– У вас есть здесь знакомые, родственники, к которым мог пойти Даня? – голос полицейского звучал буднично и устало.
– Нет. Мы переехали чуть больше недели назад. Ему некуда здесь пойти. И не к кому, – Алёна нервно заламывала руки и никак не могла понять, зачем ей задают дурацкие вопросы вместо того, чтобы искать её сына, который где-то сейчас один, в малознакомом городе.
– Раньше он убегал из дома? – продолжал расспросы полицейский.
– Нет, никогда.
– На учёте не состоит?
– Что?!.. Нигде не состоит… Послушайте! – на Алёну накатила волна удушающего отчаяния. – Мой ребёнок – астматик. Ему нужен ингалятор. Он остался дома… Понимаете?!.. Если Даньке станет плохо…
Женщина осеклась, всхлипнула и закрыла лицо руками, точно защищаясь от жутких мыслей, осаждающих её беспрерывно.
– Как долго он отсутствует? Час, два? Сколько примерно?
Губы Алёны кривились в тщетной попытке справиться с рвущимися наружу рыданиями. Ответила за неё Надя, сидящая рядом за кухонным столом:
– Часа полтора. Может, два.
Мужчина кивнул, черканул что-то в листке протокола и сказал:
– Мы дадим ориентировки всем патрулям. И ещё, мне нужна какая-нибудь вещь мальчика, которую он носил. Для кинолога. Прочешем ближайшие лесные окрестности. Я уверен, что далеко Даня уйти не мог и скоро найдётся.
– Как и десяток других детей? – фыркнула вдруг Надя, скрещивая руки на груди.
Полицейский сердито зыркнул в её сторону:
– У вас имеются какие-то сведения, которые вы хотели бы сообщить следствию?
Надя поджала губы и отвернулась к окну, всем своим видом показывая, что разговаривать не желает.
Алёна держалась изо всех сил лишь пока на кухне был посторонний человек. Едва за полицейским закрылась дверь, она ткнулась лбом в холодную столешницу и дала волю своему страху и отчаянию.
– Ну, будет тебе! – попыталась урезонить её Надя. – Слёзы тут не помогут. На-ка, выпей вот лучше. Тебе успокоиться надо.
Она всучила безутешной матери кружку тёплого резко пахнущего травами пойла:
– Пей!
Алёна по инерции сделала несколько глотков, сморщилась и отстранила питьё.
– Надя, – прошептала она, вглядываясь соседке в лицо. – Ты ведь что-то знаешь? Где мой сын? Где Данька? Скажи мне!
Та вздохнула и присела рядом к столу.
– Здесь всегда дети пропадали, – сказала она, буравя собеседницу колючим взглядом серых глаз. – Нечасто. Один-два за год. Но с концами. Никто и никогда их не находил.
Алёна сдавленно застонала, услышав это, а Надя продолжила рассказ:
– Старики говорят, это потому, что Лихая их уводит.
– Какая Лихая?! Кто это?! – насторожилась Алёна, припомнив вдруг разговор двух женщин во дворе.
– Говорят, когда-то давно здесь пропало двое детей. Ушли в лес за ягодой да и не вернулись. А мать их от горя маленько рассудком двинулась. Бродила, говорят, по окрестностям, плакала и искала. Сначала по деревням окрестным ходила, в окна заглядывала, потом в лес ушла. С тех пор так и бродит. Ослепла уже совсем от горя, но всё равно рыщет, шарит сослепу руками повсюду, а если кого нашарит, так тут же хватает и тащит неведомо куда. А после, как поймёт, что не её дитё, так и кинет где в лесу. И дальше рыскать идёт.
– Зачем?! – воскликнула Алёна, отстраняясь от собеседницы. – Зачем ты рассказываешь мне какие-то сказки? Я должна поверить в то, что моего сына утащила какая-то сказочная женщина?!
Надя одарила её усталым взглядом и вздохнула:
– Дура ты… Ложись-ка лучше спать. После поговорим.
