Шаг за шагом, день за днём
В поисках родного брата
Череда ночей, времён,
Словно Данте в кругах ада.
Зацепиться бы за что,
Или новость подвернётся.
Опыт все твердит лишь то,
Что он больше не вернётся.
Уже больше пяти лет,
Ещё миг и станет вечность,
Шёпот превратился в гнев
Шириною в бесконечность.
Мышцы помнят каждый шаг,
Каждый взмах меча у горла.
Жить мольбой не палача
Непростительно, позорно.
Чёрный томный мёртвый взгляд
Отражает цвета неба,
Гром в дали, в умах, в сердцах.
Боль - пристанище для верных.
Весь потрёпанный прикид
Тетива, мозоль на пальцах,
Натянул, вздохнул и стих,
Навсегда уснув отважным.
Где-то в метрах десяти
От кустов, где свист до уха,
Снова вдох и снова всхлип.
Тетива, стрела, два трупа.
Хладнокровный мёртвый взгляд,
Поступь слышат только звери,
Полстраны уже твердят,
Что он демон в самом деле.
Брат был воин по плоти,
Пример доблести, отваги.
У неги же нет мечты,
Нет семьи, страны, желаний.
Нет живого ничего,
Есть лишь боль
И чувство мести.
Возвратить обратно все,
Все, что дали ему в детстве.
От панических атак
До смертельного исхода.
Смерть прожорливей собак.
Забрала все из живого:
Дом, друзей, отца, семью,
Брата, видимо, уж тоже,
Заставляя так орать,
Чтобы чувствовать под кожей
Ощущение борьбы, чувства,
Страхи с жаждой мести
И бескрайней пустоты.
Отражая в его взгляде
Каждый раз, когда пронзит
Его выстрел чьё-то тело,
И мгновение борьбы
Жертвы выстрела за вздох,
Успокоит его пыл.
Пусть совсем и ненадолго,
Но даст повод быть живым.
Хоть и рядом с тем подонком,
Что валяется в дали,
Провожая его взглядом,
Захлебнуться там в крови.
Так проходит его время,
И допросы все быстрей.
Раньше крики, споры, руки,
Теперь казнь, раз нет идей.
Так прошло бы ещё много,
Очень много ещё дней,
Если бы не встретил город
Его отблеском огней.
Город - порт, столица юга,
Полуостров из камней,
Будто местная Тортуга
«Храм», возникший из костей.
Его нос проникся смрадом,
И огонь горит в глазах,
Если брат был пойман стадом,
Его тут могли пытать.
Обдумать план, а может хватит?
Корить себя, бежать и тратить,
Года и дни, подсчёт вести.
Усталый взгляд, лет двадцати,
Но снова сон на стороже.
Чуть ветра звук, и встрепенулся
Один в ночи, врагов не счесть,
Тревога будит безрассудство.
К утру проверенный мотив
И чувство скорби наполняет,
Собрать пожитки хватит сил,
Но смысл это все теряет.
В дали в ущелье меж холмов
Развед отряд на лошадях
Пол дюжины и стая псов
С гербами черного огня.
Затих и внемлет тишине,
Отряд идёт без остановки,
За ним виднеется в дали
Почти две дюжины повозки.
Подкрасться, высмотреть что как,
Собаки толком не дадут.
Пробраться в город, да, но как?
Проплыть? Причал на берегу?
Чуть осмотревшись позади
И пропустив глазами в путь
Отряд неистовой «любви»,
Он поспешил обратно вглубь.
Запрятав бережно броню
И все припасы, что при нем,
Он обратился в бедняки
И поспешил к вратам в «содом».
Вернулся где-то через день,
Прикинув шансы на успех,
Колчан и стрелы отряхнуть,
Готовить новый беспредел.
Чуть севернее за холмом
Находится рыбацкий порт,
Деревня с кучкою домов,
И пост надзора за холмом.
К полуночи, разведав все,
Он насчитал двух часовых.
Затем забор, два дома? Стоп.
Казарма? Много понятых.
Пятнадцать стрел, топор и нож,
Пять для метания ножей.
Ну что? Вперёд! А в теле дрожь.
За ней ухмылка до ушей.
Вдох, выдох, медленно вдохнуть,
Рука, натянутости миг,
Сейчас! Расслабился и в путь.
Полёт, удар, прокол и всхлип.
Движения не выдаст ночь.
И скорость будто бы гепард.
Второй услышал шорох?
Прочь! Прыжок, удар и вечно спать.
Добить... Удар ещё один.
И оглядеться... Тишина.
