Петр с трудом перевернулся на живот, и Марина увидела какие-то странные иссиня-чёрные кровоподтёки на его спине, они были длинными, параллельными по обе стороны лопаток: - Что это? – замерев от нового неприятного открытия, спросила девушка. - Хлыст, - просто ответил он.
Глава 42.
Марина проснулась в кресле от того, что в неудобном положении затекла шея, за окном было уже совсем светло. Глянула на часы: без четверти десять, мгновенно бросила взгляд на диван – там по-прежнему лежал человек - её Пётр.
Девушка поднялась с кресла, разминая мышцы и, подошла к нему. Он мирно спал, температура вроде бы тоже была в норме. Задержалась возле любимого, присев на край дивана, всматривалась в спящего мужчину и обдумывала, что произошло: уже день, а Пётр так и остался человеком, в чём же дело? И чего ждать дальше?
А он, намаявшись за последние времена, побывав на грани жизни и смерти, был тих и спокоен, лицо разгладилось, ей показалось, что даже чему-то улыбнулся во сне. Марина разглядывала любимые черты и понимала, что надо готовиться к неизбежному серьёзному разговору с Петром о своей измене.
Как сказать ему об этом? Поймёт ли? Простит ли её? Что за наваждение с ней было? Целых три месяца она одного человека принимала за другого. Вернее, даже не человека, она за человека принимала медведя! Марина содрогнулась от одной только мысли об этом. – «Утаить это не получится. Всё равно, он должен догадываться о том, что с Михаилом у нас что-то было, он видел нас вместе. Да и как не сказать, всё тайное когда-нибудь становится явным. Конечно, скажу, но не сегодня, пока есть дела поважнее…»
Вспомнив о медицинских назначениях, нашла листок, который оставил Игорь, получалось, пора делать укол, но как?! Открыла интернет и стала изучать: разделите каждую ягодицу на четыре квадрата - укол делается в верхний внешний квадрат. Протрите место укола спиртом, наберите в шприц лекарство и выпустите воздух, держа шприц иглой вверх, чтобы показалась капля лекарства. Введите иглу вертикально, на две трети длины и медленно введите лекарство. Вытащите шприц и приложите ватку со спиртом к месту укола… Вроде всё просто, предлагали ещё потренироваться на подушке. Попробовала использованным шприцем потыкать, получалось легко, но одно дело подушка, а совсем другое – человек…
Решила ещё немного подождать, так жалко было его будить. Просто сидела рядом, заботливо поправляла одеяло, а сама всё рассматривала любимое лицо.
Он изменился довольно сильно: тёмные тени под глазами, сильно заострившиеся скулы из-за ввалившихся щёк, и почти чёрная борода, ещё больше подчёркивающая худобу, но это был её Пётр. В длинных волосах, разметавшихся по подушке, кое-где проглядывает седина. Марине нестерпимо хотелось дотронуться до лица, ощутить тепло кожи, просто осязать его присутствие тактильно, чувствовать, что это не мираж, а её единственный и неповторимый мужчина.
«Как я могла ошибиться? Как могла принять желаемое за действительное? Вот же он – настоящий! Рядом был, а я не поняла! Ещё немного, и было бы поздно!»
Он открыл глаза, то ли от того, что она так пристально его разглядывала, или эта её потребность осязать его, передавалась на расстояние, то ли организм отдохнул и начал оживать. Марина снова была рядом, и он облегчённо выдохнул:
- Значит, это был не сон, как хорошо!
- Петенька, как ты себя чувствуешь, тебе лучше?
- Несравнимо! Лежать в тёплой чистой постели, когда за тобой ухаживает любимая девушка, намного лучше, чем валятся в клетке на снегу, - пошутил он. Но шутка видимо была неудачной, у Марины на глаза навернулись слёзы и, она, найдя его руку, принялась её целовать и просить прощения.
- Мариш, ты что? – встревожился Пётр, - не вина твоя, а заслуга, что я ещё живой! То, что ты сделала - настоящее чудо! Ты меня спасла! Как тогда, помнишь, к бабуле на себе считай, притащила! Теперь всё будет хорошо! Как же я соскучился по тебе! Только не плач, пожалуйста…
Она, заулыбавшись – он всё помнил, - смахнула слёзы, нехотя отпустила его руку и пошла за лекарством:
- Нам надо сделать укол, но имей в виду, я никогда этого раньше не делала и боюсь, - оправдывалась Марина, набирая из ампулы в шприц лекарство.
- Не бойся, всё получится, я тебе доверяю на сто процентов, - попытался он её успокоить.
- А, напрасно, - сказала, будто бы об уколе, имея в виду совсем другое. Её мучительная проблема, не дававшая забыться ни на минуту, придавала сказанному совершенно иной смысл.
Петр с трудом перевернулся на живот, и Марина увидела какие-то странные иссиня-чёрные кровоподтёки на его спине, они были длинными, параллельными по обе стороны лопаток:
- Что это? – замерев от нового неприятного открытия, спросила девушка.
- Хлыст, - просто ответил он.
