В отличие от других остяков, Пантила не верил, что русские — колдуны. Он не боялся русских, он ездил на ярмарки и в Берёзов, и в Тобольск. Власть русских была не в колдовстве. Все русские, даже какой-нибудь последний нищий на ярмарочной площади, имели в себе безоговорочное убеждение, что тут, в Сибири, они самые главные. Они приходили и брали, что пожелают, и даже удивлялись, когда им не хотели давать. Они не сомневались в своём праве. И про меру они тоже не думали — забирали больше, чем надо, могли забрать вообще всё, и не испытывали вины. Русские были не народом, а половодьем. Нельзя сказать, что они угрожали или давили силой, хотя порой случалось всякое. Но обезоруживала их уверенность в себе.
Алексей Иванов «Тобол. Много званых»
Пожалуй, именно сравнение со стихией наиболее точно и одновременно образно передаёт то, что в итоге стало русской конкистой в Сибири. Потому что как бы не было сильно желание для простоты понимания считать присоединение земель к востоку от Урала волей одного только Белого Царя — в реальности всё было куда сложнее.
Отданное на откуп тогдашним Людям Длинной Воли, это движение государством почти не контролировалось — Москва здесь выступала лишь конечным выгодоприобретателем, награждая только сильных и смелых, кто прорвался сквозь леса, морозы, свист неприятельских стрел и вернулся с добычей. Имена безвестных молодцев, что сгинули в тайге, на волоках и перекатах — они не были интересны империи. Зато тех, чья энергия толкала русских на восток, мы помним до сих пор. И естественно первым среди них вспоминаем имя Ермака Тимофеевича — вроде бы простого и ничем особым не выдающегося казака.
Да, он не был первым русским, шагнувшим с ватагой за Урал. И даже, наверное, его поход не был самым успешным в сибирской конкисте. Но именно его дружина оказалась той самой волной, что, перехлестнув через дамбу, сломала её, открыв дорогу остальному потоку.
Но сначала в Сибири снова сменилась власть.
Последний хан
Если вам вдруг покажется, что Сибирское ханство было эдаким великим государством, что было способно дерзить ажно самой Москве, то я попрошу всё же поумерить пыл. Возможность отказаться от выплаты дани и ходить в набеги на русов была не от силы, а потому что формальный данник царства Российского был эдаким Неуловимым Джо своих лет, а сама Россия плотно и надолго увязла в Ливонии — ей не было особого дела до этого медвежьего угла собственной границы.
В том числе именно это позволило Кучуму относительно легко взять власть. Ну, и ещё узбекские войны Шейбанидской державы, конечно же. Да, Кучум не являлся независимым правителем — он был вассалом Бухары да и в целом чужим человеком в этих таёжных землях.
Притом полноправным ханом он стал не сразу — сначала действовал от имени собственного отца, Муртазы, а после, с 1565 года ханский трон занимал старший брат Кучума Ахмад-Гирей. Только в 1569 году последний правитель Сибири становится вольным царём. И то, как вольным — подданство бухарского хана никто не отменял, а вместе с этим никто не отменял насильственное насаждение ислама. Да, некоторые люди ставят в укор Москве насильственную христианизацию сибирских народов, но почему-то никто не предъявляет претензий Бухаре за мусульманских проповедников, прибывавших в Сибирь вместе с узбекскими военными отрядами. Наверное, они раздавали сибирским татарам розы и виноград, оттого всё хорошо.
Но вернёмся к тему, последний сибирский хан, кроме Бухары, династическими браками был тесно связан с Алтаульской Ордой, кочевавшей между Яиком, Эмбой и Сырдарьёй. А сам же женил своего старшего сына Алея на дочери бия Большой Ногайской Орды Дин-Ахмада, а одну из дочерей выдал замуж за влиятельного Ак-мирзу.
Власть Кучума распространялась не только на осёдлое татарское население, но и на остяков и вогулов, княжества которых стояли соответственно на притоке Иртыша Демьянке и на реке Тавде. Другие же мелкие княжества в этих землях были скорее союзниками татар: Мелымское-Кондинское, Белогороское, Кондское — не имея возможности проводить самостоятельную политику, они тяготели к тому центру силы, что был ближе.