Забор не так уж и велик
Прыжок, нога, ещё нога.
Вошёл. Десяток спящих тел.
Убить? Пройти? Отнять покой?
Боль жаждой крови бьет в виски.
Адреналин, ухмылка, вой.
Вокруг мгновенно суета,
А он с размаху топором.
Удар, кусок от живота
Украсил красным цветом пол.
Вокруг отчаяние, гнев.
Он резко сделал разворот.
Удар ножом по горлу, хрип,
Затем замах и топором.
Один бросается к нему,
Второй бежит из-за спины.
Рывок, вращение, удар,
Порезы охладят их пыл.
Потом с ноги удар, прокол,
Застрявший нож торчит в груди,
Добить ударом, топора.
Его схватили... Дураки.
Бросок в ступню, удар в живот,
Топор достать и разворот,
Метнуть ножи, предсмертный всхлип,
Ещё бросок, замах, бросок.
Добить, потом топить в крови,
Удар, ещё удар потом,
С ноги толкнуть и громко выть,
Как танец смерти с палачом.
Взмах, пируэт, затем удар,
Ухмылка кровью затекла.
Его движения и взор
Как ронин, но исчадье зла.
Те же движения и стиль,
Удар и своенравный взмах,
Но тут нет чести, нет тоски,
Удар, затем ещё удар.
В округе десять мертвых тел,
И пятна крови на губах.
Переступить и прочь для дел,
Но только видно не судьба.
На крик из дома на холме
Поднялся местный гарнизон,
Толпа и факелы при ней,
Десятков пять путь на дозор.
Он вышел, молча поднял лук
И начал стрелы выпускать,
Толпа для меткости как друг
И смерть их стала обнимать.
Полёт стрелы, ещё полёт,
Толпа, застывшая на миг,
Два трупа, за секунду слёг
Ещё один, ещё один.
Съел град как будто бы отряд,
И неуверенность берет.
Стрела, ещё стрела и ад,
Снова в округе нёс с собой.
Десяток тел и все бегут
Подальше от хрустальных глаз,
Он вытер кровь и вслед шагнул.
Вслед тьме, уйдя теперь с холма.
Два дома спешно обыскать,
Колчан пополнился запас,
Ножи есть время доставать,
Топор протер в который раз,
И время как-то замерло.
Он снова отдан пустоте.
Мстить за семью им всем на зло.
Смерть прировнял он к красоте.
И ничего ведь за спиной,
Там все сгоревшие дотла.
Он одиночка, смерть изгой,
Посыльный адресата – мгла.
Все это давит на него.
В сознание помутнение, тьма
А за спиною ничего,
Чтобы держало от конца.
И этот мерзкий монолог
Снова ведёт с самим собой.
Убийства, смерти как пролог
Заполнит, приглушая вой.
Ту пустоту внутри него,
Те страхи детства и конвой,
Кричи тут не кричи.
Живой... Едва познаёт эту боль.
Записки, рапорт часовых
Он прихватил с собой. И в путь
К причалу, там баркас и плыть,
Одежду с рыбаков стянуть.
Он, отплывя за горизонт,
Все наблюдал, как там вдали
Вслед за гонцом шёл гарнизон.
И факелы, аж сотни три.
Он плыл и думал о своём,
Как подавили их мятеж,
Как погибали день за днём
Его хранители надежд.
Тот город, спрятанный от глаз,
И брат, ушедший в пустоту,
И снова кровь напротив, раз,
И крики снова наяву.
Как через год их всех нашли,
И в горы двинул легион.
Пять тысяч воинов в ночи,
Ещё пятнадцать пришли днём.
Как в впопыхах был поднят сбор,
И вся надежда на рельеф
Массивных и отвесных гор,
И то течение у реки.
Вход-водопад был заслонён
Примерно дюжиной камней,
И оставался лишь подъем,
Да башня между скал, ветвей.
За ней раскинуты луга,
А к ней дорога мимо скал
Вся перерытая давно.
И где-то только уже вплавь.
Та башня метров десяти,
И стены с левой стороны
Их укрепляли, не пройти,
Но все равно настороже.
Весь гарнизон был сотен пять,
И провианта на года.
Десятки воинов – дозор.
И часовые в день по два.
Все понимали, что к чему.
И хоть зазор был невелик,
Меж скал не развязать войну,
Но эти тысячи в дали.
Среди огромного числа
Был виден смерти легион,
Шесть сотен чёрных, как смола,
С щитами почти в полный рост.
И встали лагерем у стен,
В часах быть может двух ходьбы,
А кровь так стынет внутри вен,
И слышны детские мольбы.