- Это сделал тот, о ком я думаю? – Марина затаила дыхание в ожидании ответа.
- И о ком я всё время думаю…
Укол, сделать оказалось не просто, из-за сильной худобы пациента, девушке представлялось, что игла попадёт в кость, если её воткнуть на две трети, но обошлось:
- Повезло, - выдохнула она, - а теперь будем тебя откармливать…
***
Дед Матвей, как только забрезжил поздний зимний рассвет, собрался на станцию. Раз в неделю старик исправно запрягал свою Милку в сани, и они отправлялись за новостями: газетами, письмами и посылками. Другого транспорта зимой в их Калиновке не бывало. Да и летом-то Милка была самой лучшей машиной для этих мест.
Михеич также встречал редких зимних гостей, но было одно время среди зимы, когда народ валил валом – это Новый год! В Новый год, люди начинают верить в сказку и надеяться, что именно в эту самую долгожданную Новогоднюю ночь с ними произойдёт чудо!
Калиновка, находясь в глухой тайге, словно была на краю Вселенной, так, где же ещё совершатся чудесам, как не здесь? Да, к тому же Новый год - семейный праздник! Дети, внуки, их друзья, все торопились с поезда попасть к деду Матвею в сани, зарыться в сене, да в тёплых овечьих шкурах и катиться по укатанной зимней дороге, среди спящего под искристым снегом леса, покой которого только и нарушал их смех, да звонкий колокольчик под дугой у Милки. Уже сам этот путь среди заснеженной дремучей тайги, был дорогой в сказку. Но пока рановато, до праздников ещё три недели…
К вечеру дед Матвей воротился и сразу к соседке. Обстукав свои огромные подшитые валенки от снега, вошёл в сени, а затем в избу:
- Васильевна, получи известие!
- От Маришки, давай-давай? – вытирая мокрые руки о подол фартука, обрадовалась Матрёна.
- Почему-то от Верки, внучки моей, - удивился старик, - разглядывая конверт.
- А, коли от Верки, так открывай, да читай! – Михеич разорвал конверт, вытащил чистый сложенный листок, развернул его и отставив руку на полметра от глаз, щурясь прочёл:
- Матрёна Васильевна, Марина велела срочно передать, чтобы Вы ждали в гости Михаила! - дед Матвей вертел листок в поисках чего-нибудь ещё, а Матрёна произнесла странную фразу:
- Это вряд ли…
***
Пётр поочерёдно, то ел, то спал, но заметно шёл на поправку, только кашель пока упорно не проходил. Уколы Марина делала уже смелее и увереннее. Она заботливо и нежно смазывала раны и язвы на его теле разными снадобьями, конечно же, было больно, но он только морщился и терпел, зато у неё разрывалось от боли сердце, и почти каждый раз она не могла сдержать слёз.
Он даже шутил, что мази – это лишь прикрытие, она лечит его своими волшебными слезами. А, ещё у него обнаружилась острая потребность в том, чтобы Марина была всегда рядом, просто так, он хотел видеть и слышать её, и ощущать. В её небольшой однушке, помимо разложенного широкого дивана, который и представлял спальное ложе, было ещё раскладное кресло-кровать.
Когда Петра только привезли, девушке казалось, что верным решением будет перебраться на него, пока он не поправиться, чтобы чем-то не навредить. Но буквально на вторую ночь, эта благая идея была отвергнута, как бредовая и с той, и с другой стороны.
Они должны были быть вместе, рядом, как можно ближе друг другу. Слишком долгая разлука заставляла наверстывать упущенное время. Нестерпимая жажда просто касаться, слышать дыхание, разглядывать любимые черты, когда мужчина безмятежно спит, и даже оставлять лёгкий невесомый поцелуй на его теле, оказалась не то что желанием, а жизненно-важной потребностью.
Пётр заявлял на полном серьёзе, что как раз этот близкий неразрывный контакт и является самым главным условием успешного лечения, а не всякие там уколы. Где-то на периферии сознания, мозг девушки, совершенно автономно, не спрашивая её желания, всё время производил некое сопоставление каждого факта, напоминавшего о времени, проведённом с двойником Петра, и каждый раз выводы были не в пользу Михаила.
Не было у неё этого всепоглощающего чувства любви и нежности к тогдашнему, как она думала, Петру. Да, они спали вместе на этом диване, да физическая близость не вызывала у неё отторжения, не было никакого неприятия на этом уровне.
Но вот такой жгучей неутолимой жажды, хотя бы просто, протянув руку, дотронуться до его ямочки на подбородке, пока спит, запустить пальцы в кучерявые дебри на его груди, просто слегка прижаться к его горячему животу спиной, ощутить приятную тяжесть руки на своём плече, чтобы даже во сне чувство единения не оставляло ни на минуту – ничего этого не было!
Скорее, она любила в нём свои воспоминания, те самые недолгие ночные часы там, в тайге или в бане у бабки Матрёны, когда он был наполовину медведем, и которые они урывками отвоёвывали у злодейки судьбы, чтобы побыть вместе...