На Крещение ударили морозы. Холодно. Пока до работы дойдешь, вся замерзнешь. Дарье уже трудно было быстро ходить, она зябко куталась в свое видавшее виды пальтишко, которое к тому же уже не застегивалось на животе. Приходила в столовую, оттирала снегом обмороженные щеки, только потом, немного отогревшись, принималась за работу.
Однажды в столовую зашла фельдшерица из медпункта. Увидев Дарьин живот, она спросила, когда той в декрет идти. Дарья смутилась, сказала, что рожать в февреле получается, а в больнице она не была еще. Женщина даже закричала
- Так ты что, до сих пор на учет еще не встала. Уж вроде не первый раз рожаешь, знать должна.
Она еще поругалась какое-то время, потом успокоилась, написала на листочке писульку и велела завтра же идти в консультацию.
На другой день Дарья с утра отправилась к врачу в женскую консультацию. Она, конечно, и сама знала, что давно уже надо бы было сходить, да все тянула до последнего. Народу было немного, Она заняла очередь и стала ждать.
В кабинете, уже от врача, она повторно выслушала упреки, покорно качала головой и со всем соглашалась. Потом несмело назвала дату зачатия ребенка, сказала, что было это только раз за все время
- Тебе, голубушка, уж в декрет давно пора идти, а ты все работаешь. Вот люди пошли. Ничего думать не хотят. Себе же хуже делают.
Женщина-врач еще что-то бурчала про себя, выписывала направления на анализы, а потом выписала больничный на дородовой отпуск с завтрашнего дня. С анализами велела не затягивать.
В столовой, куда Дарья пришла после приема у врача, с больничным, повар разразился руганью.
- Дарья, ты даже в декрет уйти не можешь по человечески. Чего молчала, все это время, тихушница.
Дарья вдруг разозлилась. Еще он смеет ее упрекать.
- А ты разве не знал, что мне в декрет скоро идти. Не ты ли виноват во всем этом. Думаешь мне так хочется ребенка под старость лет ростить. Еще и ругаешься.
Она удивлялась сама себе, тому, откуда у нее берутся слова, Они лились сплошным потоком. Куда девалась ее застенчивость. Видимо на самом деле у каждого человека есть своя норма терпения. И не дай Бог ему ее перешагнуть.
- Да ты скажи мне спасибо, да в ножки поклонись, что не пошла никуда на тебя жаловаться. Не сидел бы сейчас здесь, не командовал бабами. А то бы и бабе твоей письмо написала, как ты меня использовал.
- Да ладно, угомонись. Чего ты. В декрет так в декрет. Иди да дома посиживай. Я разве против. Закон есть закон. -
Он вдруг испугался. Жаловаться конечно теперь ей поздно. Кто поверит. Тут можно отвертеться. А вот если жене напишет письмо, то греха будет необеримо. Женушка все ему припомнит, все похождения. Поэтому и постарался он проводить Дарью с миром. Даже буханку хлеба сунул в руки.
- Да что уж ты по морозу-то шла сюда. Сказала бы парнишке своему, чтоб зашел, все рассказал.
Дарья усмехнулась про себя. Хорошо, что этот парнишка не знает, кто отец ребенка. А то бы еще неизвестно, как все обернулось. Тут и до беды бы недалеко.
За январской стужей пришли февральские метели. Завывали ночами ветры, снег стучался в окошки. Утром встанешь, все дороги передуло, Из дому чуть выберешься до дороги. А на дороге тоже не лучше. По колено в снегу брели люди на работу.
Дарья провожала Надю с Бориской на работу, потом Ниночку в школу. Принималась за привычные домашние дела. Впервые за много дней ей не надо было никуда торопиться. Зина отводила Алешку с Сёмкой в садик, потом шла за хлебом в магазин.
Дарья оставались вдвоем с Овдотьей, ставили самовар. Им никто не мешал. Только сейчас две женщины могли спокойно поговорить о жизни. Надя, в силу своей молодости, многое воспринимала не так, как взрослые женщины. Овдотья чувствовала, что здоровье ее ухудшается, годы берут свое. Ей было жалко Дарью. Как не храбрись, но рождение еще одного ребенка, добавит много хлопот и затрат. А денег как всегда не хватает.
- Знаешь, Дарья, я чего думаю. Война-то закончилась, Сходи, похлопочи еще раз про пенсию на ребятишек. Растить то их тебе ой как долго. А лишняя копеечка не помешает. Еще вот родится один. Этому-то уж ничего не дадут, так на остальных может чего перепадет.
- Не знаю, сколько уж ходила, ничего не добилась.
- А ты сходи. Под лежачий камень вода не течет. Походи по начальству.
Дарья подумала, что и вправду, ведь ей и тогда не отказывали, только все доказательства обещали найти, да так и ничем все закончилось.
- Правильно ты говоришь. Время теперь есть. Вот как дуть перестанет на улице, так и схожу. За спрос денег не берут.
Дарья подождала несколько дней, пока вихри да метели успокоились, собралась и пошла по инстанциям. Прежде всего пошла в военкомат. Дорога туда ей уже была знакома. Там, как всегда ее выслушали и отправили в другое учреждение, потом еще в другое. Про себя Дарья решила, что будет ходить до тех пор, пока ей не дадут бумажку, что пенсия не положена или пока она не добьется правды.
От “подруг” по таким хождениям она узнала, что даже в поселке кто-то получает пособия за пропавших, кто-то нет. Вот поэтому она и решила быть настойчивой. Заняли эти хождения не один день. И однажды, в одном из кабинетов, ей наконец сказали, что да, есть такой закон, еще во время войны принят, что иждивенцы пропавших без вести приравниваются в правах с иждивенцами погибших воинов.
Женщина за столом рассказала, какие документы нужно принести, свидетельства о рождении. Она взглянула на живот Дарьи и довольно тактично заметила, что на этого ребенка пособия не будет, так как он зачат после того, как ее муж пропал без вести. Дарья согласно кивнула головой. Она и не думала об этом.
Домой Дарья шла, словно на крыльях летела. Все таки она добилась своего. Хоть какие-никакие деньги будет получать. Дома Дарья радостно рассказала Овдотье, что ее походы наконец-то завершились успехом. Сколько раз сказала ей “спасибо”, что надоумила, подтолкнула, заставила. Сама бы она так и не собралась.