Управление в самом же ханстве было аналогично другим татарских государствам: хан считался верховным правителем, а всё управление делилось на военное и гражданское. Главнокомандующим армией был кто-то из членов ханской семьи, само же войско состояло из ханской гвардии, набранной из узбеков и ногаей, а также из ополчения вассальных татарских и югорских князей.
Гражданским управлением же руководил карача, назначаемый ханом из числа местной знати. При Кучуме эту должность занимал казах Кадыр-Али-бек, ведавший сбором ясака, рассылая для этого сборщиков дани даруг. Сам же карача в описываемый период владел крупным улусом в устье Тобола, и в своём городке сосредоточил мастерские по производству доспехов и оружия для ханского войска — очень нужное и прибыльное дело между прочим.
И вот к 1564 году русские наконец заметили, что сибирские татары перестали им платить дань — да, такое наконец случилось, примерно через год после воцарения Кучума стали поступать вести о том, что сибирцы де собираются идти войной на Пермь. На границе двух государств стали происходить мелкие стычки, но, как уже было сказано ранее, Россия вела войну в Ливонии, и ей не было особого дела до того, что проиходило на границе с медвежьим углом, которым тогда была эта часть суши. Что характерно, сам Кучум также не горел желанием ввязываться в большую войну с Московией — у него своих проблем хватало. После того, как он утвердился на престоле, то у него разразилась война с южным соседом — ханом Казахской Орды, напрыгивать при этом ещё и на русских было крайне сомнительной перспективой. Потому, когда в 1569-1571 годах возобновились переговоры между Сибирью и Москвой о возобновлении выплаты дани, хан решил не нагнетать противостояние, а пойти на мир с обязательством выплаты дани, как при Едигер-беке — 1000 соболей в год.
В 1571 году войско Девлет-Гирея прорывается к Москве через слабые русские заслоны и сжигает русскую столицу. Для Кучума это становится сигналом, что можно начинать действовать. Явно имея в виду, если не прямые союзнические отношения с Крымом, но единство интересов, уже в 1572 году он начинает подстрекать к бунту марийцев Повольжья и приуральских вогулов, даже несмотря на то, что война с казахским ханом ещё не завершилась. Но Молодинская битва того же года, где ханские войска уже Девлет-Гирея терпят страшное поражение от русских полков, всё же несколько остужает ханский пыл — большая война вновь не случается. Лишь племянник Кучума Маметкул в 1573 году с войском приходит под Нижнечусовской городок бояр Строгановых, однако, разорив окрестности и не взяв сам город, возвращается обратно в Сибирь.
На ближайшее десятилетие в нашей истории не происходит ничего особо выдающегося: редкие стычки на границах, недоверие между татарами и русскими, а также между коренным населением и пришлым. Но вот в начале 1580х годов умирает враг Кучума — казахский хан Хакк-Назар. Его преемник же мирится с сибирцами и, как тем казалось, развязывает руки для активных действий против русских. Начинается подготовка к походу ханского сына Алея в русское Приуралье. Но как говорится, если бы они знали, что уже совсем скоро всё повернётся иначе.
— Беда, дядька! Кучумцы идут! Чердынь в осаде — всё жгут вокруг! На Каму идут, гонец оттуда! Казачков-то возвращать надо, коли не уплыли далече…
— Погоди ты, погоди не балаболь. Возвернуть-то можно…
— А ведь это, может, и хорошо, дядька, что кучумцы сюда пожаловали. Значит там нашим казачкам легче будет. А Чердынь сдюжит! Сдюжит Чердынь.
Телесериал «Ермак»
Год, богатый на события
Если задаваться вопросом о том, кто же управлял в те года порубежьем России и Сибири, непременно натыкаешься на фамилию Строгановых. Происхождение этого рода теряется в веках: то ли они от татарской крови, то ли с Новгорода пришли, то ли из поморов — для нашей истории это не так важно. Нам важен в первую очередь Аникей Фёдорович со своими сыновьями.
