Найти в Дзене
Яна Ульянова

Квартира

Рисунок надежды Синицыной
Рисунок надежды Синицыной

Обычным декабрьским днем, когда я ехала в машине по делам, мне позвонили с незнакомого номера и строгий женский голос, представившись Энергосбытом, сообщил про полугодовую задолженность за свет. Сначала удивившись, а потом, поняв о чем речь, я радостно ответила, что это уже более чем полгода совершенно не моя проблема, потому что квартира, где собственно и возник долг, мне не принадлежит ровно столько же времени, сколько не плачено за используемое ее жильцами электричество.
- А кому принадлежит, вы их телефон не знаете? - со вздохом и без особой надежды на результат спросила меня сотрудница Энергосбыта.

- Не знаю, - придав голосу оттенок сожаления, ответила я. Это была не совсем правда, номер где-то в бумагах, конечно, остался, но искать его мне было лень и неинтересно.

Слава богу, что продала ту квартиру – еще раз мысленно порадовалась я и невольно погрузилась в воспоминания.

Примерно год назад открыла я как-то утром в субботу газету с бесплатными объявлениями, и автоматически просматривала все подряд, как вдруг заметила необычное предложение – в одном из заброшенных пригородных сел продается трехкомнатная квартира за какую-то невероятно низкую цену.

Что мне стукнуло тогда в голову, до сих пор не понимаю, если честно, но вот решила я купить эту квартиру. Отчасти погналась за дешевизной. Отчасти были какие-то мысли про вложения в недвижимость, про пассивный доход, но в целом рационального в моем решении было не так уж много. На самом деле я мечтала. Что в эту квартиру я буду сбегать со своей Любовью. Уединяться там от всех и вся. Предаваться безоглядному счастью.

Отношения мои с Любовью к этому времени находились в печальном полуразрушенном состоянии. И что было тому виной – отсутствие ли возможностей уединяться и предаваться хоть чему-нибудь, или неизбежность расхождения ваших дорог, такая естественная и грустно предсказуемая, когда у вас разница в 12 лет, или еще что-то, неведомое, но не менее горькое – трудно судить. График наших встреч все больше напоминал кардиограмму умирающего – редкие и с каждым разом все более слабые всплески чувств с неумолимой тенденцией к полному их изглаживанию.

Но часть меня мириться с этим печальным процессом никак не желала, и все придумывала разные фантастические сценарии возрождения былого. Одним из таких сказочных проектов стала эта моя новая квартира.

Располагалась она в ста километрах от города, в бывшем советском совхозе, выстроенном на пустом месте в 80-е годы 20 века и превратившемся в руины в разрушительные 90-е. Тогда денег не хватало у государства на отопление пятиэтажек, трубы зимой полопались, жить стало невозможно, совхозы развалились, работы не стало, люди разбежались. И остались совсем не старые постройки одиноко зиять выбитыми окнами, ветшая в ускоренном темпе, из-за отсутствия жилого человеческого духа в них.

Постепенно жизнь в стране стабилизировалась, восстанавливались коммунальные системы, потекла в радиаторы горячая вода, и многие бывшие жильцы стали возвращаться в свои заброшенные дома. Кто-то удачно вписался в новые условия, нашел работу, сделал ремонт, и жил тихой размеренной жизнью в далеком от городского шума мирке. Другие, как хозяйка приглянувшейся мне квартиры, поняли, что в городе возможностей больше, и решили избавиться от ставшего обузой жилища. Спросом такое жилье совсем не пользовалось, от того и цена была до смешного мизерной. Буквально символической.

Денег у меня, даже символических, не было, но видимо крепко сидела заноза в сердце и колола все время призрачной надеждой на спасение тонущей любовной лодки, поэтому нужную сумму я заняла. У банка. Под проценты, само собой. Для того, кто одержим мечтой, препятствий нет.

Мне нравилось туда ездить. Несмотря на то, что в квартире был изрядный свинарник и ремонт в минусовой стадии, там было тепло, тихо, спокойно и странно уютно. Это была большая светлая квартира, отличной планировки, с просторными комнатами, и великолепным видом из всех окон. На заснеженные горы, густой лес, быструю прозрачную речку и скромную, но ухоженную детскую площадку.

В течение нескольких поездок я выносила мусор, оставшийся от прежних жильцов, прибиралась, готовила комнаты к ремонту. Во имя своей Любви я готова была красить и клеить, клеить и красить, мыть и чистить, чистить и мыть. Мебели там не было, но я привезла ковер, толстый, мягкий, почти новый ковер во всю комнату, и часто представляла, как долгими зимними вечерами будем мы с моей Любовью пить красное сладкое вино и нежиться на этом ковре, под негромкие звуки романтичных мелодий. За окнами будет бесшумно падать пушистый снег, на кухне посвистывать чайник, а я буду тонуть в бездонных сверкающих глазах, едва касаясь подушечками пальцев теплых губ.

