Найти в Дзене
МиМ

Однажды на Вишневой (1)

Хочу показать вам фанфик. То есть текст, созданный по мотивам книги. В данном случае, правда, и фильма (двух) и книги. Я про "Мэри Поппинс". Так уж вышло, что я очень люблю наш фильм о ней, и очень не люблю саму книгу... А вот "их" фильм я посмотрела не так давно. И долго смеялась, потому что тот момент, где Мэри достает из саквояжа фикус ну ооочень напоминает другой фильм. "Леона", конечно же. Дальше я представила уже нашу Мэри в роли Леона, и... И вот написала то, что написала. ) Точней, почти написала, буду дописывать по ходу... А пока слово Робертсону (Дядюшке Эй), так как он и есть главный герой моего фанфика: Предисловие История, о которой я хочу рассказать, началась в прекрасный весенний вечер. Солнышко припекало уже совсем по-летнему, а ветер приносил и дарил запах близкого моря. Все вместе это было так здорово, что я вылез из дома, и устроился немного поработать. Прямо тут, в саду. Сидеть на подстриженном английском газоне, в тени вишнёвого дерева - это, я вам доложу, просто

Хочу показать вам фанфик. То есть текст, созданный по мотивам книги. В данном случае, правда, и фильма (двух) и книги. Я про "Мэри Поппинс". Так уж вышло, что я очень люблю наш фильм о ней, и очень не люблю саму книгу... А вот "их" фильм я посмотрела не так давно. И долго смеялась, потому что тот момент, где Мэри достает из саквояжа фикус ну ооочень напоминает другой фильм. "Леона", конечно же. Дальше я представила уже нашу Мэри в роли Леона, и... И вот написала то, что написала. ) Точней, почти написала, буду дописывать по ходу...

А пока слово Робертсону (Дядюшке Эй), так как он и есть главный герой моего фанфика:

Предисловие

История, о которой я хочу рассказать, началась в прекрасный весенний вечер. Солнышко припекало уже совсем по-летнему, а ветер приносил и дарил запах близкого моря. Все вместе это было так здорово, что я вылез из дома, и устроился немного поработать. Прямо тут, в саду. Сидеть на подстриженном английском газоне, в тени вишнёвого дерева - это, я вам доложу, просто здорово. К тому же именно сюда, в сад, выходило окно спальни миссис Бэнкс, моей дражайшей сестрицы. И я ну просто никак не мог упустить случая её подразнить. О, если бы я работал в солидной фирме, как все уважающие себя люди! Или хотя бы дома, в кабинете. За красивым массивным столом, на котором лежит куча бумаг, и все важные-преважные! Вот тогда бы она меня уважала. А так я нарушал все её представления о мире, устраиваясь работать то на крыше, то на травке, под деревом. Да ещё и в рваных джинсах и растянутом полосатом свитере. А что? Ноут прекрасно можно пристроить себе на колени где угодно, а мои важные сведения все равно бумаге не доверишь. Их и компьютеру доверять не стоит, лучше держать в голове. Потому что работал я на Контору.

Ох, если бы сестра только узнала об этом! Она лопнула бы от гордости. Или от любопытства. Не знаю, от чего раньше. Впрочем, это я преувеличиваю, конечно. Ничего бы она не лопнула. Она знать не знает о том, что такое Контора. И хорошо. Потому что если и есть тут, от чего лопаться, то только от страха. А такого я даже нелюбимой сестре не пожелаю.

Как, вы тоже не слышали про Контору и не знаете, чем она занимается? Ничем не могу помочь. Во-первых, я тоже не знаю, чем. А, во-вторых, ещё и подписал очень строгую бумагу, сулящую всякие кары на мою лохматую голову, если я хоть кому-то расскажу вот это самое. То, чего я не знаю.

Я про себя называю их «Люди в сером». Тех, кто работает в Конторе. Или верней будет сказать «на Контору»? Ну, вы меня поняли, да? Это как «Люди в чёрном», только ещё секретней. И без дурацких чёрных очков и чёрных костюмов. Все они тут невзрачные такие, неприметные.  Серенькие. Взгляду прямо задержаться не на чем. И не поговоришь ни с кем. В ответ на любой вопрос эти «серые» люди недоуменно смотрят на тебя, скептически изогнув бровь. Словно даже то, что они едят на обед, это секретные сведения, которые такой раздолбай, как я, может продать врагам. И потом как минимум год жить себе припеваючи, ничего не делая.

Вы хотите знать, как меня-то, с моими потёртыми джинсами и растянутыми свитерами немыслимых расцветок угораздило попасть в такое место, как Контора? Да все очень просто. Компьютеры нужны всем. А серым людям они, может, и еще нужнее, чем этим самым всем. У них компьютеров много, и все они должны хорошо работать. И каждый по отдельности, и все вместе. В системе, то есть. А я вот и есть - программист и системный администратор. Айтишник, короче. И, не боюсь похвастаться, практически гениальный. Я месяц с их системой возился, очень уж она вся запущенная и «криворукая». В смысле - прошлый сисадмин криворукий явно был, не знаю уж, где они его взяли. А куда дели и вовсе знать не хочу.

В общем, через месяц все у меня заработало, как хороший часовой механизм. Любо-дорого посмотреть. Подобрал я тогда себе двух помощников, уже из самих «серых». Всю работу на них свалил, а сам сел программку одну делать. Потому как ясно было: в Конторе я точно ненадолго, не их я. А кое в чем уже разобрался, и понимал: о том, как я от сюда валить буду, стоит позаботится заранее. Ну, что бы все прошло тип-топ. Без сучка, значит, и задоринки. Да и вообще, чего время зря терять? Время - оно ж деньги.

