Он открывает глаза не спеша,
Юное тело, не знавшее боли.
Сонные лица, на завтрак лапша -
День впереди для работы на поле.
Рядом друзья, и родительский дом
Служит защитой в любое ненастье.
Яркое солнце, с рассветом подъем -
Вот оно детство, вот оно счастье!
Надо так мало! Всей грудью вдохнуть
И побежать в направлении солнца.
Запах травы и проложенный путь,
Жаркое сердце в груди его бьется.
Кодекс отцов и воинственный гнев
С детства ковали характер солдата.
Кости для псов, и покошеный хлев
Тонко напомнят ему, что так надо.
Хочешь ты мир? - Так готовься к войне!
Кровью написанный свод мироздания.
Он впитал все, что живёт и в тебе:
Страх, гнев и боль на пути созидания.
Сколько он жив, столько лет и война.
Шрамы на старших молодость скроют.
От сей поры и до смерти тропа,
Что даёт сил поклоняться устою.
Где-то лет в семь первый привкус войны,
Кровью пропитанный образ страданий .
Брат ушёл вслед, вслед за эхом беды,
Гром на душе от испуга скитаний.
Помнит глаза его перед отцом,
Страх запечатнный в кодексы чести.
Ножны и меч за родительский дом,
Чтоб утолить у господ чувство мести.
Громкий наказ, тихий плач у тропы,
Женские слезы врезаются в память.
Он там умрёт, чтобы он, а не мы,
Шелест листвы, бусидо и багрянец.
Осень, четырнадцать, креп и мужал.
Время нещадно ставило шрамы.
Тут он упал. Это сделал пожар? -
Едкое пламя, оставив без мамы.
Может пожар? Неудачный костёр?
Эхо войны, одиозное знамя
Он помнит все, как хотел, но не стёр:
Память о смерти, что так любит ранить.
Ранить сознание детской души,
Крики, огонь и ухмылка солдата.
Раненый встал, после ночью в тиши
Сильная боль и как бездна утрата.
Как это так, что же будет теперь?
Паника, горе и адское пламя.
Жжет ему ноги, раздув волдырей
Скрежет зубов, звук собачьего лая.
Где-то в дали, то ли друг, то ли враг
Сердце колотит неведомо чувство.
Стиль бусидо, нет там жизни в рабах,
Но умирать просто так ведь кощунство.
Руки к себе и попытки привстать,
Дрожью покрытое тело - предатель.
Если чужие, чтоб жить надо врать,
Если свои, то судьба не каратель.
Снова туман, смутно помнит те дни,
Как его раненым к жизни вернули.
Как потом брат и уход медсестры,
Сложные раны повязкой стянули.
Это был он, но ведь же тогда?
Сотни вопросов, терзающих память.
Если брат жив, то жива и война,
Ведь его долг отомстить за багрянец.
Знамя отцов, императорский цвет,
Верная смерть для отважных по духу.
Новая власть чтит законы, как грех,
Сея страдания, хаос, разруху.
Снова туман и тот диалог,
Правда, как огненный вихрь фортуны.
Он вникал в суть и усвоил, что мог,
Хоть и рассказ этот страшный до жути.
Бусидо? Это, братец, стиль жизни,
Это кодекс, традиции, нравы.
Точный, взвешенный шаг от убийцы
До хранителя мира, державы.
Это то, чему нас обучали,
Но доходит по-своему каждый.
Столько пота за эти морали -
Горький долг утолителей жажды.
Столько вёрст за моими ногами,
И тот круг, словно солнце в зените.
Очень сильно потрепано знамя
Бурей войн, где смерть - победитель.
Это было страшное время -
Иноземцы, сея разруху,
Посадили восстания семя.
Император сильно пал духом.
Грабежи, гражданские войны
Усиляло чуждое знамя.
И в один момент пришло горе,
Чёрный стяг с дурным вестями.
Легион тирана под маской,
Что сулил надежду, свободу.
Столько лет давая лишь счастье,
Поставляя припасы народу.
Он пришёл. Возник ниоткуда,
Поглощая целые села.
Иноземный спонсор надежды
Оказался лишь постановой.
День за днём все больше и больше
Чёрный цвет и тысячи масок.
Пастухи, крестьяне с позором?
Нет за веру шли с ним, сражаться.
Легионы ринулись к трону,
Но войны по сути не будет.
Он все знал до начала событий,
Ведь повсюду куплены люди.
Нас созвали в трудное время
Защищать отчизну от смуты.
Легионов чёрное семя -
Плод тирана в ярком сосуде.
Оказалось слишком уж поздно
Воевать в неравных масштабах.
Перебита армия вовсе,
Корабли врага на причалах.
И сошли на чистую землю
Те, кого боялись до жути.
Дети смерти - чёрное бремя ,
А народ не понял всей сути.
Воевавшие годы напрасно,
Чёрный цвет защищая собой.
Обезлюдили армию в красном
И победы добились с лихвой.
Но откуда все эти люди,
Помогавшие все это время?
Тот десант, дорога до сути,
Тот десант, начало их бремя.
Командиры ставили выбор,
На колени чёрное знамя.
Комом честь, перед горлом секира
И плати оброк государю.
Очень многие в страхе бежали,
Кто-то принял, как братьев по духу
Только ронины молча скакали,
Разнося эту новость, как вьюгу.
-Теперь знаешь и ты, что там было,-
Ему брат говорит без опаски.
Всё дурное в ту ночь в мыслях всплыло,
И он вспомнил ту ночь и те маски.
