Найти тему

Наконец-то свобода!

Утро. Птички поют. Открыла окно. Думала – наслажусь приятной свежестью и нежными нотками сирени, а там – труп. Зажав нос, захлопнула окно и побежала в ванную. Отвратительно. Говорила мне мама, не покупай квартиру на первом этаже.

Вышла во двор. Звоню в полицию – не отвечают. Звоню маме – недоступна. Кричу – никто не реагирует. Плюнула, вернулась домой, смотрю в окно.

У трупа черные кудряшки, а посередине – лысина. Руки сложены вдоль туловища, ноги растопырены в неестественном пируэте. Одет солидно, в черном костюме. То ли профессор, то ли жених. Рядом валяется кожаный портфель, набитый бумагами.

Десятый раз набираю 02. Игнорируют.

Выхожу из квартиры. Стучусь к соседям, не открывают. Мама все еще недоступна. Труп по-прежнему лежит.

В портфеле – 119 листов А4 (посчитала), на каждом – какие-то схемы и формулы (неинтересно). В кармашке – кошелек и бейджик на имя Степана Игнатьевича.
На вязкой грязи видны чьи-то следы. Они ведут вдоль серой пятиэтажной коробки к старой скамейке. Под скамейкой – грязная подушка.

Вернулась к дому. Труп куда-то пропал.

***
Степан Игнатьевич считал себя человеком особенным. Еще бы – родился с густыми черными кудряшками, а уже годам к восемнадцати начал стремительно лысеть.

– Он у нас умный и много думает, – объяснял этот феномен дедушка, отчего-то слишком волосатый в свои восемьдесят пять.

К тридцати на макушке Степана Игнатьевича образовалась круглая поляна, окруженная черными кустиками. Свою лысину он ценил и каждое утро мазал ее каким-нибудь маслом.

Все было прекрасно в жизни Степана Игнатьевича. Он делил скромную однушку с любимыми мамой и бабушкой. Да и дедушка его часто навещал (обычно во сне) и каждый раз восхищался его блестящей лысиной. На работе Степана Игнатьевича все уважали. Студенты обязательно находились на его лекциях в приподнятом настроении, а иногда даже снимали его на камеру и рассылали видео друзьям. Так Степан Игнатьевич стал почти что знаменитостью среди молодежи.

У него была только одна печаль – хотел жениться до тех пор, пока не стукнет пятьдесят. Варианты у него, конечно, были. Вот, например, соседка с первого этажа. Как ее звали и сколько ей лет, он не знал, но ему нравились ее длинные волосы и тонкая талия.

Он частенько курил под ее окнами и сквозь щелочки жалюзи разглядывал, как она ужинала или переодевалась в домашний халат.

Когда окно было открыто, он уверенно стучал в металлическую решетку и заговаривал с ней о погоде, тюльпанах и прочих глупостях.

– Кто вы? Что вам нужно? – всякий раз отвечала она.

– Степан Игнатьевич, ваш сосед, – говорил он, но она никогда не слушала.

По воскресеньям она заходила в кафе и покупала себе какой-нибудь десерт. Садилась в самый отдаленный угол, но тут же пересаживалась, если кто-то располагался за соседним столиком. Поэтому-то Степан Игнатьевич и садился аж через два столика от нее.

– Вам как обычно, воду? – равнодушно спрашивала официантка, волосы и талия которой Степану Игнатьевичу не нравились.

– Непременно, – отвечал он, не сводя глаз со своей соседки.

За пару месяцев он научился замечать, когда кто-то начинал громко чавкать или скрипеть вилкой о тарелку. В такие моменты его соседка резко поворачивала голову к источнику звука и минуты две сверила его тяжелым взглядом. "Отвратительно" – читал Степан Игнатьевич по ее губам.

Она не ездила в автобусах и ходила пешком только по малолюдным маршрутам. Когда Степан Игнатьевич пытался составить ей компанию, она, не глядя на него, ускоряла шаг и зажимала нос рукой. Не туша сигареты, он продолжал идти за ней, но уже чуть поодаль.

Степан Игнатьевич искренне не понимал, как она могла до сих пор не заметить его – такого-то исключительного мужчину. Его почти что столетняя бабушка, полностью прикованная к постели, заботливо выслушивала его жалобы и из последних сил давала ему советы.

– Любовь завоевать надо, - шепелявила она беззубым ртом. – Пойди и завоюй.

Он долго готовился к тому, чтобы в очередной раз постучать в металлическую решетку на окне. Выучил серенаду (что-то из Шуберта), подготовил наброски будущей диссертации (чтобы она смогла оценить его ум) и даже прикупил хороший костюмчик (у бабули нашлась неплохая заначка).

В ту ночь была хорошая погода, и ему удалось попасть почти во все ноты. Сработало – она наконец-то вышла к нему. Осталось только завоевать.

В ее руках была подушка. Губы были сжаты в тонкую ниточку раздражения. "Отличный момент для поцелуя" – подумал Степан Игнатьевич и потянулся к ней. Его лицо встретилось с подушкой. Было сложно дышать.

***
Стали появляться люди. И где они раньше были? Сейчас уже неважно. Трупа нет. А может, и не было. Может, приснилось.

Из каждого окна торчит по соседу. Глаза у всех круглые, словно увидели привидение. И чего им не спится в такую рань?

Подхожу к двери. Достаю ключ. Мою руку обхватывает металлическое кольцо. Меня тащат в неизвестном направлении.

...

В закрытой палате сидит девушка с длинными волосами и тонкой талией. Мягкие стены обшиты белой тканью.
– Наконец-то свобода, – шепчет она. На ее лице впервые за последние несколько лет появляется улыбка.

© Copyright: Дарья Александровна Санникова, 2023

Изображение сгенерировано нейросетью Kandinsky 2.1
Изображение сгенерировано нейросетью Kandinsky 2.1