Удастся ли когда еще учиться — не знаю. Но хорошая церковь может несколько заменить школу и, если бы со старым священником, то вполне.
Читая воспоминания ветеранов ВОВ, можно вообразить, что население СССР в целом состояло из таких отважных, ответственных и весьма патриотично настроенных людей, которые осознавали свой долг перед страной и, рискуя жизнями, были готовы встать на защиту своей земли. Но есть иные мемуары, которые «опускают с небес», напоминая, что вовсе не все их герои - Герои, не все достойны восхищения. Такой книгой для меня была Владимиров Ю.В. - Как я был в немецком плену и данное произведение из этой же серии.
Наверное, для историков эта книга весьма ценный материал, мне же она давалась весьма трудно, хотя я и не жалею о ее прочтении, она здорово расширяет кругозор, показывая настрой людей в оккупированном немцами городе вовсе не так, как в произведениях Александра Шарандаченко - Регистраторша загса (Из дневника киевлянки) или Юрий Слепухин - Тьма в полдень . Тут же главные действующие лица находятся словно в иной реальности: то ли сказывается боязнь записывать что-то компрометирующее, то ли девочку (а на момент начала записей в 40-м году повествовательнице было 12 лет) просто мало заботит нападение врагов на страну, для нее они скорее добрые соседи, с которыми ее семья не захочет расстаться и при отступлении немецкой армии.
В дневнике очень мало анализа происходящего, скорее - что вижу, то и пишу, вот только взгляд этого подростка очень узок. Большую часть первой части книги занимают рассказы о церковных службах, о походе в костел или в православную церковь, видно, что семья весьма религиозна. Стоит отметить, что родители Люси были репрессированы и с 1930 по 1934 находились в Сибири, где и родился их младший ребенок. Сестры Хордикайнен очень далеки от «дворовых» детей, они иного круга - из интеллигенции и, возможно, еще из-за ссылки родителей больше времени проводят в кругу семьи, за чтением литературы, в том числе и на иностранном языке, среди друзей родителей.
цитата свернуть
Видимо, поэтому нападение немцев на СССР воспринимается как-то буднично, не удостаивается особого внимания в дневнике, нет переживания за других людей, реакции на советские новости в газетах. Про начало войны в дневнике буквально пару строк. Зато девочка подробно пишет о введении карточной системы, о том, сколько полагалась грамм хлеба, как они занимались огородом.
цитаты свернуть
Сообщается и о том, как правительство гоняло всех рыть гигантские щели, но ее папа отделался справкой, что он «научный сотрудник». Правда, рядом с домом они все же роют свою щель, сбегая периодически в большую общегородскую, так как город сильно бомбят.
цитаты свернуть
Узнают читатели о том, как семье пришлось переехать, потому что данную часть города немцы объявили запретной (об этом в книге расскажут заметки Люсиной сестры-двойняшки Сони, ее дневник не сохранился, но здесь иногда появляются ее объяснения происходящего). Из таких заметок читатели могут узнать, что у Зоси, как звали ее домашние, немец украл валенки и ей пришлось возвращаться домой в носках, а так же о том, как ее изнасиловал фашист и чуть было не изнасиловал русской офицер в 44 году, но его увел военный патруль.
цитаты свернуть
Еще в записках будет упоминаться, что при оккупации «домашниц» отправляли работать в цех, но наличие детей от этого освобождало, что семья покупала молоко и получала плесневелый хлеб - «немецкий и русский». В доме героев квартировались двое тирольцев–полицейских, которые Люсе очень понравились, ведь они показывали фотографии своих детей (как и большинство других немцев, которых встречает героиня). И когда у семьи украли хлеб, мама обращается за помощью именно к немецким полицейским.
В июле 1942 года сестры были устроены на работу - копать землю и носить доски, убирать землянки, при этом тут тоже сообщается о хороших немцах и то, что более симпатичной сестре не приходится носить воду, наоборот, за ней ухаживают.
