Глава 8. Без отца
Бабье лето 1966-го года я уже не забуду до конца своих дней. Давно стёрлись из памяти лица Герки, Валерки и того малолетки-насильника, посягнувшего на мою детскую честь, но этот случай еще долго отрыгался в течение последующей жизни. Вид обнаженного мужского полового органа был мне отвратителен и повергал в ужас. Возможно, данный инцидент стал причиной моего позднего сексуального созревания, страха перед взрослением и необходимостью вступать в интимные отношения с мужчинами, а в супружестве – определенных трудностей, вплоть до рождения четвёртого ребенка.
...Первый год в школе пролетел быстро. Поначалу ни с кем в классе я близко не сдружилась, моими друзьями были Валерка с Геркой этажом ниже. А можно ли назвать другом странноватого Толика, соседа по парте? Но за бабушкины пирожки я его терпела, ведь была почти беспризорницей, вечно голодная и холодная, присмотреть некому, а самой казалось, что так и должно быть. Родители уходили на работу в семь часов утра и отсутствовали до восьми-девяти вечера, так как работали в городе, а дорога с Гайвы до центра занимала больше времени, нежели сейчас. Не был еще построен коммунальный мост, и весь транспорт шел по плотине Камской ГЭС.
Галерея:
Отец в конце года уехал на Крайний север, завербовавшись дальнобойщиком на строительство ЛЭП. Деньги нам присылал не регулярно, и жили мы в основном на те 60 рублей в месяц, которые зарабатывала мама-машинистка. Иногда, придя поздно с работы, мать не успевала приготовить еду на завтра и тогда утром оставляла 20 копеек, на которые в столовой по соседству можно было вполне прилично поесть ребёнку моего возраста и комплекции. Весила я тогда всего 20 килограммов, помню точно потому, что накануне в мае попала в больницу с острым холециститом и находилась там как раз в свой день рождения. Родители пришли меня поздравить, и мы в больничном скверике в теплый день устроили пикничок, я была невероятно счастлива, меня редко навещали из-за занятости. Тогда врач и сказала маме, что "Марина весит ровно 20 кг". Да и росту всегда была малого.
Так вот, на 20 копеек я позволяла себе тарелку манной каши с маслом, кусок хлеба и коржик. И была сыта и довольна. Я даже любила, когда оставляли мне монетку на столовую, и посуду за собой мыть не надо! Но вот прекрасного цвета (вообще-то ядовито-розового) клюквенный морс я не могла себе позволить, дороговато. Однажды решила купить вместо каши, он действительно был божественно вкусный. Как потом узнала, в него добавлялся карамельный экстракт.
Галерея:
Летом 1967 года отец вернулся из тайги и на заработанные деньги купил автомобиль BMW выпуска военных лет. Машина требовала серьёзной реставрации, но отец, мастер-автомеханик, быстро поставил её на ноги. Интересно, где он брал запчасти в то время? Уже скоро мы рассекали по Гайве в блестящей чёрной, с пузатыми боками, машинке. Редкий пешеход не оборачивался вслед пролетевшей бэхе с отполированными до блеска крыльями над колёсами с блестящими дисками. В те годы по мощёным камнем дорогам Гайвы передвигалось ещё немало конных повозок, в основном это были телеги, перевозившие фляги с молоком, хлеб и продукты для детских учреждений и школ. Так что на фоне телег контраст был очень заметен.
Галерея:
Слава местного кулибина вскружила моему папаше голову и, ни сколько не стесняясь меня, сидящую на заднем сиденье, он катался с местными красотками в ближайшие лесочки или умудрялся навещать дамочек у них дома, закрыв меня в машине и вежливо попросив: «Поохраняй, а? Я мигом…» «Мигом» длилось иной раз часа по два. Я сидела в машине и думы думала. Или книжки читала. А потом, по возвращении домой, даже маме докладывала, куда и зачем мы ездили, так как у отца не хватало смелости попросить меня держать рот на замке. Естественно, при таком положении вещей дома происходили скандал за скандалом. Потом у отца появился какой-то дружок по имени Николай, высокий красивый мужик с раненой рукой на перевязи. И они с отцом уже вдвоём куролесили по девкам напропалую.
Мои детские воспоминания могут быть искажены в датах и мелочах, возможно, что каталась я и охраняла не бэху, а бывший короткое время ещё до этой машины у нас солдатский козлик - так его отец называл. С брезентовым верхом. Но факт остаётся фактом - папа был неверным мужем, не отнять. Ну и, конечно, недобросовестным отцом.
Галерея:
Кончилось это тем, что в один прекрасный летний день мама собрала вещи мои и свои, и мы с ней переехали жить в посёлок Камгэс к её родителям – бабе Пане и деду Фёдору. Во второй класс я пошла уже в другую школу, так как возить меня на Гайву было некому.
