— Ты конечно, осуждаешь меня, — горько усмехнулся отец, — считаешь, что я предал маму?
— Не мне судить тебя, пап, — понизил голос Евгений, — просто мне не нравится твоя жена. Прости, но бывать у вас не буду, лучше ты заезжай.
Спустя три года после этого разговора, Евгению всё же пришлось приехать к отцу. Он сам позвонил и попросил об этом. Евгений не смог ему отказать.
Дверь ему открыла мачеха. На ней был мягкий спортивный костюм жемчужно-розового цвета. Вроде бы закрытый, но было видно, что она без лифчика — сквозь мягкий трикотаж угадывались соски. Буркнув приветствие и стараясь не смотреть на неё, сын прошёл в комнату, где его ждал отец.
— Привет, па! — приветствовал он отца, придвигая стул к кровати. Родион Сергеевич отложил газету, улыбнулся и снял очки.
— Ну, здравствуй, сынок! — он протянул сыну руку, но их рукопожатие превратилось в объятия.
Лика стояла в дверях и смотрела.
— Чаю принеси, — сказал ей Евгений, чтобы услать её. Жена отца его привлекала и отталкивала одновременно, и она это чувствовала. Она напоминала ему ворона, который ждёт, когда добыча ослабеет и сдастся. Тогда он, не дожидаясь смерти жертвы, спустится и начнет свой пир.
— Я не прислуга! Нормально попроси, — ответила она, скрестив руки на груди.
— Ликусь, завари нам, пожалуйста, свежего, кенийского, — попросил Родион Сергеевич.
С видом обреченной покорности она пошла на кухню. Зашумел чайник.
— Ну, как ты тут, рассказывай, — снова спросил сын, — что-то случилось?
— Захотелось тебя увидеть, сынок. Я знаю, что вы с Ликой, прямо как кошка с собакой, и меня это огорчает. Вчера я написал завещание.
— Папа... расскажи мне правду, что с тобой? К чему такая спешка?
— Не спешка, сынок. Порядочный человек имеющий более одного наследника, обязан написать завещание, никто не знает, когда его настигнет смерть...
— Темнишь, пап. Я же тебя знаю. Лучше скажи.
Родион Сергеевич вздохнул.
— Ладно. Только пока ей не говори, я сам. Мне осталось от силы полгода. Излечение невозможно, и более того, скоро я даже ложку не смогу сам держать.
Евгения как молнией поразило. Пап, сейчас лечат всё. У тебя онкология?
— Тссс! — приложил отец палец к губам, — тише ты. Не онкология, другая напасть. Спасения нет.
— Наверняка есть возможность...
— Если бы была возможность, неужели ты думаешь, я бы не воспользовался? — покачал головой отец.
— Ты так спокойно об этом говоришь, — Евгений посмотрел на свои руки. Они тряслись.
— Да. Я спокоен. А теперь, когда составил завещание и подавно. Вы с Ликой получите всё пополам. Для этого недвижимость надлежит продать и просто поделить деньги.
— Прости, я сейчас не в состоянии об этом думать...
В дверях показалась Лика, неся на подносе чайник и чашки. Позже, договорившись с отцом, что навестит его на будущей неделе, Евгений, не прощаясь с мачехой, поспешил выйти, но наткнулся на неё на лестнице. Она курила на широком подоконнике, и он понял — разговора не избежать.
— Он сказал тебе, что с ним? — спросила она, дерзко глядя на него.
— Не знал, что ты куришь, — отозвался он.
— А я и не курю. Так, в исключительных случаях. Так он озвучил тебе свой диагноз? — повторила она вопрос.
— Нет, я только понял, что это серьёзно.
— Мне он вообще ничего не говорит! — сказала она, глядя в окно.
— Ладно, бывай, — сказал он и хотел пройти, но она соскочила с подоконника и поймала его за рукав.
— Стой! За что ты меня ненавидишь? — она посмотрела на него таким взглядом, что он еле сдержался, чтобы не притянуть её к себе. Но запах сигарет отрезвил его, он оттолкнул её и побежал вниз.
После, в машине о думал о том, что прекрасно, что мачеха курила. Он терпеть не мог курящих женщин. Пожалуй, только это и остановило его, уберегло от непоправимой ошибки, совершить которую он так боялся за два года, что был знаком с этой женщиной.
Всё это время у него была девушка, иногда ему казалось, что он влюблён в неё, но это чувство, словно прибой, накатывало волнами, а потом наступал отлив. В тот день он хотел взять её с собой к отцу, но оказалось, что у Даши запись к стоматологу, которую она ждала.
