Новая часть истории про мир в которым люди по невыясненным учеными причинам, замерзают в своих домах. По официальной версии это происходит от того, что люди не любимы и не испытывают любви. Так ли это?
Прошло уже почти три недели с момента нашей импровизированной свадьбы. Мы с Артемом до сих пор живы и активно «работаем над отношениями» – впервые с непритворным интересом листаем учебники с подсказками о том, как ладить с людьми, без принуждения ходим на беседы с семейным психологом – лысоватым мужчиной в мутных очочках. Он учит нас говорить «я-сообщениями», искать точки соприкосновения и компромиссы.
Наш союз отмечает положительную тенденцию – государственное приложение не просто так подобрала мне Тему в потенциальные мужья. У нас много общего – нравятся одни и те же игры, фильмы и книги, у нас похожее чувство юмора.
Ещё мы подходим друг другу по типу темперамента и акцентуации характера и, кажется, научились неплохо ладить: почти не ссоримся по бытовым мелочам, как другие наскоро состряпанные «семьи». Можно сказать, ходим перед партнером на цыпочках. Каждому легче первому вымыть посуду, чем рисковать ссорой, учитывая, чем «охлаждение в отношениях» может закончиться.
Конечно, о любви говорить рано, но наш психолог робко заикнулся о зарождающейся симпатии и привязанности, а это хороший знак.
В среду после школы мы решили сделать то, чем должны были заняться в первую ночь проживания в новой квартире. Тема при всей ненависти к романтике, выстелил мне дорожку из лепестков, я приготовила пасту карбонаре (получилось ужасно, но он мужественно съел и попросил добавки).
Артем перенервничал так сильно, что даже боялся меня поцеловать. Но все произошедшее было вовсе не мерзко, вопреки моим страхам. Скорее неловко, но даже немного мило. До эйфории, описанной в женских романах, от неумелых ласк мужа я, конечно, не дошла, но ухватилась за робкое ощущения тепла и нежности. Для двух практически незнакомых людей это уже немало.
Наутро я впервые увидела Тему счастливым. Муж подарил цветы – кажется, от чистого сердца, а не потому, что так сказано в инструкции. Я поцеловала его в щеку и приготовила сырники с вишневым вареньем.
Мы начали верить, что переживем эту зиму.
***
Сегодня я нашла своего мужа мертвым. Я возвращалась из супермаркета – хотела приготовить мясо по-французски и Тёмкин любимый салат с пекинской капустой, сыром и фасолью.
– Привет, я дома! – окликнула мужа, как только вошла в квартиру, но ответа не последовало. Пакет выпал из рук, пекинская капуста покатилась полу.
– Он всего лишь заснул. Не смей думать о худшем, слышишь?! – шепчу я себе, тщетно пытаясь унять чудовищный тремор в руках.
Никогда еще открыть дверь в собственную спальню не казалось настолько сложной задачей. Вопреки страхам картина кажется спокойной и даже домашней. Тема мирно спит в кровати, укутавшись в несколько пледов. Большинство смертей происходило по ночам, поэтому отсыпаемся мы днем. Всегда старались засыпать вместе – сжавшись в испуганные объятья, но в этот раз Артем не дождался меня, решил прикорнул один. Глаза закрыты, выражение лица спокойное, на лице безмятежная улыбка.
«Не надо его будить. Пусть выспится», – подумала я, едва сдерживая облегчение. Осторожно, чтобы не потревожить сон мужа, легла рядом. А потом почувствовала: тело Артема непривычно холодное.
Тогда уже всё стало понятно, но мозг до последнего отказывался верить в происходящее.
Я звала Тему, затем трясла, умоляя его проснуться, пыталась отогреть, закутав во все тёплые вещи, что нашла в доме, и даже делала непрямой массаж сердца, как нас учили на биологии. Но муж не реагировал, только продолжал довольно и безучастно улыбаться.
Я не плакала. Уткнулась в него носом и тихонько выла. Не знаю, сколько я так просидела, когда очнулась, был уже поздний вечер.