Первый был четвёртым сыном солеваренного промышленника Фёдора Лукича Строганова, переселившегося из Новгорода в Сольвычегодск примерно на рубеже 80х и 90х годов XV столетия. После смерти отца и троих бездетных старших братьев Аникей стал заправлять семейными предприятиями в одиночку да так бойко, что в начале правления Ивана Грозного получает широкие полномочия на то, чтобы следить за внешней северной торговлей с Англией, шедшей через Архангельск. Надзор за купцами (как иностранными, так и русскими), надзор за торговлей лесом, сбор и хранение оброчного зерна — было бы совершенно удивительно, если бы у такого человека торговые дела шли как-то неважно.
Но получив деньги, начинаешь хотеть ещё и ещё — так и Аникей, не довольствуясь только приносившей баснословные прибыли солью да государевыми надзорными делами, глядел за Урал на возможность промысла и торговли пушниной с местными племенами. Не желая делиться с другими возможными богатствами, и стремясь увеличить богатство и власть своей семьи, Аникей Фёдорович добивается у царя в 1558 году выдачи своему второму сыну Григорию земли по Каме от устья Лысьвы до реки Чусовой. А через десять лет подобную грамоту царь выдаёт уже старшему сыну Аникея Якову, но там уже говорится про земли по реке Чусовой. Сам глава рода умирает так и не дожив до наиболее знаменательного события, фактически позволившего свершиться сибирской конкисте — в 1574 году Яков и Григорий Строгановы получили царскую грамоту на обширные земли за Югорским Камнем на Тахчеях, на Тоболе и Иртыше и на Оби. Стремление русских обосноваться в Сибири было документально закреплено.
В середине лета 1581 года в восточной части строгановских владений начался вогульский мятеж, который возглавил местный мирза Бекбелий Агтагов. Восставшие подошли под Чусовской городок и Сылвинский острожек, но лишь смогли разорить их окрестности, после чего Строгановы смогли их разбить. За некоторое время до этого в Среднем Поволжье заволновались луговые и горные черемисы, а в конце лета через Камень перевалил с крупным отрядом пелымский князь Аблегирим, пройдя дорогой по Лозьве и Вишере. Сожжению подверглись русские слободы на Койве, Обве, Яйве, Чусовой и Сылве, а также множество деревень. Людей и скотину кого побили, а кого угнали в рабство.
Тут даже не стоит сильно углубляться в конспирологию, чтобы понять, кто, если не напрямую стоял за этими событиями, то был их выгодополучателем — амбициозный хан Кучум, который откровенно не считал Строгановых серьёзной угрозой для себя. А что до русского царя — так он далеко.
Но то же лето 1581 года было богато на события: царский посол Перепелицын, находившийся в Большой Ногайской Орде у князя Уруса, отправился в сопровождении княжеских посланников в Москву. Вместе с ними шёл ещё караван бухарских купцов, а охраняло их всех целых три сотни воинов. В начале августа на переправе через Волгу под сосновым островом в районе устья Самары на них совершили разбойное нападение будущие герои нашей истории — Иван Кольцо, Богдан Борбоша, Никита Пан и Савва Болдыря со своими единомышленниками. Ограбили и ушли на Яик, спасаясь от царского гнева.
При этом заметьте — имени самого Ермака Тимофеевича тут нет. А всё потому что есть все основания полагать, что он со своей станицей воевал в Ливонии, а после чего ушёл на Яик точно также, как и его сотоварищи.
Вообще похождения Ермака до Сибири — это сама по себе история про лихость и удаль. Вот летом 1580 года он во главе верных товарищей угоняет тысячу лошадей у ногайского мирзы Урмагмета, убив при этом его карачу Батугая. Весной следующего года, готовясь к походу на западный театр военных действий, ермаковские казаки угнали у того же Урмагмета ещё 60 лошадей (видимо, и кони были хорошими, и дорожка протоптана, и ногайца жизнь мало чему научила). В конце июня того же года отряд Ермака под началом воеводы Катырева-Ростовского переправился через Днепр в район Могилёва и Орши.