Но, чтобы программка моя драгоценная в нужный момент заработала без осечек, мне ее требовалось не только в основную сеть внедрить, но и на некоторые компьютеры так называемой «малой сети». Вероятно, с самыми секретными из всех секретных сведений. А к таким компьютерам меня подпускали только под охраной. Не знаю, как вы, а я лично не могу спокойно работать, когда мне в затылок дышит этакий шкаф под два метра. А вдруг он что-то ещё и понимает, хоть и не разговаривает (ну лично я не слышал пока от них не слова)? И дело моё тогда полный швах, выходит.

Вот и получилось так, что компьютер шефа я чинил в самый разгар ихнего «серого» совета. Маленького такого, почти не официального – на серьёзный бы меня и не пустили, конечно. А тут все получилось как нельзя лучше, надо было только, чтобы этот самый компьютер вовремя сломался. То есть, когда мне надо – не раньше и не позже. Но об этом-то я сразу позаботился, это быстро. И мой Шкаф-охранник ничего заметить просто не успел.

С программой возиться было дольше. И я то лежал на полу, головой под столом, делая вид, что какие-то проводки в компьютерном нутре перебираю, то стучал по клавишам, бормоча себе под нос: «А теперь небольшой тестии-и-ик».

Шеф, надо сказать, тоже стучал. Пальцами. По столу. И, видимо, как-то не хорошо он стучал. Не тот какой-то марш выбрал. А, может, если уж он пальцами забарабанил, так это завсегда не хорошо – мне-то откуда знать? Только замы его сидели, втянув головы в плечи. Буквально ни живы, ни мертвы. Иногда они почти шёпотом перебрасывались какими-то непонятными мне фразами, я не вникал. Шёпотом – это не потому, что я у них там с железом возился. Ничего особо секретного, как я понимаю, и не звучало. Просто сказать им было совершенно нечего. Не складывалось у них там что-то. Не собирался какой-то очередной «серый» секретный пазл. И, когда я был готов уже уйти, шеф вдруг спросил:

- Робертсон, а вы бывали на Вишневой улице?

Я уже было к двери шагнул, но тут обернулся. На миг мне даже показалось, что очень это я вовремя свою программку установил, потому что что-то они обо мне разнюхали. И что-то нехорошее, чего я и сам пока не знаю. Но язык у меня подвешен хорошо, и. пока я соображал, что ж мне дальше делать, этот самый язык во всю болтал, никак не обращаясь при этом к моему разуму… тот бы его быстро укоротил:

- Конечно, шеф! Сто раз! Или даже больше.

Бровь шефа поползла вверх, но привычно скептически изогнуться не успела, потому что я закончил фразу:

- Сестрица у меня там живёт с племяшками. Бедным детям даже воздушный змей запустить не с кем, я уж молчу про кораблики в лужах, ибо откуда там лужи, на Вишневой-то? Вот я и захожу иногда к ним, погулять беру. Ну, чтобы ребятишки себе нормальную жизнь представляли. Коленки там могли разбить на роликах, или подраться с кем. А то эта их няня Кэтти настоящий цербер. Никакого понятия о том, что детям на самом деле надо.

Шеф издал неопределенный звук, очень похожий на уханье совы. И я очень не сразу понял, что это был смешок. Бровь опустилась, и я мысленно облегчённо выдохнул. Нагнулся, очищая колени. И заодно изображая вопросительную паузу: типа, я вам тут нужен ещё, или пойду? Увы, я был нужен...

Тут стоит объяснить, что таким, как я, на Вишнёвой улице делать в общем-то нечего. Не смотря на то, что она вовсе не из центральных. Можно даже сказать – окраинная. С одной стороны тут тянется большущий парк, а с другой в ряд стоят аккуратнейшие домики-коттеджи, за ажурными заборами.  Именно ажурными – прозрачнейшими. Хотя мне лично уютней жилось бы за глухим и высоким. Но в таком случае как бы соседи могли оценить, насколько безупречно подстрижен мой газон, как идеально воспитаны дети и насколько ценной породы моя собака? А на Вишневой улице все это чрезвычайно важно.  Потому что простые люди там не живут.

Раньше Вишневая вообще лично у меня ассоциировалась с элитарным домом престарелых. Потому что жили на ней сплошь бабушки и дедушки. Но бабушки и  дедушки не простые: бывшие генералы и адмиралы, бывшие  крупные банкиры и видные политики, а так же известные в прошлом актёры и телеведущие. С прислугой и домочадцами. В смысле – с престарелыми или молодыми супругами. Детей и внуков тут было можно увидеть только по праздникам, в официальное для визитов время. В общем, это была улица, на которой каждый мечтал провести свою старость.

Но богатенькие бабушки и дедушки постепенно переселялись на граничащее с парком кладбище, дома доставались их не менее богатым, но более молоды детям, а те привозили с собой своих детей – и улица потихоньку оживала.

Оставшимся бабушкам и дедушкам жилось теперь куда веселей, я уверен. Впрочем, их было не много. Лично я знал только наших соседей: адмирала Бума и миссис Ларкс (вдову какого-то не то банкира, не то мафиози… а, может, и «два в одном»). Люди это были милейшие, но со своими странностями. Именно по этому, кстати, оба всегда радовались моим визитам к племянникам. Ведь со мной можно было поговорить: чужие странности я привык уважать, так как у меня своих куча.

И вот тут-то пора предысторию прекратить, и заняться, собственно, самой историей. Потому как все нужное и обо мне, и о Вишневой улице вы уже знаете.

И так, история наша началась в воскресенье. Правда, под самый вечер...

(Продолжение следует)