Со временем благодаря моим усилиям квартира приобрела вполне пристойный вид. Все чаще я задумывалась о совместной поездке с Любовью в это ставшее действительно чудесным местечко. И вот, наконец, убедившись, что уголок уже достаточно райский, я сообщила о нем своей Любви. Любовь внимательно посмотрела на меня, уточнила: «Где-где? За сколько купила?». После чего придала своим бровям выражение: «Ох ты ж боже мой» и, покачав из стороны в сторону красивой головой, произнесла, грустно улыбаясь: «Ну ты и дура…».
Моя Любовь была реалисткой. И ей хватило здорового любопытства, чтобы все-таки согласиться съездить со мной, посмотреть, что за такое гнездышко я обустроила. Большего мне не обещали, но в условиях угасающей кардиограммы наших отношений я и этому была, понятно, рада.
В суете и однообразных заботах проходили дни. Ничего не происходило. Любовь все больше ускользала от меня, постепенно тая в исчезающей перспективе. Обещанная поездка никак не могла состояться, вечно возникали какие-то помехи. Я понемногу отвыкала ждать. Стала выключать на ночь звук в телефоне, ведь вероятность получить смс: «Ты спишь? Сейчас приеду», давно уже свелась к нулю.
Еще через несколько таких недель я проснулась майским праздничным утром, и, с удовольствием потянувшись, уже почти свободная от снов о своей Любви, с удивлением обнаружила в телефоне несколько пропущенных звонков от нее и от нашего общего друга. Замыкало эту цепь сообщение: «Перезвони, как проснешься». Встревожившись, я сразу стала звонить. Любовь невнятно пробормотала в трубку: «Не могу говорить, приезжай» и я сорвалась.

Я летела, нарушая все правила дорожного движения разом, и не помня себя, забежала на четвертый этаж. Дверь открыл друг. Он был пьян и бормотал одно: «Все нормально, все нормально». «Где моя Любовь?!» - пыталась добиться ответа я. «Сейчас придет», - отвечал он. В эту минуту из кухни появилась и Любовь. Она прикрывала лицо руками. «Что случилось?!» – вскрикнула я. «Нос сломали», - ответила мне Любовь. В драке. Обняла меня и заплакала.

Нос, идеальной формы совершенный нос, сейчас был странно искривлен в области перегородки, под миндалевидными глазами образовались черные круги, а на прекрасном даже в этот момент лице еще оставались следы крови. Мне было больно смотреть на это.

- И что вы тут сидите? Почему не в больнице? – с тревогой спрашивала я.

- Так выходные же, праздники. Надо оперировать, перелом со смещением, а врачи будут работать только завтра. Не хочется просто так там валяться.
На мои вопросы о том, что произошло, друг и Любовь отвечали немного нескладно, но в целом выходило так, что драка произошла возле бара, на них напала пьяная компания. Большего выяснить не удалось. После чего я, исполненная жалости и нежности, поехала забирать, по просьбе Любви, ее автомобиль со штрафстоянки, который туда отогнали полицейские после того, как подвыпившая Любовь пыталась укатить с места драки. Забирать машину мне пришлось за свои деньги, разумеется. Любовь, как это у нее частенько бывало, оказалась на мели.

На следующий день мы долго сидим с Любовью в приемном покое областной больницы, в ожидании очереди, тесно прижавшись плечами друг к другу, нас смешат старушки с авоськами, курящий за углом медперсонал и сортир со сломанной задвижкой, и мне хочется только одного в эти минуты – чтобы очередь никогда не заканчивалась. Но так не бывает, всему приходит рано или поздно, как известно, конец, и вот мы уже в отделении, оформляем мою Любовь на лечение, и она сообщает медсестре мои данные на случай, если вдруг что.

С утра я напряженно жду, когда Любовь отойдет от наркоза и позвонит мне. Звонка нет и нет, я не выдерживаю, звоню на пост, слышу: «Да все нормально, уже ходит!» - и как-то вдруг враз обессилев, вешаю трубку.
Потом я несколько раз навещаю свою Любовь в больнице, и немножко неуютно чувствую себя, когда во время наших свиданий она отвечает на многочисленные звонки и сообщения своего обширного окружения. Понемногу сломанный нос заживает, и вскоре Любовь возвращается в свой обычный ритм жизни, бешеный круглосуточный режим абсолютной востребованности всеми любимого и везде желанного баловня судьбы.
После выписки мы вместе с Любовью ходим в бюро судебной экспертизы и в полицию, и каждое такое посещение врезается в память ярким сочным кадром прекрасного фильма. В один из таких визитов от следователя я узнаю, что друг и Любовь мне не сказали всей правды о случившемся. На самом деле зачинщиком драки была моя Любовь. Это она стала жестоко избивать другого человека по какому-то незначительному поводу, но встретила отпор и получила ответный удар по своему аристократическому носу.

