституцию ратифицировал Делавэр 7 декабря 1787, девятым штатом стал Нью-Гемпшир 21 июня1788 . При этом в одних штатах ратификация проходила единогласно, в то время как в других шла упорная борьба вплоть до момента голосования в конвенте. В Нью-Йорке первоначально против ратификации выступали две трети конвента; Гамильтон лично сумел переубедить многих депутатов, и 27 июля 1788 года конвент Нью-Йорка ратифицировал Конституцию с преимуществом всего в три голоса. 13 сентября 1788 года Континентальный Конгресс принял резолюцию о введении Конституции в действие, хотя ещё не всё штаты ратифицировали её. Налицо было определенное нарушение буквы закона, потому что “опоздавшие” штаты всё равно потом вошли в Союз. Но именно этим, неполным составом – представителями 10 штатов был избран 1-й Президент США. Формально было предложено аж 34 кандидатуры. Реально кандидат был только один – Джордж Вашингтон. За него было отдано 100% голосов выборщиков. Получивший 34 голоса из 69 Джон Адамс стал вице-президентом. Произошло это 10 января 1789 года. 4 марта 1789 года (ещё до того, как Конституцию ратифицировали Северная Каролина и Род-Айленд) начали работу новые федеральные органы власти, созданные в соответствии с новой Конституцией.
Вашингтон останется на посту 2 срока подряд – вплоть до 4 марта 1797 года. На третий он выдвигаться откажется – уйдёт сам, пояснив это решение тем, что президент не должен занимать свой пост более двух раз подряд. В прощальном обращении он подтвердил, что окончательно покинет свой пост. Так Вашингтон заложил традицию, соблюдавшуюся без всякой законодательной базы вплоть до президентства Франклина Рузвельта в XX веке. К моменту ухода с поста Вашингтон будет пользоваться колоссальным уважением – ему даже присвоят титул Отца отечества (к слову, до этого момента подобную титулатуру имели только монархи – от римского Октавиана Августа и далее, включая нашего Петра I). И во многом это уважение будет заслуженным. Именно Вашингтон сделал США такой страной, какая она есть, основные принципы государственного устройства были выработаны и утверждены в первую очередь благодаря его усилиям. Несколько раз – во время Ньюбургского кризиса, а затем – при выработке новой Конституции у него были шансы на узурпацию власти, или наделение президента такими полномочиями, что они, в самом деле, прежнему королю бы не снились. В этом случае Штаты ждала бы судьба, которая была уготована многим государствам другой, Латинской, Америки несколько позднее. Там совершенно блистательных дарований люди и из самых лучших побуждений соглашались работать в системе власти, выстроенной и заточенной персонально под них. Пока они были живы и здоровы – всё функционировало превосходно. Когда они умирали, или отходили от дел – политическую систему начинало лихорадить и перевешивать в ту или другую сторону. В конечном итоге к власти нередко приходил совершенно посредственный и даже нелепый диктатор, либо прежняя государственная система вообще летела к чёрту и на её месте приходилось с нуля строить новую. Осторожностью и скромностью Вашингтона США избежали этого. С другой стороны президент не стал и совершенно номинальной, бессильной фигурой, вроде, скажем, штатгальтера в Нидерландах последнего века Республики, который занимался только тем, что более или менее удачно сглаживал противоречия между всесильными местными элитами штатов-провинций. США из конфедерации стали федерацией – и с довольно могущественным, особенно потенциально, центром, хотя значительную самостоятельность сохранили и руководители на местах. Система, которая проработает без сбоев до 1860 года, а по большому счёту работает и сейчас, была выстроена. Насколько глупо и нелепо выглядят ныне попытки США изображать из себя главный за всю историю человечества светоч свободы и демократии, настолько же нелепо отрицать, что на момент появление в конце XVIII века Конституция Штатов была действительно уникальным, выдающимся документом.