*
Тьма медленно втекала в открытое окно и расползалась по комнате, старательно избегая приближаться к пятну тёплого света, что отбрасывал торшер на тахту. Женщина, читающая полулёжа на ней, тьмы не замечала. Тихо шуршали страницы книги под пальцами, читательница улыбалась чему-то, видимому только ей. Неслышно по-змеиному из тьмы вдруг показалась рука, мертвенно-бледная, с длинными кривыми пальцами. Легла на подоконник, заскребла острыми желтоватыми когтями, оставляя царапины на дереве. Хотелось закричать, предупредить о надвигающейся из ночи опасности, но усилия были напрасны. Ползущая по углам комнаты тьма будто хватала звуки и жадно пожирала их…
Алёна проснулась, задыхаясь от безмолвного крика. Болела гортань от тщетных попыток закричать, сердце билось в груди загнанным зверем. В комнате было светло. Утренние косые лучи солнца бросали блики на стены. Женщина села на кровати, озираясь по сторонам, всё ещё ощущая внутренний трепет после приснившегося кошмара. «Всего лишь сон, – подумала она. – Всего лишь…» Реальность навалилась жутким беспощадным монстром, ввергая её уже в новый кошмар, из которого невозможно проснуться. Алёна застонала.
– Проснулась? – на пороге комнаты показалась Надя.
Алёна бросила на неё короткий взгляд и тут же залилась слезами.
– Ну, будет, будет тебе! – соседка пересекла комнату и обняла плачущую.
– Никто не звонил?
– Нет, пока никто не звонил.
Алёна вскинула голову и пристально вгляделась в лицо Нади.
– Они ведь найдут его?
Та не торопилась с ответом. А когда всё же заговорила, ничего утешительного в её словах не было:
– Я не знаю. Я не гадалка, не ясновидящая. Возможно, найдут. Если он сам куда-то убежал, например. Лес рядом. Даня мог просто там заплутать…
– Мой сын пропал прямо из собственной комнаты, – сказала Алёна. – Играл, а потом просто исчез… Его… украли… Ведь так? Ты ведь что-то знаешь, Надя. Но не хочешь говорить. Почему?
Женщина устало вздохнула:
– Ты всё равно не веришь в то, что я говорю. Какой смысл тогда толковать? – она помолчала немного, точно собираясь с мыслями, а затем продолжила: – Задолго до того, как вы сюда въехали, в эту квартиру, тут одна учителка жила. Я ещё девчушкой была. Переехала она откуда-то вместе с мужем и ребёнком. Тот вроде из военных был, всё время в разъездах, а они с мальчиком как раз в твоей квартире жили. Хороший такой мальчонка был, чуть старше твоего. Белявенький, симпатичный. Мать его в школе рисование преподавала. Они часто вместе с мальчиком рисовали. Встанут где-нибудь у поля или у леса и давай напару красками малевать. Учителку тоже местные-то бабы стращали, чтобы окна не открывала и вечером не пускала во двор, а та всё посмеивалась над ними. Мол, дуры суеверные. Вот и досмеялась. Пропал мальчишка. Как твой, из дома пропал. Был в комнате, а потом исчез. Долго его искали. Весь город на уши поставили. Из района людей пригнали, добровольцы леса прочёсывали. Без толку всё. Сгинул парень, будто и не было. А мамаша его от горя сдвинулась маленько. Всё по лесам окрестным ходила и звала. Жутко так. Пойдёшь, бывало, в лес за ягодой, а из чащи протяжно: «Ми-иша-а! Миша-а!» Нашли её потом по осени уже. Окоченела вся. Видать, свалилась в обморок от голода, да и замёрзла насмерть… Вот и ты, дурочка, не веришь. Сказками называешь. А она на самом деле есть – Лихая-то. Говорят, обмануть её всё же можно, и ребёнка своего назад забрать. Только опасно это. Если Лихая обман разгадает, уже не отвяжется. Другим чем возьмёт и не раз.
Алёна заворожённо слушала рассказ соседки. Слёзы высохли на её бледных щеках и теперь там горел нездоровый румянец охваченного смертельной лихорадкой человека. Она вдруг стиснула руку Нади и горячо зашептала, заглядывая ей в глаза:
– Расскажи! Расскажи мне, как спасти Даньку! Я сделаю всё, что угодно!