Я в каком-то исступлении накричала на свою Любовь, на друга нашего, обозвала обоих всякими нехорошими словами и все время повторяла в истерике – мне-то зачем врать, мне-то зачем???

Любовь не простила мне этого выступления. Со мной перестали разговаривать. Мне больше не звонили и не отвечали. Мой номер попал в черный список, и теперь я слышала в трубке одни только короткие гудки.

Жизнь окрасилась в мрачные тона лютой тоски и нестерпимого отчаяния. Наступил провал во времени и пространстве, когда не можешь вспомнить ни дня, ни ночи, ни лиц, ни слов, и ничего вокруг не слышишь, не видишь, даже своего отражения в зеркале.

В один из таких беспросветных дней мне позвонила какая-то женщина и спросила – не хочу ли я продать свою квартиру за городом. Удивившись ее предложению, я согласилась, не особенно печалясь о потере своего райского уголка. Зачем он мне теперь.

Женщина квартиру покупала не себе, а супружеской паре алкоголиков, которые настолько задолжали за квартиру в городе, что не могли ее больше содержать и согласились на неравноценный обмен. Свою городскую квартиру они меняли на деревенскую с условием, что покупатель погасит все их долги.

Я с легким сердцем оформила эту сделку, полагая, что люди получат в свое распоряжение уютное жилье, пусть и в отдаленном поселке, но зато чистое, ухоженное, без долгов. Но алкоголики почему-то не сильно обрадовались, им все чего-то не хватало в моей квартире, то плиты, то выключателей, то краски для окон. Движимая чувством благородства и втайне желая еще раз взглянуть на уголок, где остались мои мечты, я докупила недостающее, и отправилась в свой несбывшийся рай.
Войдя в квартиру, первое, что я увидела – это завалы хлама, который новые жильцы привезли с собой в мое несостоявшееся любовное гнездышко. На кухне на полу сидела новая хозяйка, уже пьяная, с открытой бутылкой водки. Она пыталась встать мне навстречу, но у нее не получалось. Я не стала дожидаться, когда, наконец, она сможет подняться, и попросила ее супруга, такого же пьянющего, пройти со мной к машине, чтобы забрать краску, которую я им привезла.

Он надел куртку и спустился за мной на улицу. Сгреб в охапку две трехлитровые банки с краской и, пошатываясь, направился к дверям подъезда. Я не успела ему помочь открыть дверь, он попытался сделать это сам, не удержал банки, они упали, одна из них открылась, и половина краски вылилась на асфальт, на его штаны и куртку… Он грубо выругался, и, не пытаясь подобрать банку, в которой еще половина краски, может быть, оставалась, потащился с целой банкой к себе.

С ужасом глядя на эту сцену, я решила, что на этом филантропии с меня, пожалуй, хватит, села в машину и завела ее. В эту минуту из подъезда вывалилась супруга-алкоголичка, и с расползающейся по опухшему лицу гримасой - отвратительным подобием улыбки, рванулась ко мне, но я уже включила задний ход, и понемногу отъезжала. Она махала мне руками и хваталась то за бампер, то за зеркало, то за ручки дверей, как будто намереваясь сообщить мне что-то важное. Я опустила стекло, а она, продолжая махать руками во все стороны, пытаясь меня обнять через открытое окно, кричала – «Спасибо тебе, спасибо тебе, подожди, я хочу тебе рассказать, не уезжай, подожди!»

Не услышав ничего интересного, с трудом избавившись от цепких нетрезвых объятий, я развернулась и резко прибавила газу, а пьяная растрепанная женщина все продолжала махать руками и бежать за моей машиной.
И уехала я навсегда, без сожаления и слез, из этой деревни, где так недолго и при таких странных обстоятельствах мне довелось иметь жилище, которое, несмотря на все мои старания, не смогло стать мне домом, не смогло стать последним приютом для моей уходящей любви, не смогло воплотить мои мечты о долгих зимних вечерах, когда бесшумно падает за окном пушистый снег, а на теплом ковре двое пьют красное сладкое вино при дрожащем огне свечи.

Рассказ вошел в сборник "Цветущая вишня. Рассказы о любви". Электронную версию книги приобрести здесь.