Дедушка и бабушка были уроженцами Кировской области, вятичи. Дед прошёл войну кронштадским моряком, вернулся после тяжёлого ранения хромой, с осколком, застрявшим в ноге. Помню его часто болеющим, нога ныла при любых переменах погоды, бабушка постоянно лечила его всякими припарками и растираниями. Очень долго у деда не было даже Удостоверения участника войны, так как во время бомбёжки на Ладоге был потоплен караван судов, на одном из которых находились и его военные документы. Свои законные права и вместе с ними полагающиеся льготы он восстанавливал более сорока лет. В 1986 году ему наконец подтвердили статус Участника и инвалида ВОВ, выделили отдельную 1-комнатную благоустроенную квартиру, провели телефон и назначили приличную пенсию. Но не долго прожили они с в этой квартире, не успели насладиться благами цивилизации. Через несколько месяцев после переезда у деда вдруг начала отниматься нога, та самая, с осколком, а потом дело дошло до гангрены и необходимости ампутации. Деда положили в больницу на операцию, а бабушка, оставшись одна, вдруг заболела тяжёлым воспалением лёгких, отказалась от госпитализации и лечилась своими, знахарскими, средствами. Через пару недель дед вернулся на костылях домой, где его ждала больная, не встающая уже с постели, жена.
Дед Фёдор опустился на стул рядом с кроватью больной, положил костыли на пол, взял ее руку в свою и спросил: «Что ж ты заболела-то, Паня?» Тут же глубоко вздохнул, закашлялся, захрипел и кулём свалился на пол. И умер. Тромб. Бабушка в сознании ещё была, только и произнесла: «Слава Богу, что не остался без меня мучиться…» На следующий день она впала в беспамятство и на девятый от смерти мужа день, когда родственники собрались у поминального стола, умерла. Прямо во время поминок, под звяканье ложек о тарелки и бульканье водки в стаканы. Я присутствовала и помню, как вся родня была поражена ТАКОЙ смертью – дед Фёдор и баба Паня и на том свете остались ВМЕСТЕ.
Галерея:
Весь второй класс я проучилась в школе № 41 за Домом культуры имени А.С.Пушкина. Сейчас школы не существует, а номер её присвоен средней школе в Свердловском районе Перми. В новом коллективе я училась ещё лучше, наверно здесь оказались не столь высокими требования учительницы, ее я не запомнила, к сожалению, только помню доброе ко мне и даже в чём-то особенное отношение. Ещё было много хороших друзей, время с которыми мы проводили в основном на улице. Там я впервые нацепила на свои валенки коньки-снегурки и попробовала кататься, не больно-то успешно, на самодельном заливном катке. Коньки принадлежали подружке из соседнего барака, помню, что шнурки были светло-коричневыми из настоящей кожи. Акробатикой заниматься было негде, пришлось записаться в хореографическую студию в Детский дом культуры.
Райончик, в котором жили мои дед с бабкой, походил на большую деревню, где все друг друга знают. Одно- и двухэтажные бараки, между ними маленькие частные домики, очень много зелени. Наш барак был большим по тем меркам – два этажа, квартирки состояли из двух смежных комнат, первая служила и кухней, так как в ней находилась печь. Но бабушка редко её затапливала, в ходу были плитки-керосинки – примусы, шумные и вонючие. Туалет, естественно, белел на улице и бежать по нужде надо было через довольно большой дворовый сквер.
Мама по-прежнему работала в городе, дед по ночам сторожил Госбанк, а бабка хлопотала по хозяйству. Я, честно говоря, не очень любила бабу Паню. Постоянно мне от неё доставались либо нотации, либо наказания в виде отлучения от улицы. В основном попадало за непоседливость и неумение вести себя тихо, дед после ночной смены отсыпался. Часто при мне затевалась воспитательная беседа с моей матерью; её собственная мать ругала мою за то, что меня не ведут в церковь крестить. «В церковь, в церковь её надо вести, говорю тебе!» А мне, глухой тетере, слышалось «в цирк», и я рада была безумно и не понимала, почему упоминание о цирке происходит в таком сердитом тоне.
Несколько раз приезжал на бэхе отец, привозил свою покаянную голову и букет матери, а мне конфеты и игрушки, просил мать одуматься и вернуться, клялся в своём окончательном исправлении и степенности, но на сей раз мать проявила характер и мужественно противостояла его напору. Видимо, решила уже проучить его раз и навсегда. Как я теперь знаю, намерения разводиться не было, мужа следовало просто наказать, и она демонстрировала свою гордость. Дед и бабка же в этом деле были ей не помощники, а совсем наоборот – постоянно заводили тему про то, что "жена за мужем быть должна" и "терпи, раз вышла за него", а также "мы устали уже от вас с Маринкой". Представляю, каково было ей возвращаться с работы в эту атмосферу, где нам не рады, а терпят лишь из чувства долга.
Продолжение как обычно - послезавтра.
Начало:
Глава 3. Ты должна быть лучшей!
Глава 5. Начало школьной жизни
#мемуаристика #мемуарыизСССР #ребеноксоветскогосоюза #детипятидесятых #детишестидесятых #советскоедетство #сссрдети #кольникивссср #пермьгайва #ссср1966 #камгэспермь #семьяссср