цитата свернуть
Трудно выудить подробности оккупационной жизни из этого многостраничного дневника, непонятным остается, как жила семья Хордикайнен. Часто описывается, как ходили продавать в город вещи, но если учесть, что до войны семья жила бедно, откуда столько вещей на продажу? Девушки сообщают, что это были пожертвования знакомых, но что это за знакомые, которые могли в оккупации заниматься благотворительностью? Не рассказывает Люся о том, кем работали родители при немцах, хотя работа мамы часто упоминается, она даже брала больничный (мельком сказано про пришивание пуговиц, но непонятно, перевели ли ее туда из-за проблем со здоровьем или она изначально этим занималась)
Зато тут пространные повествования о походах в церковь, описание облачения священника о. Михаила, который преподает в школе Закон Божий, сравнение причастия в православной церкви и католической. Удивляет вполне приличный праздничный обед, который могла позволить себе семья
цитаты
свернуть
Расскажет автор и о католической службе, о понравившемся всем немецком патере, которому девочки покупают цветы.
цитаты
свернуть
Потом повествование резко перепрыгивает на апрель 43 года, когда рассказчица испытывает тревогу, так как объявлено, что будут забирать молодежь 14-17 лет на работы то ли в Псков, то ли в Германию, но пока школьникам разрешено продолжить учебу. Так же непонятно пишет Люся и о школе, складывается впечатление, что отец Михаил ведет не только Закон божий, но и зоологию, алгебру, а еще есть уроки истории, химии, немецкого, на которые заходят офицеры и хвалят достойных учениц.
В 43 году умирает отец Люси из-за серьезного ранения в результате разрыва снаряда и плохого лечения русскими докторами, немецкие же врачи отказываются приходить в русскую больницу. И опять следуют долгие перечисления церковных служб, общения то с немецким патером, то с отцом Михаилом. Любопытно, что упоминается еще немецкая «Пропаганда», какая-то организация, где выдают пайки, но, к сожалению, объяснений авторы книги не приводят. Старший сын ходит на бойню, где получает фарш или же копыта для перепродажи. По-прежнему подростки работают на огородах, договариваясь с важными немецкими начальникам, чтобы им выделили землю в городе, чтобы недалеко было добираться. И все это сообщается столь равным тоном, словно все происходящее в порядке вещей.
цитаты
свернуть
В городе празднуется двухлетие освобождение от большевизма и опять идут многословные описания общения с патером, вручение ему цветов.
цитаты
свернуть
Странное дело, в дневнике почти нет ничего про злодеяния немцев, о смерти дяди Павлуши автор рассказывает, как о некой нелепости.
цитата свернуть
Автор дневника описывает усиливающееся беспокойство из-за налетов советских самолетов, но нет никакого радостного ощущения от возможного окончания оккупации, скорее наоборот, словно спокойная жизнь подходит к концу. Доходит дело до эвакуации, немцы уезжают и наши герои с ними.
цитаты свернуть
Потом будут долгие недели скитаний, работы в окопах, опять же таскание бревен, выгребание льда на реке, но при этом немцы по-прежнему очень милые и даже несчастные, а еще они так уморительно рассказывают о немецкой чистоте и русской некультурности и невежестве.
цитаты свернуть
При этом по радио передается о погибших героях, а русские все наступают, «расстреливая все мирное население».
цитаты свернуть
В результате наши беженцы устроятся в Эстонии, объясняя это наличием в метриках детей указания национальности отца – финн, «другие же русские должны двигаться дальше». Хордикайнен найдут работу на эстонских хуторах, семья будет разделена, сестры будут жить у разных хозяев, пасти коров, работать по хозяйству.
цитаты свернуть
Тут их застигнет окончание войны и вновь начнутся разговоры о церкви, об обучении в школе. Никаких репрессий к ним, уехавшим вместе с немцами, не применяют, хотя был момент, когда они этого опасались и даже была мысль послать 1000(!) рублей в Пушкин, чтобы заслужить прощение и вернутся.
цитаты свернуть
В 1947 году сестры закончили школу, поступили в ленинградский университет, получили хорошее образование. Получается, что та странная страница их истории, где были «милые немцы», никак не испортила им жизнь в Советском Союзе.
Подводя итог, от этого дневника я ожидала иного, да и текст можно было бы сократить в несколько раз без потери смысла. Или же, наоборот, стоило бы дополнить рассказы сестер Хордикайнен пояснением тех белых пятен, которые остаются после прочтения дневника. Поэтому я не могу рекомендовать его читателям, хотя это тоже часть нашего прошлого, так что любителям дневниковых записей может понравиться.