Эта история случилась в тысяча девятьсот сорок первом году в небольшом городе Полтавской области. И быть может вы уже слышали когда-нибудь ее. Но она зацепила меня, не оставив равнодушной. Она не имеет никакого отношения к мистике, тем не менее, это не лишает читателя страха и переживаний за маленькую героиню рассказа.
Однажды город оккупировали немцы, заняв самые значимые объекты. И вот так немецкая комендатура, не найдя ничего лучшего, поселилась в дореволюционном двухэтажном особняке, где ранее располагался районный комитет партии. Он имел очень удачное расположение, находясь на возвышенности неподалеку от всего города.
Коридоры старого здания тут же наполнились голосами немецких офицеров, которые то и дело сновали туда и сюда. Так же здесь обосновался взвод охраны и кое-какая прислуга из числа местных.
Задребезжали телефоны, загрохотали пишущие машинки... Одним словом немецкий порядок медленно, но уверенно вступал в свои права.
Как-то раз в кабинет, который располагался на первом этаже, для проверки привезли девочку по имени Ада. На тот момент ей было всего лишь двенадцать лет. Ее задержали на улице, подозревая в том, что она еврейка. И на ее беду она и в самом деле имела еврейские корни.
К тому времени ее родители были уже мертвы и дожидались свое дитя на небе. А она... Она несколько месяцев бродила по городу в поисках приюта, живя где придется, но местные жители опасались приютить бедного ребенка у себя. И вот теперь для нее пришла пора отправиться вслед за близкими.
Когда Аду бесцеремонно впихнули в кабинет, там находилось два офицера, которые корпели над бумагами за длинным столом. Один из них тут же отвлекся от своей работы... О чем-то, в несколько слов, обмолвился с конвоиром и взглянув на девочку, сказал по-немецки, - Ja! Das judiche schwein! А затем он вновь углубился в свои труды.
Ада хоть и была советской пионеркой и не понимала немецкую речь, но вот что обозначает слово "jüdisches" (прим. автора - еврейка), она прекрасно знала. Как и то, что ее теперь ждет.
И тут она, сама не ожидая от себя такого, кинулась к двери и выбежала в длинный коридор. Но находившиеся в комнате офицеры даже не бросились догонять её, а вместо этого дружно заржали. Они были уверены, что из здания деваться ей просто некуда, так как здесь не было ни одного окна без решеток, а на входных дверях снизу дежурила круглосуточная охрана.
Но в страхе перед самой смертью нет никакой логики. И поэтому девочка не разбирая дороги устремилась на второй этаж и уже там заскочила в первую попавшуюся открытую дверь.
А немцы... Они просто не спеша и радуясь новому развлечению, стали одну за одной шерстить все комнаты в доме, при этом, продолжая, смеяться и кричать, - девощка. Кте ты ест? Ау! Com, das kleine judiche schwein... (прим. автора - ком, маленькая еврейская свинья). Ми тэпя искат!
Они еще несколько раз обошли весь особняк, рыща по этажам, но еврейской девочки нигде не оказалось. Тогда они решили, что ей всё-таки удалось уйти. И, по всей вероятности, сделала она это протиснувшись сквозь прутья решеток в туалете.
- Welche kleinen köpfe haben diese hinterhältigen jüdischen kinder... (прим. автора - какие маленькие головы у этих подлых еврейских детей) - произнес один из офицеров. А затем вызвал мастера из местных, чтобы он прикрепил на решетку дополнительную перемычку.
***
Когда настала ночь и все разбрелись по домам, кроме охраны, что тихо переговаривалась у входа, Ада продолжала лежать внутри старого камина. Ей настолько было страшно, что она практически перестала дышать. При советской власти роскошь была не в почёте, поэтому этим камином долгое время никто не пользовался. Люди экономили на дровах, обогревая особняк буржуйками. И за его ненадобностью заложили трубу кирпичом.
Но по чистой случайности внутри огромной трубы на незначительной высоте образовалась каменная полка, примерно полметра метра в ширину. Может для кого-то это и покажется мало, но вот для худенькой Ады это убежище было в самый раз. Вот там то она пока и устроилась...
Но в первую ночь ребёнок ни то что вылезти не посмел, она боялась даже лишний раз шелохнуться, чтобы не привлечь к себе ненароком внимание и не выдать своего укромного места.