*
В лесу было тихо и сыро после прошедшего ранним утром ливня. Размякшая почва пружинила под ногами. Алёна то и дело поскальзывалась на влажной хвое, устилающей корни деревьев. Между высоких стройных стволов сосен и елей ещё царил сумрак, висели клочья тумана, наполненного запахом хвои и влажной земли. Шурша, срывались капли с широких еловых лап. Тяжёлое холодное тело, завёрнутое плотно в простыню, то и дело норовило выскользнуть из рук, и Алёна поддавала снизу коленом, перехватывала покрепче и шла вперёд. Время от времени ей приходилось останавливаться, оглядываться назад, потом класть ношу на землю и обвязывать вокруг ствола дерева обрывки красных шерстяных ниток, помечая дорогу.
В голове было пусто. Мысли, едва появившись, тут же исчезали в хаосе страхов, тревог и волнений. Иногда Алёна невольно вздрагивала, будто пыталась стряхнуть с себя долгий тягостный кошмар, в котором она пробирается через густой лес со своей жутковатой ношей, но почти сразу же на неё снова опускалось оцепенение, и она шла дальше, всё глубже забираясь в чащобу.
«Если твой Данька жив, – сказала ей несколько дней назад Надя, – если Лихая ещё не задавила и не бросила его где-то в лесу, то он может быть только в Бесовом овраге. Там, говорят, Лихую видели. Там её логово. Идти туда надо рано утром, чуть светать начнёт. На рассвете у неё самый крепкий сон. А чтобы с толку её сбить, чтоб не сразу она вдогонку кинулась, надо взять с собой поросячью тушу. Спеленать, как младенца и отнести в овраг. И пока Лихая спит, нужно этим свёртком своего ребёнка заменить и быстро уходить. И не просто уходить, а задом пятиться, пока из оврага не выберешься. Шерстяных красных ниток с собой возьми, чтобы по дороге к оврагу их на ветках привязывать. Если этого не сделать, то Лихая обведёт, обморочит и из леса не выпустит. И вот ещё что: в овраге смотри не оброни чего. Если хоть волос с твоей головы упадёт, то Лихая от тебя никогда уже не отвяжется. Она слепая, но нюх у неё хороший. По запаху на край света за тобой дотащится».
Клубок шерстяных красных ниток нашёлся дома, а поросячью тушку она купила в частных домах. «Свеженький поросёночек! – суетилась вокруг неё хозяйка. – Вчера только вот зарезали». По словам Нади, к Бесовому оврагу удобнее и ближе всего идти было по проторенной грибниками дорожке до Медвежьего камня, огромного валуна, покрытого мхом как шерстью, а уж от него нужно было забрать влево, в непролазную чащу. «До Медвежьего камня ты быстро по тропке дойдёшь, не заблудишься, – наставляла её Надя. – А уж дальше ничего нет, придётся самой дорогу искать. Дальше Медвежьего камня редко какой дурак сунется. Нехорошие места там». И действительно, узкая хорошо протоптанная тропинка довела её до огромного валуна, очертаниями похожего на лежащего медведя и круто свернула вправо, где за частоколом сосновых стволов виднелась полянка. Слева же от Медвежьего камня вставали густые заросли, сквозь которые Алёне предстояло продираться, чтобы достичь цели. Женщина опустила тяжёлый свёрток на землю – сквозь белую ткань простыни кое-где проступили бурые пятна крови – поморщилась от боли в спине и руках, привязала обрывок нитки к тоненькому стволу растущего у валуна деревца. Постояла немного, дав себе отдых, а потом снова подхватила свою ношу и двинулась сквозь заросли.
Земля теперь шла под уклон, тяжёлый свёрток тянул Алёну вперёд, и лишь плотное переплетение ветвей не давало женщине упасть. Она отворачивалась от сучьев, норовивших ткнуть в лицо, отдувалась от потревоженных её вторжением мошек и комаров, упорно прорываясь сквозь заросли и думая в отчаянии, что, если они станут плотнее, ей ни за что не выпутаться из них. Она умрёт, повиснув на сплетении еловых лап, и её труп вряд ли отыщут.