При этом с мая того же года на степном порубежье активизировались крымские и ногайские татары. Москва об этом знала, но ведя войну в Ливонии, ничего особенно не могла выделить на это направление из свои сил. Зато она могла разрешить волжским казакам то, что тем очень нравилось, но не сильно было можно — грабежи. Ну, а когда наши разудалые хлопцы поняли, что на них временно закрыли глаза, то сумели развернуться на полную. В конце июня-начале июля Иван Кольцо во главе своей дружины сжёг столицу Большой Ногайской Орды — Сарайчик, располагавшийся в низовьях Яика. После этого Москва всё-таки нашла воинские резервы, которые смогла перебросить с ливонского фронта. Одним из таких соединений и был отряд Ермака, который в середине августа, преследуя ногайцев числом 600 человек, уходивших с добычей из под Темникова и Алатыря, вышли к волжской переправе под Сосновым островом, где их ждали их доблестные товарищи, до этого разгромившие сначала ногайскую столицу, а потом и русско-ногайское посольство. Зажатые с двух сторон татары были разбиты, но некоторым из них всё же удалось вырваться и уйти на Яик, захватив с собой награбленную добычу. За ними естественно в догонку бросились объединившиеся в единую дружину казаки.
И вот уже на Яике вся эта доблестная ватага стала решать насущный вопрос: а дальше-то что? Понятно, что на грабёж ногаев Москва закрыла глаза, но пострадало её же посольство, что было совершенно недопустимым. А оттого 540 казаков, в том числе атаманы Иван Кольцо, Никита Пан, Матвей Мещеряк, Яков Михайлов и Савва Болдыря уходят в конце августа 1581 года вместе с Ермаком в Приуралье.
Царёвы ослушники на землях промышленников
С Яика наши казаки перебрались на верховья Иргиза, а оттуда уже вышли к Волге. И да, весь обратный путь они проделали на конях, ровно до того условного места, где у них были спрятаны судоходные струги. Ну, а после, пересев на них, уже двинулись вверх по Волге, а затем и по Каме. Достигнув реки Чусовой, прошли по ней до Сылвы, где столкнулись с арьергардом пелымцев Аблегирима и погромили его.
И коль скоро зима застала казаков в землях Строгановых, в укреплённом лагере на всё той же Сылве, то уральские солепромышленники не применули этим обстоятельством воспользоваться. При этом зная послужной список вставшей на зимовку судовой рати, нельзя было просто взять всех этих хлопцев на службу. А то как царь прознает, кто именно в услужение к ним подался, так придётся поперёд казаков-то и бежать, чтобы скрыться от гнева государя. С другой стороны игнорировать опытный военный контингент, прибывший в таком количестве в твою землю, было попросту опасно — а ежели они заскучают и, не дай бог, сами себя решат развлечь. Тут как бы Аблегирим с семью сотнями прошёлся через Приуралье, как нож сквозь масло, а казаков, которые только вот недавно сожгли столицу соседнего государства, не намного меньше — пять с половиной сотен. Притом в отличие от вогулов эти ещё и поголовно вооружены огнестрелом. Потому Строгановы пошли на небольшую хитрость. Они сообщили царю честно, но не обо всём.
В сентябре 1581 года, когда пелымцы ещё стояли под Чусовским острогом, Семён и Максим Строгановы попросили царя дать им из Великой Перми ратных людей. А спустя месяц-полтора обратились к нему же, но уже с разрешением набрать некоторое число охочих людей в их армию, дабы защитить вотчины от вогульских набегов. При этом из контекста челобитной можно догадаться, что просители имеют в виду некий имеющийся у них под боком готовый контингент, но хотят получить высочайшую санкцию. При этом, что именно это за охочии казаки, нигде совершенно не упоминается.
Иван Грозный в итоге разрешил Строгановым нанять необходимых им для противодействия вогулам людей, однако, настоятельно попросил не спровоцировать большой войны в Приуралье — сил ещё и на этот фронт у страны явно бы не хватило. Ох, знал бы Иван Васильевич, как история-то повернётся…
В декабре 1581 году в Чердынь прибыл новый наместник — некий Перепелицын, сменивший на этой должности князя Елецкого. Долго ли коротко, но он в итоге узнал тех чернявях и бородатых хлопцев, которые его буквально прошедшим летом на Волге так разудало ограбили, а теперь спокойно зимуют на землях Строгановых. Что характерно, бежать жаловаться царю он не стал, по всей видимости, справедливо рассудив, что пока его челобитная дойдёт до Москвы, пока оттуда вернётся ответ (да даже если и с военным контингентом), к этому моменту самого Перепелицына уже никто никогда не найдёт. Ссориться со Строгановыми на Урале было себе дороже.