Усилием воли заставила себя успокоиться. Хотела позвонить родителям, но передумала – маму ничуть не волнует Артем. Скорее всего, она испугается и сразу начнет искать ему замену, телефона родителей мужа я не знала. Нас поженили и кинули в семейную жизнь в такой спешке, что было как-то не до обмена контактами с семьей «второй половинки».
Немного подумав, звоню в специальную службу, которая занимается вопросом «зимнего вируса».
«Может быть, ещё не все потеряно? – стучит в висках, – Времени прошло совсем немного, может быть, его можно как-нибудь…оживить?»
Говорить собранно и спокойно не получается – то и дело голос срывается на хрип и сиплый шепот. Но женщина на том конце понимает всё без лишних слов.
Уже через двадцать минут на пороге показываются два парня в белых одеждах, похожих на медицинские халаты. Они заворачивают то, что было моим мужем, в тёмный чехол, грузят на носилки и выносят из квартиры с таким безучастным видом, будто выносят на свалку старую, ненужную мебель.
Со мной остаётся социальный работник – уставшая, рано поседевшая женщина с тонко выщипанными бровями и вымученной участливой улыбкой. Считается, что люди, потерявшие близких во время эпидемии, должны пройти курс адаптации и психологической помощи.
Но вместо поддержки дама вручает листовку с телефоном популярного в наши дни брачного агентства. Я не кричу на неё только потому, что сил на крик уже не осталось. Соцработник принимает молчание за стеснение.
– Боишься нарушить траур? Сама понимаешь, в наше время не до приличий. Детка, хочешь, я им позвоню? Запись там за месяц, но, я помогу попасть раньше. У тебя ситуация критическая.
Качаю головой. Словно со стороны слышу собственный голос, я говорю о том, что Артем стал мне дорог, что выйти замуж на следующий день после его смерти ужасно, что я так не смогу.
– Понимаю, нужно прийти в себя, но я бы на твоем месте не медлила слишком долго, – неодобрительно хмурится дама, – Часики-то тикают, – эту фразу люди произносили и раньше, но в последние годы она звучит в новом, жутковатом значении. – Там работает моя знакомая. Она знает свое дело. Моей дочке пару нашли именно там, они с мужем пережили уже целых две зимы вместе.
Я мысленно отгораживаюсь от нее звуконепроницаемой стеной. Все слова собеседницы сливаются в монотонное «бу-бу-бу», а я терпеливо жду, пока дама уйдет.
– Ну что, поедешь? – спрашивает она, нетерпеливо дотрагиваясь до моего плеча.
– Куда?
Соцработник раздражённо повторяет, что на ночь мне лучше не оставаться одной. Люди, потерявшие пару, наиболее подвержены «вирусу». Она готова отвезти меня в общежитие, построенное для таких же вдов и вдовцов, или вернуть родителям. Нет уж, лучше я останусь здесь – в квартире, которую уже начала считать своим домом. Дама не спорит, но заявляет, что считает этот выбор глупым, а меня – самоубийцей.
Когда дверь за соцработницей закрывается, я остаюсь в блаженной тишине. Наше жильё обустроено не без помощи психологов и социологов, оно кажется уютным, позитивным и светлым, созданным специально для того, чтобы счастливая пара свила здесь гнездышко. Но сейчас милые разноцветные тарелочки, статуэтки и пуфики кажутся издевкой над общим человеческим горем.
Все, кто здесь жил – ставил цветы в многочисленные изящные вазочки, кутался в пушистые пледы, сидел у искусственного камина – мертвы. И я буду следующей.
Внезапно ощущаю себя не шестнадцатилетней девчонкой, а древней старухой. Усталость наваливается сверху, прижимает к земле. Я безвольно ложусь на кровать, кутаюсь в плед.
«Засыпать опасно – большая часть смертей происходили как раз во время сна», – пульсирует в висках. Ещё несколько часов назад казалось, что после пережитого ужаса, я не смогу спать никогда в жизни. Но стоило прилечь, как веки начали предательски слипаться…
продолжение следует