Начну опять, в который раз с крайнего занудства. Начну с буквального разбора текста нормы. Пусть поначалу такой разбор и будет казаться кому-то излишним, полным трюизмов и очевидностей, но, как можно догадаться, из него может последовать несколько необычный и вовсе не бесспорный вывод. В конце концов, когда начинаешь честно и последовательно идти по тропе очевидного, всегда рискуешь очутиться в несколько неожиданном месте. Рискну даже утверждать, что почти все неожиданности потому-то и являются таковыми, что они начинаются с «Капитана Очевидности» (Есть мнение, что писать надо так: Копетан Ачивиднасть, однако я полагаю, что до изменения правил орфографии русского языка такое написание будет попахивать хулиганством).
Итак, прошу внимания и терпения.
Вот текст пункта 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод: на английском языке, на французском языке и на русском языке, а внизу приведён официальный перевод той же нормы на русский язык:
Я прошу обратить внимание, что нормы на всех трёх языках несколько не совпадают, как бы это ни звучало удивительно.
Все различия указывать нет никакого смысла, однако те, которые являются ключевыми для нашего рассуждения, я укажу.
1. В русском тексте речь идёт о споре: «Каждый в случае спора…». Между тем, в тексте и на французском языке, и на английском языке никакого аналога слову «спор», заметим, нет.
2. В английском тексте, равно как и в тексте на русском языке, отсутствует слово «дело» или его аналоги. Во французском тексте это слово есть: «… à ce que sa cause…»
Теперь объясню отчего эти два различия я отметил сразу же.
Первое различие касается наличия или отсутствия спора как условия защиты со стороны ст. 6 Конвенции. Если исходить из текста на русском языке, то получается, что под защиту ст. 6 Конвенции попадают только рассмотрения споров, и исключительно споров. Например, дела особого производства, скажем, установление юридических фактов, определение границ дееспособности, вопросы назначения опеки и попечительства туда явно не входят, так как такие дела не предусматривают по крайней мере в качестве обязательного элемента наличия спора. При установлении фактов, имеющих юридическое значение, суд вообще не рассматривает дело, если вдруг обнаруживает, что имеется спор о праве. Заметим: спор.
А теперь смотрим — что же написано по этому поводу в тексте на английском языке.
Как я уже заметил, там не говорится ничего о наличии или отсутствии именно спора. Там сказано так: «In the determination of his civil rights and obligations or of any criminal charge against him…» То есть: «При определении (При установлении) его гражданских прав и обязанностей или любом уголовном обвинении против него…»
Приблизительно то же сказано и в тексте на французском языке: «… qui décidera, soit des contestations sur ses droits et obligations de caractère civil, soit du bien-fondé de toute accusation en matière pénale dirigée contre elle…» То есть: «…который (раз)решит (определит), существование его прав и обязанностей гражданского характера, обоснованно ли любое обвинение уголовного содержания, направленное против него…»
(Феминисток прошу не поднимать шума: всё, что написано в тексте Конвенции, касается не только мужчин, но и женщин в совершенно равной мере! Местоимения мужского рода в данном случае использованы в текстах не по причине дискриминации женщин, а по причине традиционных норм грамматики).
Прошу меня простить за несколько картонный перевод, однако в данном случае важнее понять точный и буквальный смысл написанного, чем насладиться литературным слогом.
При всём том, что тексты на английском и французском языках расходятся как лексически, так и грамматически, их объединяет одно: и там и там, говорится, что условием защиты обсуждаемой нормы является не наличие спора о праве, а наличие судебного определения права. То есть вообще устранение какой-либо правовой неопределённости.
Общим местом среди трёх текстов является то, что кроме всего прочего под защиту нормы попадают и все случаи, когда против человека (для феминисток: мужчины или женщины — безразлично. Cпециально для движения FEMEN: в украинском языке слово «человек» женского рода: «людина» — утешьтесь и не бегайте по этому поводу нагишом!) выдвинуто любое обвинение уголовного характера.
Второе различие, как мы видели, уже между текстами на английском и на французском языках.
Если в тексте на английском языке нет ни одного слова о «деле», то в тексте на французском языке, как может представиться, такое упоминание есть. Тем не менее, слово «cause», которое, действительно, может быть переведено как «судебное дело», переводится также и иначе: причина, основание, процесс. Иными словами, общим между текстами на трёх языках является такое понимание, что существенным для установления условия, при которой осуществляется защита с помощью рассматриваемой нормы, является не наличие, скажем, набора документов, — это, заметим, одно из значений слова «дело» в русском языке, — а наличие некоторого порядка, который есть причина или основание для определения тех самых прав и обязанностей.
В промежуточном итоге имеем заключение о том, что само по себе наличие спора не является существенным условием для того, чтобы начала действовать защита пункта 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод; необходимым условием является наличие некоторого процесса, являющегося причиной или основанием или случаем для устранения правовой неопределённости в отношении человека, а также во всяком случае при обвинении его в уголовном преступлении (но тоже при обвинении в некотором процессе, а, скажем, не на кухне или на рынке!).