Вдруг земля резко ушла из-под ног. Мир покачнулся, опрокидывая Алёну в пустоту. Женщина испуганно вскрикнула, разжала руки, выронив ношу, и неуклюже провалилась сквозь зелёную стену. Её недолгий полёт завершился болезненной встречей плеча с узловатым корнем, торчащим из земли. Вспышка боли оглушила её, в глазах померкло, тело свело судорогой. Алёна скорчилась на земле, вдыхая влажный запах перегноя и чего-то ещё, более резкого и неприятного. Затем осторожно перекатилась с бока на спину и замерла, глядя слезящимися глазами в небо, голубыми мазками просвечивающее сквозь рваные кроны сосен и елей. Боль в плече, пульсируя, затихала. Женщина осторожно пошевелила рукой, убедилась, что она не сломана, и медленно поднялась на ноги.
Она оказалась на дне широкого оврага, засыпанного бурой прошлогодней хвоей. Склоны поросли тоненькими корявыми деревцами, кое-где из хвойной подстилки выступали верхушки камней, покрытые мхом, коряги и толстые ветви. Её взгляд наткнулся на валяющуюся неподалёку палку, засунутую в старый заплесневелый ботинок. Минуту Алёна недоумённо разглядывала её, потом с ужасом поняла, что видит вовсе не палку, а кость. Женщина шумно втянула воздух и зажала рот перепачканной в земле ладонью, хороня крик, рвущийся наружу. Торопливо отвернулась, отыскала выпавшую из рук поросячью тушку в простыне, подняла её и огляделась. Особой остротой зрения Алёна не отличалась и подозревала, что через пару лет ей придётся надеть очки, поэтому сейчас она прищурилась, пытаясь определить, в каком направлении идти. По правую сторону от себя она разглядела смутное светлое пятно, выделяющееся на фоне коричневых и бурых оттенков земли. С каждым шагом контуры проступали всё отчётливее, и светлое пятно постепенно оформлялось в скукоженную человеческую фигуру. Детскую фигуру, неподвижно застывшую у большого замшелого камня. Последние два десятка шагов она почти бежала, забыв об усталости и боли в спине. А оказавшись рядом, упала на колени, откинув свою ношу в сторону, и протянула руки к лежащему на земле мальчику.
– Данька!.. – выдохнула она, задыхаясь от слёз и страха.
Мальчик не шелохнулся. Алёна коснулась его плеча, осторожно потянула, поворачивая к себе. Ребёнок безвольно перекатился с бока на спину, раскинув в стороны руки. Она осторожно смахнула прядь волос с его лба, вглядываясь в бледное лицо и пытаясь понять, жив ли сын. На виске слабо пульсировала жилка, и грудь ребёнка еле заметно приподнималась в такт слабому дыханию.
– Живой, – всхлипнула она. – Данечка…
Она подхватила мальчика, поднялась, не чувствуя усталости, и опасливо огляделась, вспомнив россказни о Лихой. Радость воссоединения с сыном отодвинула эти байки в область кошмаров, что рассеиваются под утро. Теперь всё будет хорошо! Нет никакой Лихой. Овраг пуст и заброшен. Алёна посильнее прижала обмякшее тело Дани к себе и шагнула назад. Под ногой что-то громко хрустнуло. Этот звук, больше похожий на пистолетный выстрел в лесной тишине, заставил женщину невольно вздрогнуть.