При этом сами солепромышленники не спешили окончательно заключать с Ермаком и его дружиной договор, решившись на это только по весне 1582 года, по всей видимости, радостно наблюдая всю зиму, как ермаковцы грабят вогульские улусы. Но делали-то они это не просто так, а со значением — собирали информацию про земли по ту сторону Камня. Точно также им рассказывали про ту страну и люди Строгановых. Казаки загорелись богатой добычей, которую можно получить в Пелыме, а солепромышленники — идеей обезопасить собственные границы. Поход был запланирован на конец лета — начало осени, когда после дождей поднимется вода в реках.
Но перед этим всё лето с весны дружина Ермака провела в сборах. В мае они снялись с лагеря, отбыв вначале в Нижнечусовой городок, а после и в Орёл-городок, столицу строгановских владений, где набирали припасы для предстоящего похода.
Но тут в августе из-за Камня пришёл сын Кучума Алей вместе с Аблегиримом. Их объединённое войско прошло по Сылве и вышло к строгановским городкам. Встречаться с ермаковской ратью на Чусовой татары с вогулами не захотели, потому двинулись дальше по Каме, по дороге сожгли Соль Камскую, а 1 сентября взяли в осаду Чердынь.
Ермак со своими товарищами тем временем изменил свои планы. Если раньше они стремились достигнуть Пелыма, то тут объявилась цель посерьёзнее — сама Сибирь, столица ханства Кучума. Тем более, что опыт в сожжении вражеских столиц у этих людей уже имелся — ногаи не дадут соврать. Чем сибирские татары могли быть страшнее в этом плане, было решительно неясно.
И вот во второй половине августа 1582 года дружина Ермака, разросшаяся уже до восьми сотен охочих людей, вооружённых огненным боем, двинулась вверх по Чусовой, явно замышляя не завоевательный поход, а разбойный набег, чтобы дойти, сжечь и уйти с награбленным без зимовки на Туре или Тагильском волоке. Главное здесь было — добыча. Но в итоге после реки Чусовой казаки повернули в реку Серебрянку, поднялись по ней, прошли 25 вёрст волоком через перевал до реки Баранчи, из неё направились вниз — в Тагил. Из Тагила выплыли всё также вниз в Туру, которая в свою очередь впадала в Тобол.
Так началось завоевание, которое до той поры не мог себе даже вообразить русский человек.
Так вот ты какая — Сибирь
— Великий хан!
— Я не хан.
— Как не хан? Кучум побил — значит хан!
Телесериал «Ермак»
А тем временем у сидевшего в осаждённой Чердыни Перепелицына сдали нервы, и он решил всё рассказать царю о дружине Ермака и Строгановых. Естественно, кроме того, что он год, зная о происходящем, ничего не предпринимал. А вот когда пришли злые люди из-за Камня — вот тогда сразу сподобился.
Ответ из Москвы пришёл уже в середине ноября 1582 года, где под страхом сурового наказания Строгановым повелевалось казачью дружину Ермака Тимофеевича немедленно вернуть назад из сибирского похода, а после, разделив на части, разместить в Чердыни Соли Камской и Нижнечусовском остроге. В Великую Пермь же направлялись новый наместник Воин Оничков и голова Иван Глухов с небольшим отрядом вятских стрельцов. Царское правительство предполагало, что по весне 1583 года всеми этими силами выступить на Пелымское княжество. Как видите, о войне с Кучумом не то, что не знали, но даже не помышляли.
Было бы очень интересно узнать, в каких выражениях Строгановы комментировали царскую грамоту о возврате казаков, но к сожалению, история не сохранила этих слов. Но скорее всего, фразы о том, что московские дьяки несколько не владеют ситуацией на сибирском порубежье, звучали и не раз. Потому как к середине ноября 1582 ни то, что вернуть ермаковцев назад было уже трудновыполнимой затеей, так ещё и в целом вся экспедиция уже пошла совершенно не по плану. Притом явно видно, что не выполнился ни изначальный план Ермака, ни план самого Кучума.