Даша, в отличие от Евгения, относилась к браку серьёзно: мечтала выйти за него замуж, а после даже подарить ему двоих детей. Она строила планы, мечтала, и если бы Евгений знал, как далеко зашли её мечты, он бы в ужасе бежал. Но он думал, что устраивает Дашу, также, как и она его, и далеко идущих планов относительно неё не строил.
Когда в следующий раз приехал к отцу, мачеха снова ждала его на лестнице. На этот раз без сигареты. Он внутренне напрягся, думая, что она снова будет задавать ему вопросы, или чего хуже, перейдёт в наступление... но ошибся.
— Евгений, возьми пожалуйста, — она протянула ему ключи.
— Что это? Зачем? — не понял он, на автомате взяв связку из трёх ключей, включая домофонный.
— Я вижу, что ты избегаешь меня, и поэтому возьми ключи от квартиры. Родион уже не сможет сам открыть тебе. А я буду уходить из дома, чтобы не мозолить тебе глаза. Ты только скажи, в какие дни и во сколько ты будешь приходить.
— Совсем не обязательно... — опешил он, — ерунда какая-то, не возьму! — он взял её ладонь, чтобы положить ключи, и отдернул испугавшись того, какая она горячая. Ключи упали на пол. Он поднял их, чтобы вернуть, но Лики уже не было. Лишь хлопнула дверь квартиры.
Весьма удрученный этим событием, Евгений вернулся домой. Накручивая пальцами ключи, вдруг поймал себя на мысли, что кайфует оттого, что их держала она. Горячими ладонями.
— Что это за ключи? — выпорхнув в кружевном халатике, спросила Даша. Вместо ответа он, бросив связку на стол, подошёл к ней, и завалив на кровать, без всяких прелюдий взял её.
Такая грубость была для неё непривычна. С сожалением глядя на порванный халатик, она поправила волосы.
— Таким ты мне тоже нравишься, — опустила она ресницы, но поцелуи никто не отменял! — и она стала его целовать, но он остановил её.
— Оставь!
— Что-то не так? — обиделась Даша, — ты больше меня не любишь?
Он посмотрел на неё и почувствовал что-то похожее на жалость.
— Нет, прости. Ты хорошая, но... мы должны расстаться, — сказал он, боясь, что Даша устроит скандал. Но она, не говоря ни слова вышла из комнаты. Спустя какое-то время он услышал, как хлопнула входная дверь и почувствовал большое облегчение.
***
Отцу становилось всё хуже, болезнь прогрессировала быстро. Последние дни он провёл в больнице, куда определила его мачеха. Евгений был зол на неё, считая, что отцу лучше дома. Но она настаивала на том, что ему необходим профессиональный уход. И сама практически не отходила от мужа.
Когда Евгений приехал в последний раз, Родион Сергеевич говорил с трудом. Он подозвал к себе сына, и тот склонился над ним.
— Обе.. щай, что.. — еле слышно прошелестел отец.
— Да, пап, всё, что угодно!
— Мои финансовые дела... плохи. Я не смог... помоги ей... продать квартиру... чтобы... не обманули.
— Обещаю, пап.
— Прощай, сын... прости. Позови... её.
Что сказал своей Лике умирающий, неизвестно, но она покинула палату довольно скоро.
— Родион умер, — сказала она, и бросившись Евгению на грудь, расплакалась. Он неуверенно прикоснулся к её волосам. И вдруг осознал, что наваждение прошло. Он видел перед собой не похотливую самку, не охотницу за капиталами, а скорбящую женщину, и чувствовал то же, что и она: бесконечное, чёрное горе.
Обещание он выполнил, помог Лике продать квартиру отца. Он не стал претендовать на свою долю, ведь отец купил квартиру уже после того, как ушла мама.
Счета за пребывание Родиона Сергеевича в палате интенсивной терапии стоили очень дорого, и Лика оплачивала их из своих средств, ничего не просив у Евгения. Ведь он считал, что отцу лучше дома, не осознавая, что там бы отец умирал мучительно. Всё это он узнал позже, и ему пришлось признать, что он ошибся в отношении этой женщины, не понимая природу наваждения, мучившего его последние годы.
После всех юридических процедур, мачеха уехала к себе на родину, в Стерлитамак и больше Евгений о ней ничего не слышал, забыл про неё. Прошло совсем мало времени, и он встретил девушку, с которой захотел создать семью. Через год жена подарила ему сына Родиона.