Внезапно большой замшелый камень пошевелился, медленно разворачиваясь во внушительных размеров нелепую человеческую фигуру. Над покатыми плечами появилась косматая голова, в прядях грязных спутанных волос застряла хвоя, копошились чёрные глянцевые жучки. Существо медленно село, покачиваясь, приходя в себя после крепкого сна. Ужас пронзил Алёну от макушки до пят, пригвоздив на месте. Существо шумно втянуло воздух и стало медленно поворачиваться лицом к женщине. Та сдавленно застонала, не в силах отвести взгляд от коричневатого плоского лица с широким ртом, похожим на надрез от уха до уха. Выше располагались ноздри – два тёмных округлых отверстия. Дальше лицо переходило в высокий выпуклый лоб, увенчанный единственным глазом, подёрнутым белёсой плёнкой, слепо таращившимся вверх. Губы существа разлепились с противным чавканьем, и оно прошипело, обдавая Алёну нестерпимым зловонием:
– Отдаааайййй… Пожалеее-еешшшшшь…
Женщина попятилась, продолжая с ужасом глядеть на то, как грузное тело, завёрнутое в заплесневелые лохмотья, вдруг ловко крутанулось, полностью разворачиваясь к ней и выпрямляясь во весь рост. Длинные, до самой земли руки с узловатыми пальцами и кривыми когтями, резко дёрнулись, сбивая прелую хвою в нескольких шагах от Алёны. Та испуганно пискнула, отступая всё дальше и дальше назад, не в силах отвести взгляда от жуткого чудовища, которое слепо шарило по земле в попытке отыскать потерянного ребёнка. Лихая выворачивала из-под хвои коряги и камни, расшвыривая их вокруг, под ноги испуганной Алёне выкатился человеческий череп, а потом чудовище наткнулось на поросячью тушу, завёрнутую в простыню, жадно ухватило её и подняло вверх, к единственному глазу, затянутому бельмом.
Ноги зацепились за корягу, и Алёна неуклюже завалилась навзничь, крепко прижимая неподвижное тело сына к себе. Ветви корявых деревьев на склоне яростно вцепились ей в волосы, выдирая их с корнями, до крови царапая кожу. Ей в лицо опять заглянуло небо, синеющее сквозь кроны. И в тот же миг сонный бор огласил рассерженный рёв существа, обнаружившего подлог. Алёна торопливо поднялась с земли как раз, чтобы увидеть, как Лихая разъярённо разрывает тушу на части и сердито отшвыривает её. «Если она догонит меня, то порвёт точно так же, – подумала Алёна. – Она так сделала нарочно, чтобы я знала, что со мной будет». Эта мысль, такая будничная среди творящегося ужаса, подхлестнула женщину как плетью и она, развернувшись, бросилась вверх по скользкому склону Бесова оврага.
Не помня себя от страха, Алёна бежала по лесу, а позади раздавалась тяжёлая поступь идущего по следу существа. Мимо неё в безумном танце проносились деревья, растопыренные еловые лапы издевательски махали перед лицом. Лес то ли пытался ухватить её, задержать до прихода Лихой, то ли наоборот помочь и поддержать, если женщина вдруг споткнётся и упадёт. Сердце неистово разрывалось в груди, кровь болезненно пульсировала в висках, лёгкие жгло от частого прерывистого дыхания. Алёна захлёбывалась воздухом, тьма медленно застилала глаза. Ноги поскользнулись на влажной земле, подломились, и беглянка грузно рухнула на землю, инстинктивно развернувшись боком и не выпуская сына из рук. Свинцовая тяжесть предательски заполнила каждую клеточку её тела, обездвижила. «Беги!» – приказывала она себе, но не могла даже открыть глаза. Пульсирующая темнота давила всё сильнее, Алёна задыхалась в ней, ловя каждый глоток воздуха, судорожно вытягивала шею вперёд, как утопающий, силилась вынырнуть из тьмы.
Треск сучьев приближался. Лихая беспощадно ломала лес, продираясь сквозь него вслед за беглецами. Медленно, как пчела, попавшая в густой сироп, Алёна села. Туман перед глазами будто бы нехотя рассеивался. Сквозь него проступали переплетения ветвей, шероховатые стволы сосен, среди которых, раскачиваясь из стороны в сторону, двигалось нечто огромное. Алёна застонала, отталкиваясь ногами и взбивая прошлогоднюю хвою в попытке отползти подальше, под защиту густого ельника. В спину болезненно вонзилось что-то твёрдое – путь к отступлению преградила коряга. Женщина замерла, помертвела перед надвигающимся на неё грузным телом в полтора человеческих роста. Лихая пёрла напролом, ломая тоненькие деревца и слепо загребая длинными руками по земле в поисках добычи. Потом вдруг остановилась, втянула воздух большими дырками-ноздрями, и её руки суетливо зашарили вокруг, почти у самых ног сидящей на земле Алёны. Та крепко зажмурилась перед лицом своей жуткой участи, прислушиваясь к шорохам и тяжёлому сопению чудовища. Оно издало глухой протяжный стон, захныкало, шагнуло раз, другой, и Алёна поняла, что существо удаляется, так и не нашарив никого. Женщина осторожно открыла глаза, глядя вслед уходящей в чащобу Лихой, и долго ещё сидела после того, как существо скрылось за деревьями, боясь пошевелиться и выдать себя.