А затем наступило утро. В комендатуре вновь закипела работа и о беглянке все вскорости забыли. А Ада продолжала лежать... прислушиваясь к шорохам, голосам и звукам. И решилась покинуть свое убежище лишь только на следующую ночь. Она словно приведение, тихо и плавно, пробралась в туалет, куда мечтала попасть на протяжение почти двух суток. Здесь же жадно напилась воды и немедля ни минуты вернулась в свою "нору". Но по дороге назад в той комнате, где находился камин, она по запаху учуяла в каком-то столе печенье... Отчего детской радости не было предела.
Так девочка и жила, выходя наружу лишь по ночам, постепенно расширяя свой жизненный круг. Потом осмелилась спуститься на первый этаж, где обнаружила буфет. В нем всегда оставляли хлеб предназначенный для офицерского состава. Конечно же там было и сало, но Ада понимала, что если, не дай Бог, исчезнет хоть один кусочек, то сразу же пойдут догадки и тогда здание обыщут, но уже с собаками. А это верная смерть!
Так и жила Ада, постепенно дичая и превращаясь в затравленного зверька. Есть хотелось постоянно, и все ее чувства сильно обострились, вместе со слухом. Теперь она с легкостью научилась определять, сколько человек находится наверху, а сколько внизу. Ада знала всех офицеров и простых солдат, хотя никогда их не видела. Просто научилась их различать по интонации, издаваемым звукам при ходьбе и по запахам. Научилась справлять нужду, мыться и стирать белье по ночам в ванной комнате. Но самым страшным испытанием для нее представлял собой слив воды в унитазе.
Но со временем Ада всему научилась. Теперь ее невозможно было застать врасплох, она безошибочно определяла кто и когда появиться в особняке. А уж про караул, который по ночам обходил этажи, она знала все поминутно. И сначала интуитивно, а затем по словам, Ада стала понимать немецкую речь.
Так девочка, в огромном здании, стала привидением, о котором не ходило даже слухов. И несмотря на ежесекундный риск быть кем-то обнаруженной, для нее это была всё-таки жизнь. А чтобы не сойти с ума, она мысленно вела разговоры с умершими родителями и даже с немецкими офицерами.
Но однажды ночью, когда Ада, как обычно, вошла в туалетную комнату, ее накрыл дикий ужас. Там... на умывальнике... лежали маленький кусочек мыла и такого же размера хлеб.
- Откуда? - в голове у девочки промелькнул вопрос.
Туалет был офицерским. И если появление мыла можно было объяснить простой забывчивостью кого-нибудь из немцев, тогда хлеб откуда?
- Обо мне кто-то узнал! - сердце Ады бешено забилось в груди и не притронувшись к этому богатству, она постаралась ретироваться на свое место.
Но и в следующую ночь все повторилось также.
- А вдруг все это западня? Но немцы настолько педантичны, что если бы и заподозрили что, то выманивали меня не хлебушком с мыльцем, а овчарками.
И только через неделю Ада поняла, что той доброй феей, которая ее подкармливает, была сердобольная уборщица по имени Зина. Которая, то ли по мокрым маленьким следам, оставленным девочкой в туалетной комнате, а может быть как-то ещё, прознала о существовании "привидения" в особняке. И с тех пор у Ады началась царская жизнь, где всегда присутствовали кусочек хлеба и мыла, а иногда и сахар кусковой.
***
А потом... В одно замечательное утро в комендатуре неожиданно перестали звучать немецкие разговоры. Особняк вдруг наполнился новыми запахами и звуками. Появились другие люди, которые говорили... по-русски. Но Ада настолько привыкла бояться, что почти три дня продолжала сидеть в своем убежище, постоянно прислушиваясь к чужакам, прежде чем решилась выйти... к своим. И как оказалось потом, на дворе стоял уже тысяча девятьсот сорок третий год.
Р.s: Спасенную 14-летнюю девочку сначала отправили в полтавский детский дом. А потом, в 1944 году переправили во Львовский интернат, где она и провела всю оставшуюся жизнь. Правда подорванное, во время нахождения в "вынужденной" тюрьме, женское здоровье навсегда лишило Аду возможности иметь детей.