Утром встали рано, вернее, встала Евдокия, она вошла в комнату, где спали сын с невесткой. Петр спал на сундуке, укрытый теплым одеялом, а Зоя – с Колей, раскинувшимся почти поперек кровати. Евдокия несколько минут стояла, глядя на них. Как хорошо было, когда они жили здесь! Год, который Евдокия прожила без них, был для нее очень трудным. Когда уезжали старшие, она не оставалась одна, а когда уехали эти, дом совершенно опустел. Поначалу она бродила по дому, по двору, физически ощущая одиночество. Ненадолго отвлекалась, когда шла к хозяйству. Она разговаривала, с коровой, с курами, с поросенком, жаловалась им на свою жизнь, иногда срывала на них настроение. Раз в три дня она ждала деда Кузьму – он собирал налоги за хозяйство: яйца, молоко. Выносила ему десяток яиц, три литра молока. Он отмечал в своем блокноте, сколько и когда она сдала, говорил, сколько ей еще нужно сдать.
Иногда общалась с соседкой, Марусей, матерью Надежды. Евдокия жаловалась на то, что осталась одна:
- Вырастила трех сынов, а забор поправить некому! Кругом одна: огород посади, убери, хозяйство управь – кругом одна!
Мария не поддерживала ее:
- Дуся, да ты ж только один раз и посадила огород одна, да и то детвора помогала, пионеры со школы. И картошку они помогали тебе копать!
Евдокия молча поджала губы: хотела услышать сочувствие от соседки, а она...
- А я ж тоже одна – Надя с Сережей весной были – ты ж видела, Надя беременная уже была, а осенью сама управилась и с огородом, и с хозяйством. Мы ж сильные, Дуся! Не такое пережили! Главное – чтоб у них все хорошо было. Твои-то тебе пишут?
- Да пишут, - ответила Евдокия. – Петро с Зоей пишут, - уточнила она, а те – когда как. Сашка, правда, приезжает когда-никогда. У него с жинкой не ладится что-то. А у твоей?
- Да слава Богу, пока все хорошо. Девочка, внучечка, растет, красавица такая! Фотографию прислали.
Евдокия помнила, как приехала Надежда. Подкатили на такси ко двору, Сергей вышел из машины, открыл дверь перед нею, она не спеша вышла – с животом, в красивом плаще, в модной шляпке. Потом пришла к ней, к Евдокии, принесла две баночки консервов рыбных, конфет шоколадных.
- Здравствуйте, тетя Дуся! – прокричала она от калитки. – Можно в гости?
- Заходи, заходи! С приездом! – ответила Евдокия, идя ей навстречу. – Ты, я смотрю, скоро мамкой будешь? Молодец! А где ж твой мужик?
- А он маме помогает – дверь в сарае делает, да и крышу нужно подлатать! Мы ж ненадолго, надо еще к Сережиной маме съездить.
Она села рядом с Евдокией на лавку у стены.
- А как у ваших дела? Мама писала мне, что они уехали.
- Да пишут, что все в порядке, а как оно там на самом деле, кто ж знает?
- Да все хорошо у них будет, тетя Дуся! Вы-то как?
- А что нам остается? Хоть мне, хоть твоей матери – сиди да жди, когда приедете.
Она вздохнула.
- Вот и ты родишь, а он потом возьмет и уедет.
- А я еще рожу, - рассмеялась Надежда.
- Так у меня вот трое, а живу одна! Тебе когда рожать?
- В июле, нам нужно к этому времени домой вернуться.
- Вот, у тебя уже дом не здесь.
- Тетя Дуся, вы ведь тоже когда-то ушли из родительского дома.
- Да мы-то ушли на соседнюю улицу, в своем селе, а вас несет куда-то подальше от дома.
- Ну ладно, тетя Дуся, будете писать им, привет от меня передавайте!
Она тяжело встала и пошла к калитке. Евдокия смотрела ей вслед и думала, что повезло Надьке. Ведь вот как в жизни бывает: чего только не болтали про нее, а она, видишь ты, как устроилась! И мужик попался хороший! И дитё будет!
Евдокия не знала, как выразить то, что ее не устраивает: вроде бы у всех так, как они хотят, а все ж хочется, чтоб было у них лучше. И где-то совсем глубоко, так, что самой себе не хочется признаваться, сидела обида и на свою жизнь, и на детей: отдала им всю молодость, всю силу, а теперь одна в хате...
А ведь могла еще и замуж выйти: в сорок пятом пришел с войны Витька Чеботарев. Без ноги, на костылях. А его Настя полгода как умерла – простудилась, слегла и не встала. Двое детей остались, мальчик и девочка. Вот он и стал захаживать к Евдокии. Евдокия привечала его, потому что жалела. А он однажды предложил:
- Дуня, давай сойдемся! У тебя трое, да у меня двое – будет большая семья, а вместе и прокормимся.
Испугалась тогда Евдокия, Витька помоложе нее, года на четыре, что люди скажут? Да и сыновья ее уже начинали коситься в сторону кавалера. Особенно ершился Петро:
- Чего он ходит и ходит? Чего ему надо?
Так и отказала Евдокия ему. Он, конечно, вскоре женился – баб да девок в селе много было свободных. Взял за себя Шурку Смирнову, девку, которой уже было около тридцати, она уже и не чаяла выйти замуж. А потом родила еще двоих пацанов. И Витька при ней ходит всегда чистый, ухоженный, прямо помолодевший.
Евдокия смотрела на сына. Отвык вставать до света, спит себе. Она повернулась, чтоб выйти, половица скрипнула, Зоя подняла голову.
- Мама? Я сейчас.
Она быстро поднялась, накинула платье.
- Да чего ты всполошилась? Я просто глянуть на вас вошла.
Они вышли в кухню. Зоя быстро умылась, разожгла керосинку, поставила чайник.
- Я разбужу Петю – мы ведь картошку собирались сажать?
- Пускай спит! Где еще поспать, как не у матери?
- Ничего, в обед ляжет, вместе с Колей!
Она вошла в комнату, подошла к мужу:
- Петя вставай! Пора в огород!
- В какой огород? – недовольно проговорил Петр.
Зоя засмеялась тихонько:
- В обыкновенный огород, тот самый! Картошку пора сажать!
Петр сел, ероша волосы, потом, зевая, вышел во двор.
Утро начиналось ясное, теплое. Едва заметная дымка висела над огородом, вспаханном, разровненном, с хорошо заметными грядками, на которых были уже посажены лук, редиска, чеснок. На меже с соседским огородом лежала куча корневищ кукурузы – осенью ее стебли были срублены для коровы на зиму, а корни собраны уже весной, когда сошел снег. Под стрехой громко чирикали и порхали воробьи – чего-то не поделили. Петух деловито выхаживал по двору, следя за порядком в своем гареме, куры собирали остатки зерна, что Евдокия бросила им, выпустив их на волю. По обеим сторонам дорожки дружно пробивалась молодая трава.
«Как все привычно, и как все иначе», – мелькнула мысль Петра. Он потянулся, зажмурив глаза от солнца, уже поднимавшемся над горизонтом, вошел.
- Так, давай быстрей завтракать, да и в огород! А то солнце уже высоко! – сказал он бодро, как будто это он всех поднял. – А то до обеда не выйдем.
Евдокия сдержанно улыбнулась: все-таки сельский труд он не забыл!