Случай уголовного преследования мы отбросим, а дальнейшее рассмотрение мы будем проводить относительно характера такой правовой неопределённости, а точнее — относительно характера тех самых прав и обязанностей, в отношении которых устраняется эта неопределённость.
В тексте на русском языке использовано выражение «о его гражданских правах и обязанностях». Слово «гражданский» может вводить в заблуждение, если не отличать гражданские права и обязанности от прав и обязанностей гражданина. Между тем, это вовсе не одно и то же. Гражданские права имеет вообще любой человек вне всякой зависимости от того — гражданин он, иностранец или апатрид. Права гражданина имеют только и исключительно граждане. К последним правам, например, относятся права избирать, право вступать в политические партии, право поступать на государственную службу. Некоторые из прав граждан могут быть предоставлены и негражданам. Скажем, в ряде государств для поступления на государственную службу вовсе не надо быть непременно гражданином. Тем не менее, права граждан не суть «гражданские права», как бы это ни выглядело странно на русском языке. На русском! На английском и французском языках никакой странности в данном случае нет. Там употреблено выражение: «civil rights and obligations» — в одном случае и «droits et obligations de caractère civil» — в другом. По-английски, заметим, гражданин — citizen, а по-французски — citoyen. Так что, как видите, там никакой путаницы нет.
Если говорить общо, то стоит повторить, что разница между гражданскими правами и правами граждан заключается прежде всего в том, что гражданские права по своей природе не ограничиваются, кроме особенных случаев, гражданством и не вытекают из него, а вот права граждан именно ограничиваются гражданством и причиной их является именно наличие гражданства, то есть некоторого особого комплекса отношений человека и конкретного государства. Заметим, что утрата гражданства сама по себе не может влечь утраты гражданских прав, но вот утрату прав гражданина влечёт всегда. Вот где лежат указанные границы. И, в принципе, если принять нетождественность терминов «гражданские права» и «права граждан», то между текстами на разных языках в этой части существенной разницы нет.
Но вот если то, что написано до сих пор, есть почти общее место с «Капитаном Очевидностью», то то, что я напишу ниже, может быть вполне спорным. Однако я пока что не вижу порока в рассуждении, которое намерен привести.
Давайте опишем весьма и весьма простую ситуацию: пусть есть некоторый субъект Ω, пусть он считает нужным для себя обратиться в суд за именно судебной процедурой, а, скажем, не с информационным запросом, то есть в суд как именно в суд, а не просто как в некое учреждение или орган. Сейчас вообще не существенно — с чем он обращается. Поставим теперь вопрос: какая правовая неопределённость существует в этом случае, и что именно делает в этом случае суд?
Чтобы не ломать голову, ожидая тут какого-то подвоха, приведу ответ сразу: прежде всего суд определяет — а существует ли вообще у данного субъекта Ω право на то, чтобы требовать от суда разрешения того вопроса, который субъект Ω поставил.
Скажите: право потребовать от суда, чтобы суд определил наличие права у субъекта Ω на разрешение того или иного вопроса в суде, есть гражданское право самого субъекта Ω или это — право гражданина?
Нетрудно догадаться, что это как раз пример именно гражданского права, ведь с утратой гражданства само по себе право на обращение в суд отнюдь не утрачивается. Следовательно, само по себе определение приемлемости (допустимости, подсудности, подведомственности, нахождении в компетенции) обращения к суду есть именно определение наличия гражданского права у субъекта Ω, и суд в любом случае должен соответствующее определение вынести: хоть об отказе в возбуждении производства, хоть в возбуждении производства. И это определение само по себе будет, между прочим, определением, устраняющим правовую неопределённость субъекта Ω относительно наличия у него именно гражданского права на доступ к правосудию. Следовательно, к такого рода определению гражданского права точно применима норма п. 1 ст. 6 Конвенции.
А вот теперь добавим в ситуацию перца. Представим себе, что суд, который взялся за подобное определение, учреждён с нарушением закона. Поскольку, как мы выяснили только что, право на обращение в суд вообще неважно по какому поводу есть гражданское право в смысле как раз п. 1 ст. 6 Конвенции, наличие или отсутствие в конкретном случае которого подлежит установлению законным судом, и поскольку определение о приемлемости такого обращения есть именно устранение правовой неопределённости, то при нелегитимности суда, неважно пока из чего следующей, надо полагать, что имеет место именно нарушение соответствующим государством п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Ну а вот тут остаётся только сказать: есть все основания полагать, что ни один из административных судов Украины, например, не является учреждённым (established, établi) законом (by law, par la loi). Просто потому что нарушен порядок учреждения таких судов. А тогда это значит, что уже первый же судебный акт любого из этих судов как о приемлемости для него некоторого дела, так и о неприемлемости вне зависимости от характера обращения будет противоречить…
Вот именно!