Над её головой в вышине пели птицы, и лес хранил безмятежный покой, будто и не было никакого чудовища и бегства от него. Всё это лишь приснилось ей в жутком сне. Но все попытки обмануть себя оказались напрасны. Алёна взглянула на сына, неподвижно лежащего на её руках, и закусила губу, глуша рвущиеся рыдания. Нужно как можно скорее убраться из этого леса, пока чудовище не вернулось за ними. Не время плакать, поддаваться отчаянию. Ей понадобятся все силы, что есть. Усталость навалилась на неё, пробуждая дрожь во всём теле. Сын, неподвижно лежащий на её руках, казался теперь неподъёмным. Стиснув зубы, Алёна поднялась, прижала мальчика к себе и побрела дальше, чутко прислушиваясь к любому шороху. «Очнись, пожалуйста! – мысленно взывала она к ребёнку. – Мне очень тяжело, я не могу двигаться быстрее. Хороший мой мальчик, очнись!» Под ногу попался скользкий камень или корень. Алёна оступилась и неуклюже повалилась вперёд, с треском ломая кусты, подминая тело сына под себя. Тут же тело охватило ватное оцепенение, сковало её целиком. Где-то вдали треснула ветка, ещё одна, зашуршали листья, потревоженные той, что рыскала по лесу в поисках беглецов. К горлу подкатило отчаяние, вырвалось сухими рыданиями наружу. А следом пришла злость на саму себя: неужели она готова сдаться, остаться здесь, в лесу, ожидая, пока страшилище найдёт их?!
Алёна снова поднялась на ноги. Перед глазами сгустилась тёмно-серая туча мелких суетливых точек. Женщина покачнулась, понимая, что вот-вот повалится опять и на этот раз уже вряд ли встанет. «Не смей!» – приказала она себе и до крови закусила губу. Боль немного отрезвила, рассеяла мельтешение перед глазами. Теперь Алёна видела лес и едва приметную тропку перед собой, протоптанную грибниками, которой ещё недавно здесь не было. То ли Алёна от усталости и страха не заметила её раньше, то ли Лихой удалось ненадолго заморочить ей голову. Сзади опять треснула ветка, потом ещё одна уже ближе, и Алёна сорвалась с места так быстро, как позволяло её уставшее тело. Чёрные мухи снова вернулись, маячили сбоку точно в ожидании, когда же можно будет накинуться целым роем и утопить во мраке.
Треск сучьев приближался. Лихая не собиралась так легко отпускать добычу. Деревья же, наоборот, как бы расступались, пока в проёме между стволов Алёна не увидела асфальтированную дорогу. Она собрала остатки сил для последнего рывка и почти вывалилась из леса на обочину. Даня, безвольно висящий у её на руках, слабо шевельнулся, будто с выходом из леса над ним утратила власть некая колдовская сила.
– Данечка! – Алёна осторожно опустилась на колени, плача и покрывая бледное лицо сына поцелуями. – Родной мой…
– Мама… – прошептал мальчик, приоткрывая глаза. – Мне сон плохой снился…
– Не будет больше плохих снов! Всё прошло, всё хорошо будет… Пойдём домой…
Она помогла мальчику встать и крепко обхватив его за плечи, медленно повела его по обочине в сторону города.
Никто из них не заметил неуклюжий силуэт, застывший среди зарослей на границе леса. Единственный глаз Лихой слепо таращился в пустоту, широкие ноздри жадно раздувались, втягивая воздух. «Пожалеее-ееешшшь» – выдохнуло шелестом в древесных кронах. Лихая отступила назад и скрылась за зелёным лесным занавесом.
#хоррор #мистика #страшныйрассказ #страшнаяистория #страшнаяисториянаночь #страшное
Отблагодарить автора за истории:
Юмани 410011638637094
Сбербанк 2202 2056 7661 0808