Отношение последнего к походу казаков в его земли можно вообще сравнить с классической схемой принятия горя. Вначале было отрицание.
Первая стычка дружины Ермака с татарами произошла возле Епанчиного городка на Туре — воины Епанчи обстреляли струги Ермака из луков. Не до конца понятно, на что именно они надеялись, но русские ответили огнём из пищалей и пушек, разогнав татарскую конницу, а потом высадились в самом городке и разграбили его. Такая же судьба чуть позже постигла и Чимги-Туру — город, представлявший лишь тень былого величия, всё равно принёс казакам множество серебра и мехов. Предприятие начало приносить свои плоды. Казалось бы, уже можно было вернуться обратно, но вот струги Ермака входят в Тобол, где в устье Тавды захватывают в бою татарина Таузака, принадлежавшего ко двору Кучума. Он-то честно и рассказывает, что ожидает этих чёртовых русских, если они не повернут назад.
Сдаётся мне, этот татарин пытался держаться в плену молодом и очень хотел запугать захватчиков силой и богатством Сибирского ханства, но это явно возымело обратный эффект. Узнав о сокровищах Сибири, казаки просто не могли повернуть назад. А тем временем Кучум просто игнорирует появление мощной дружины в своих землях — по его мнению выходило так, что Ермак быстро вернётся с добычей обратно на Урал.
Но этого не случилось — напротив, до хана стали доходить сведения о том, что татары и остяки, через земли которых проходила казачья дружина, присягают тем на верность. Этого терпеть было уже нельзя, и вот наступает стадия гнева — навстречу Ермаку был выслан сильный отряд ханского племянника Маметкула, который сначала обстрелял казаков у Караульного Яра, а после в конце июля схватился с ними в урочище Бабасан на Тоболе. Вообще ханский племянник показал себя во всей истории противостояния русскому вторжению, как упорный и храбрый военоначальник — достойный противник Ермака. Но в этом сражении успех был не за ним — татары были разбиты и бежали, а казаки уже в середине августа взяли приступом городок Кадыр-Али-бек — ханского карачи.
Ещё один бой произошёл неподалёку от места впадения Тобола в Иртыш — на берегу русских поджидали конные и пешие татары, но казаки смогли быстрым десантом смять порядки противника и обратить того в бегство. Правда, долго такие стычки продолжаться не могли — все понимали, что близится генеральное сражение.
Кучум с Маметкулом к тому моменту уже неоднократно успели осознать степень обветшалости укреплений собственной столицы — последний раз войско под стенами Сибири татары видели чуть ли не два десятка лет назад, когда сам Кучум штурмом брал этот город. А как водится, если не следить за укреплениями, они приходят в несколько негодное состояние, особенно деревянные и в не самом сухом климате. Оттого и было решено встречать казаков не за стенами столицы, а принять бой на берегу у подножья горы на Чувашском мысу, где расположился городок Чуваш-тура.
Кучум расставил вблизи городка за поваленными стволами свои лучшие силы, предполагая, что за этим укреплением его силы не попадут под казачьи пули, а когда русские силы пойдут на штурм, решить исход сражение в рукопашной схватке, используя численный перевес и особенно конницу. Руководить войском, в которое, кроме непосредственно татар, также входили остяцкие и вогульские дружины, был поставлен доблестный Маметкул. Сам же Кучум расположился поодаль с резервом, который, видимо, являл свобой его личную гвардию.
Увидев перед собой укреплённую засеку, Ермак не решился сходу атаковать, а поднялся вверх по Иртышу, где взял штурмом небольшой укреплённый городок Атик-мирзы и остановился там на ночёвку, где собрал со своими атаманами казачий круг, дабы решить, а что делать дальше?
Казалось бы вот она — столица кучумова царства, шапкой докинуть можно. Но на другой стороне перед речной казацкой ратью стоял противник, превосходящий их числом чуть ли не в двадцать раз. А коли они не одолеют такую силищу-то? Но и назад поворачивать уже было поздно — стоял конец октября, на реках начинался ледостав, а оттого даже если повернуть сейчас, то можно оказаться перед лицом того же противника, но куда в более худших условиях. Да и опять же — если есть силы бежать, то кто поверит, что нет сил драться?