Потом осада день за днём,
Но не могли никак понять.
Куда девался легион?
Он не умеет отступать.
Ту ночь запомнил, как кошмар.
И страх явился наяву.
Они повсюду, и их тьма,
Пожар и крики - мы в аду.
Тот легион узнал про ход,
И за ночь раскопав его,
Вломился в город, будто мгла,
Исполнив смерти приговор.
И та армада за стеной
Лишь им мозолила глаза.
Отвлечь от шестисот бойцов,
И нервы потрепать сполна.
Они не брали людей в плен
И не жалели никого.
Все это знали, и меж тем
Был дан им очень трудный бой.
Он с луком выбежал во двор
Во время давки и резни.
Стрела, натяжка и в висок,
Отродью чертовой войны.
Он побежал к краю домов
И начал там взбираться вверх
По скалам к отступу без слов
С оглядкой на чужой успех.
И начал с ужасом смотреть
И свой колчан опустошать,
Пара десятков стрел и свист,
Рука, нога, в живот стрела.
А после обрубил канат,
Чтобы забраться им не дать.
И лёг, засыпавшись там мхом.
Он лёг готовый погибать.
Они пробили вскоре брешь,
И окружив со всех сторон,
Придали форму слову «режь»,
Устроив местным эшафот.
Он был потерян, не в себе.
И страх панических атак
Все прижимал его к земле,
Со вкусом боли на губах.
А снизу взмахи топором
В ответ удар, удар, удар,
Так много крови, грязь с дождём,
И каждый новый вздох как дар.
Тут не война, а геноцид.
И чёрный легион как зов.
К старухе смерти он летит,
Всех забирая под покров.
Они - рождение войны
Под гнетом психотропных трав.
Бежали убивать толпой,
Не чувствуя порезов, ран.
И превращая тело в грязь,
Разрезав брюхо на куски,
Они швыряли их, смеясь.
Агония, стучат виски.
Повстанцев стало не видать,
Их численность, как поздний снег
Исчезла прямо на глазах,
Оставив кровь на пару рек.
Оставив скорбь и тишину,
С утеса виделось как вслед
За городом был взят редут,
Попутно превратившись в склеп.
На башне пара человек
И пара сотен на стене,
Не равный бой пары калек
С палашами чёрными во мгле.
Их учесть явно решена,
И дверь наверх вот-вот падет,
Но у победы есть цена:
Те сотни в чёрном тел тем днём.
Дверь прорывают, но судьба
Лишает куша наглецов.
Последних дюжину солдат
На свет тот заберёт полёт.
Они с оглядкой пали вниз,
Разбившись о щиты врагов,
Лишая приза легион,
Легендой став для страшных снов.
Он плыл и это вспоминал,
Как догорали там вдали
Тела, дома, мечта в сердцах
И вера в радостные дни.
Как пал оплот его надежд,
И веру пеплом занесло.
Как рухнул дом и крик невежд,
Как строй ушёл за горизонт.
Он плыл в полнейшей тишине,
Сковал его густой туман.
Причалить нужно вдалеке
У пирса города в огнях.
Под видом в страхе рыбака
Он прибыл между их судов,
Прошёл спокойно, не спеша
В глубь города мимо домов.
На пристани виднелся флот.
Десятки, сотни кораблей.
Тут легион держал рабов
И местный «скот» для их затей.
Он видел тех, кто был в цепях,
И видел тех, кто для утех,
Кругом был мерзкий запах, смрад
И вонь от сгнивших там людей.
Он шёл до площади вдали,
И был он очень удивлён,
Когда увидел там кресты
И те доспехи, там… На нем…
Сомнений нет, ну точно он,
Там брат, пропавший на показ.
Висит уже который год…
Вернее, кости и каркас.
Он понимал, что так нельзя,
Что он один среди врагов,
Тот геноцид и та война
Сломала разум без оков.
Он вышел с площади и шёл.
Квартал, потом ещё квартал.
Считая улицы, бойцов,
Он изучал и замерял.
Желание все придать огню
Его вело через года.
И вот он тут, но что тогда?
Их слишком много? Ерунда.
И кровью залились глаза,
Поставив жизнь на кнопку стоп.
Он помнил все, глаза отца,
Пожар и брата, день за днём.
И снова жажда убивать,
Сжимая сильно кулаки.
Он смотрит вдаль, себя виня,
И хочет рвать всех на куски.
Люди не ценят ничего.
И не достойны наших жертв.
Он проклинает бусидо,
И боль пульсацией шлёт гнев.