С тех пор я хожу только в кроссовках... Любовь убивает.
Не считая отключения горячей воды, день начался чудесно и до вечера мне прямо во всем везло. Мы с дочерью Соней собирались в театр, на Дон Жуана с участием Константина Райкина, и ради этого я летела в Москву вопреки пронесшемуся смерчу, анемии, аномальной жаре…
Ближе к вечеру пошла гулять с собакой. Иду по дорожке, и вдруг вспомнила, как ВФ вчера назвал меня недотепой с топографическим кретинизмом и неумением считать цифры (если что – он говорил правду). Ну ладно, допустим, это было с приставкой «милая». А до этого сказал, что я напоминаю ему сумасшедшую поэтессу и художницу из Серебряного века. «Хуже не придумаешь» - подумала я, «Никто меня не любит!».
И именно на этой фразе я оказалась лежащей на земле. Прямо вот распластанной, на спине и лицом к солнцу. Лежу. А сверху, подобно падающему на землю птичьему перу, медленно спускается мысль: «Любовь - убивает».
И это было настолько нелепо и пафосно, что я начала смеяться. Лежу в платье, на благословенной земле ЮАО, с поводком в руке, вижу, как сбоку мелькает белый собачий хвост, и ржу. А потом представила, как это выглядит со стороны – лежит на тропинке под деревом на спине несколько престарелая женщинка, в платье, с поводком в руке и очень заливисто сама с собой смеется. От этого у меня начался новый приступ. В общем, встала я не скоро. А когда встала, поняла, что, кажется, на этом мои поскакушки по Москве и закончились. Нога…
Но нет предела моему безумству. Дома приложила к ноге пакетик с замороженными овощами и боль вроде бы утихла. Я пошла на встречу с Соней и в театр, но по дороге часика два погуляла по Москве, добралась до Плазы, начала смотреть спектакль и… прямо с постановки, под гениальные монологи гениального Константина Райкина вся команда персонала театра выводила меня из зала, потому что сама я – не могла. Лодыжка распухла, местами потемнела и болела так, что я подвывала не хуже покинутых жертв Дон Жуана.
Соня вызвала «Скорую», а сотрудники театра почему-то по одному подходили и спрашивали – где болит, как болит и как дело было. Так что к приезду врача я уже раз десять рассказала всю историю от начала до конца. Что я пошла гулять с собакой… Никто не мог понять, как такое могло случиться, и какая сила понесла меня с такой ногой в театр, а не в больницу.
- Бл.. дь, великая сила искусства! - хотела воскликнуть я, чтобы все уже наконец отстали и приняли тот факт, что я недотепа, с кретинизмом и сумасшествием. Но мне было так больно, что я только выла и пыталась пристроить ногу на театральный пуфик.
За стенами, в зале, Дон Жуан продолжал убивать любовью из самых лучших побуждений, раздавая и ее, и себя всем нуждающимся. Мне хотелось отрезать чертову ногу, чтобы еще ну хоть немного побыть вблизи сцены. И я так люблю мою дочь, и так хотела сходить с ней в театр, что согласилась на опухшую ногу и невыносимую боль. Любовь ну как бы – убивает.
Из Плазы меня выкатывали на коляске, под обезболивающим. Нас с Соней и врача «скорой помощи» провожали громко и со всей сценической выразительностью - билетеры, охранники, гардеробщики, администраторы, продавцы программок и так далее. Желали счастья, здоровья и скорейшего возвращения. Я не помню подробностей, потому что была, как в тумане от ощущения какой-то мистики и бутафории, какой-то иррациональности происходящего. Может, потому что я ударилась головой. Но если так относятся к публике на входе в театр, то как должны нас любить актеры и как вкладывать душу в свою игру.
Я не знаю, когда я еще прокачусь по Москве с мигалками и сиреной, скажу только, что это было круто. Но главное, что более бережных и заботливых врача и водителя я еще не встречала. Меня в прямом смысле носили на руках, и на скорости топили сквозь сумерки и монолитные пробки, чтобы успеть доставить до закрытия больницы. И хотя время было уже позднее, и было заметно, что врач держится из последних сил, но с какой культурой достоинства и как тщательно он делал свою работу!
Меня доставили в травму, пересадили в другую коляску, которая упорно не хотела вписываться в узкие дверные проемы внутри старого здания. Врач Миша тихонько дотронулся до плеча, пожелал скорее поправиться и умчался в даль на своей «скорой». Надеюсь, сегодня я была у него последней. В больнице, накануне наступления ночи, я увидела тоже измученных, но очень спокойных и внимательных врачей. Мне сделали рентген и сообщили: кость цела. Это было растяжение, которое пройдет через полторы недели, если прикладывать лед и фиксировать ногу специальной повязкой.
Поздним вечером с травмы на Шокальского 8, из Медведково в Царицыно нас вез водитель, который в подробностях рассказал, как его друг вот тоже так упал, ему выбило ключицу, развалилось всё плечо и как ему было больно. Я подумала – хорошо отделалась. Беспрестанно звонил Сонькин отец. Сонькин Паша ждал и готовился принимать меня из такси у подъезда. ВФ каждую минуту спрашивал где я и куда меня везут и даже дважды помолился, будучи отпетым атеистом. Подруга Анка спрашивала, какая нужна помощь.
Сонька смотрела на ночную Москву и светилась любовью к ней, как вся иллюминация Садового кольца.
Когда кажется, что любовь убивает, она просто хочет о себе напомнить. Что она повсюду и даже готова сочинить и разыграть целый сюжет. А ради этого не грех и упасть на ровном месте безо всяких причин.
PS Рассказ старый. Но я всё ещё в кроссовках на всякий случай. Не забудьте подписаться.