Каждый раз, стоя у могилы Канта в Калининграде, я слушаю, что говорят люди.
— Это Кант, который Иммануил? — спрашивает мужчина в шортах у женщины, которая стыдливо прячет надкусанную булку в бумажный пакет.
— Это он.
— Ты его читала? — спрашивает мужчина так, словно задача женщин читать книги, а мужчины их только пишут.
— Не читала, некогда мне, — отвечает она так, будто едва появится время, сразу начнёт читать "Критику чистого разума".
— А он здесь точно лежит? — спрашивает девушка в юбке у девушки в брюках.
— Ну а кто же там?
— Не знаю. А ты его читала?
— В школе... — отвечает так, словно Кант — "Колобок".
— Ну, встань у оградки. Встань, это Кант, — уговаривает мамаша маленького сына.
— Это кто?
— Это философ.
— А где он?
— Он там.
— Там никого нет, — отвечает малыш, оглянувшись.
Он — загадка. Все говорят о нём, но пробовали единицы. Кант как мистер Сидр.
Если философа не заставляют читать как Маркса, его никто не читает. От него остаётся брошюра "Кант за 20 минут". Что он хотел сказать? Что-то про звёздное небо над дачей и моральный закон внутри — где-то между шашлыком и салатом. Ради этого стоило писать "Критику чистого разума"? Чтобы столетие спустя её продавали в сувенирном магазине с портретом Фридриха Якоби. Он тоже был философом, современником, но хартбрекером. Лицо Якоби продаёт мысли Канта. Как икона из янтаря.
Я стою у могилы. Кант спит. От философа остаётся так мало, что всё сказанное можно поместить в один твит. И даже останется место для "ахах" в конце. Но это лучше, чем ничего. Ведь от миллионов не останется даже этого. Никаких смыслов, только ахах.
Валерий ПЕЧЕЙКИН