Люди быстро пришли, словно ветер,
И карали нещадно, кто против.
Его брат, теперь ронин, - в запрете,
А родители- пепел в свободе.
Его ненависть - буря в стакане
При масштабах злобы у брата,
Что живёт много лет как на взводе
И вдыхает запахи смрада.
День за днем сожжённые села,
Через день разбитые судьбы.
Вся страна пылает с позором,
Вся страна боится до жути.
-Знаешь, брат, мне некуда деться,
Хоть идти с тобой и опасно.
Но, кладя тут руку на сердце,
Я пойду за ронином в красном.
Отомстить за пепел у дома,
Разорвать за горечь отчизны,
Стать сильнее, я даю слово,
Не жалеть, лишиться и жизни.
Время шло, и ноги крепчали,
Едкий дым и новые села.
Они шли и все собирали
Тех, кто выжил после налёта.
Брат давал уроки, как выжить,
Как убить, не дать себя ранить,
Изучать природу и слышать
Звук шагов и крики созданий.
Их отряд насчитывал сотню,
Молодёжи больше десятка,
Женщин нет, в рабах под надзором
Старики, убитые в ямах.
Молодых жалели специально,
Предрекая верную гибель,
Чтобы жили в страхе, как падаль,
Умирая в муках, как прибыль.
Прибыль эгу диких размахов,
Что желает миру их смерти.
Увезти всех женщин в подвалах,
Кораблей в пристанище смерди.
-Геноцид, что сами создали,-
Он твердил себе постоянно.
Время - смерть, но тень синигами
Человек под ликом страданий.
Человек - пристанище горя,
Даже если он созидает .
Век - ничто в масштабах природы,
Наше эго жизни съедает.
Проливает реки напрасно,
Реки крови и без причины.
Какого быть ронином в красном?
Эти мысли уводят в пучину.
Ставить жизнь напротив террора,
Свою боль для высшего блага,
Саму смерть лишить тут надзора
За людьми и живностью разной.
Эти мысли помнит как данность,
Дикий страх и ветер разлуки.
Совсем юный, где-то отважный,
Взявший меч в слабые руки.
Шли они в горы лесами,
Уводя обозы и братьев,
Перерыв на час между днями,
Ноги стёрты сильно камнями.
На рассвете видят картину,
Что идут обозы с цепями,
Лошадей там нет,но есть люди,
Чьи тела одеты ремнями.
Перерыв, отряд растянулся,
Командир дает указания.
Брат, держа руку на пульсе,
Насчитал две сотни страдальцев .
пятьдесят солдат на конвое,
Командир и дюжина свиты,
Знаменосцы черного горя,
Самозванцы псевдо элиты.
-Я устал и беженцы тоже, -
Вспоминает он эти муки.
Но людей вон там под надзором
Мы спасем, ведь люди не слуги.
Брат сказал нам двигаться дальше,
Он пойдёт, все сделает быстро.
Враг стоял, как будто на марше:
Строй, ряды все в линию чисто.
Что-то было не так там явно,
Я не знал, но сердце колотит.
Ветер дунул сильно моментом,
Крик ворон, все люди на взводе.
Они шли, спускаясь по тропам,
Затаив дыхание тихо.
Дети в страхе подняли ропот,
Ожидая битву средь криков.
Вот он свист, летящие стрелы,
Затем крик и новые раны ,
Снова кровь и снова проблемы,
Наша жизнь - нетленная драма.
Брат летел, доспех самурая
И клинок, звучащий как ветер.
Один шаг от жизни до рая,
Один взмах - дорога на вечность.
Шаг вперёд, прокол и по новой,
Что не взмах, то свежие раны.
Ронин в красном будет опорой,
Нарушая чуждые планы.
Ронин в красном? Вы бы спросили,
Но доспех ведь чёрный до жути.
Я смотрел, как он возвращался,
И все это видели люди.
Кровь - вода? Он сын посейдона,
Ведь доспех всегда его красный.
Кровь везде, и, будто как дома,
Этот вид придали огласке.
Шла молва, что жив ещё ронин
Шла молва, что сын Синигами
Кровь - доспех и лезвием в ноги
Его пусть усеян кишками
Он кромсал людей, как играя.
Дикий пляс на празднике смерти.
Пируэт, и снова вонзает,
Шаг назад, удар, потом третий.
Он один, как символ потока,
Что вселяет страх или ужас.
Строгий взгляд, реакция бога,
Выдох, вдох и в сердце, не щурясь
Такова была его правда:
Убивать во благо былого.
Вам наверно дико и странно,
Но на это был веский повод.
Они шли обратно к обозам,
Уводя измученных стражей.
Как в дали услышал я горны,
Звук копыт и знамя - не наши.
Оказалось, это начало,
И отряд насчитывал сотни,
Впереди, видать, будет лагерь
И тропа - пристанище мёртвых.
Мы поспешно двинули в горы,
Благо лес спасает от взоров.
Брат забрал две дюжины смелых,
Алый цвет на чёрных узорах.
Потом ночь - дорога в забвение,
Силы нет, но двигаться нужно.
Водопад в скалистом ущелье,
Шум воды, - им дома нет лучше.
Часовой на резком обрыве
Сигнал передал, что мы дома.
Слой воды для нас разделили,
Трап дорогой сделали к склону.
Внутрь путь - воды по колено,
И верёвка - лестница в воздух.
Пара глаз и руки у тела:
-Что с тобой ? - отчётливей голос.