Первый свой срок Вашингтон потратил на то, чтобы эта самая Конституция стала действительно работать, на выстраивание – с бережностью и со вниманием, общей американской власти. Он придумывает новую столицу для США – которую позже назовут в его честь. Это, конечно, тоже вопрос важный и особый. Кроме того, он неплохо иллюстрирует и некоторые другие моменты. 23 января 1788 года Джеймс Мэдисон в статье № 43 «Федералиста» также подчеркнул, что национальная столица должна быть независима от штатов для её обслуживания и безопасности. Конституция, однако, не определяла местоположение новой столицы. Штаты Мэриленд, Нью-Джерси, Нью-Йорк и Вирджиния предложили свои территории. Северные штаты предпочитали, чтобы столица находилась в каком-нибудь из существующих крупных городов, которые в основном были как раз на Севере. Южные штаты, наоборот, хотели, чтобы новая столица располагалась на их территории и была отстроена с нуля. В этот же самый период активно обсуждался следующий вопрос: Гамильтон предложил, чтобы новое федеральное правительство взяло на себя долги, накопленные штатами во время Войны за независимость. Однако к 1790 году южане уже в значительной степени возместили свои заграничные долги. Таким образом, выходило, что южане через механизм общефедерального долга будут частично финансировать погашение и долга северян. Естественно на Юге была масса людей, которых это совершенно не устраивало. Тогда столицу решили включить в торг – новое предложение Гамильтона с одной стороны требовало, чтобы южные штаты выплатили часть долга северных штатов, а взамен этого определяло, что новая столица будет построена на их территории. Джефферсон и Мэдисон поддержали это предложение и обеспечили расположение столицы в южных штатах. Теперь возмутилась часть северных элит, уже почти уверенных, что столицей будет именно их город. Дело затягивалось и скандализировалось. В конечном итоге Закон о местопребывании от 16 июля 1790 года предусматривал нахождение американской столицы в той области, которую выберет президент Вашингтон. И тот вновь проявляет свою умеренность, рассудительность и талант к компромиссу. Он отказывает… и тем, и другим. Город будет построен заново – но на нейтральной территории. Исторической границей между Севером и Югом уже к этому моменту была – и осталась далее Вирджиния. Но это – родной штат президента. И он из скромности отказывается разместить её и там. Столичный округ – специально выделенный и вырезанный квадрат со стороной 10 миль располагается между Вирджинией и Мэрилендом (к слову, таким образом, всё же ближе к Северу – что сыграет свою роль в Гражданскую). В соответствии с этим же законом, президент Вашингтон назначил в 1791 году трёх специальных уполномоченных -Томаса Джонсона, Дэниэла Кэрролла и Дэвида Стюарта, чтобы контролировать планирование, дизайн и приобретение собственности в федеральном округе и столице. Изначально предполагалось оставить название Джорджтаун – так назывался небольшой уже существовавший городишко, попавший на территорию столичного округа. Однако уже 9 сентября 1791 года конгрессмены согласились назвать столичный город в честь Джорджа Вашингтона (это при жизни последнего!), а район назвали территорией Колумбия – в память о первооткрывателе континента. В 1791—1792 годах архитектор Эндрю Элликотт и его помощники обошли границу города и поставили 40 больших камней по периметру. Многие из этих камней стоят там до сих пор и являются сейчас национальными памятниками. Таким образом, новый город стали строить на северном берегу реки Потомак, восточнее Джорджтауна. Постепенно началось строительство, которое на равных правах финансировалось через бюджет центра и Севером, и Югом. Потенциально крайне конфликтный вопрос был решён мирно. Так же Вашингтон старался решать и другие вопросы, возникающие на ранних этапах жизни отстроенного заново Конституцией государства.
И, в основном, к 1792 году ему это удалось. Америка успокоилась сама в себе. Он триумфально переизбирается – тоже 100% голосов, на второй срок. И вот здесь его внимание – и внимание США в целом может, наконец, переключиться с почти исключительно внутренней повестки, на то, что происходит в мире. А там за последние годы случилось много любопытного…