В итоге решено было идти в бой, уповая на Бога, удачу и воинское искусство.
— О, Великий Хан, я прикажу принести мешки для голов этих поганцев!
— Боюсь, Великий Хан, как бы эти головы не прибежали сюда на своих ногах…
Телесериал «Ермак»
Утром 23 октября казачья дружина пошла на штурм засеки. Первый русский приступ был отбит, но ермаковцев это нисколько не смутило — они притворно отошли, выманивая противника на вылазку из укрепления, и эта хитрость удалась. Думая, что победа уже за ним, Маметкул во главе конницы бросился в атаку — татары проделали проломы в засеках и ринулись вперёд.
Русские же, подпустив неприятеля поближе, построились в каре, поставив в центре пищальников. Первыми дрогнули остяцкие и вогульские отряды, не выдержавшие огненного натиска, и стали отступать. Несмотря на это Маметкул смог со своими уланами доехать до казацкого каре, но не смогли пробить его строй и добраться до людей огненного боя, которые в свою очередь продолжали разить неприятеля.
Ханский племянник после первой неудачной атаки сумел собрать вокруг себя уже было дрогнувшую кавалерию и повёл её на новый приступ, но во время его пуля одного из казаков выбила его из седла, серьёзно ранив. В этот момент его чуть было не схватили казаки, но ханские уланы смогли отбить своего командира и отступить вместе с ним с поля боя, погрузившись на лодку.
Ермаковцы же пошли на новый штурм засеки, сумев прорваться сквозь укрепления. Татары в отчаянном порыве столкнули на них свои две огромные пушки, которые в бою так ни разу и не выстрелили, но русские успели расступиться — пушечные стволы рухнули с обрыва в реку.
Ханское войско стало стремительно редеть — остяцкие князья уже полностью вышли из боя. Ненамного дольше них сопротивлялись вогулы, также оставившие своего хана. Когда над Чувашским мысом взвилось русское знамя, Кучум с остатками своего воинства отступил, бросив свою столицу на произвол победителя. Ермак же не стал преследовать побеждённого, уведя после боя дружину в Атик-город. Сибирский хан направился на юг, в Барабинскую степь, подальше от неприятельских пуль.
А казаки уже 26 октября вошли в пустующую столицу ханства — город Сибирь.
Земля, павшая к ногам победителя
Весть о победе русских казаков над грозным сибирским ханом мгновенно облетела окрестности. Уже на четвёртый день после взятия Сибири к Ермаку прибыл остяцкий князь Бояр со своими людьми, принесший в дар меха и съестные припасы. Вскоре в город стали возвращаться и семьи татар, в страхе бежавшие оттуда до этого. Следом за остяками к русским прибыли вогульские князья Ишбердей и Секлем, которые принесли шерть — присягу на шкуре жертвенного животного о своей верности новому правителю.
Но спокойная жизнь казаков продолжалась недолго — уже примерно через месяц, отряд Маметкула, оправившегося от ран, подстерёг на озере Абалак в 15 верстах от Сибири русскую артель во главе с Богданом Брязгой, отправившуюся на рыбную ловлю. Напав в ночи на спящих казаков он сумел перебить их всех, кроме одного, принесшего Ермаку весть о гибели товарищей. Узнав о случившемся, атаман ринулся в погоню и настиг неприятеля в окрестностях озера. В жестокой схватке отряд Маметкула был разбит, но самому воителю удалось уйти. Павшие же казаки были захоронены Ермаком на ханском кладбище рядом с могилами былых правителей ханства.
Понимая, что даже несмотря на доблесть и воинское искусство в одиночку казакам Кучума не одолеть, Ермак решил отправить к Ивану Грозному небольшую группу казаков во главе с Саввой Болдырем с известием о покорении Сибири и многочисленными дарами. Некогда грозные для русских вогулы Ишбердея провели посланников волчьими тропами через Камень, и те уже весной 1583 года предстали перед московским царём.
Государь всё же приговорил несколько из прибывших к нему казаков к смертной казни, но остальным простил былые прегрешения, щедро наградил посланников, а самому Ермаку Тимофеевичу, по-преданию, послал дорогие доспехи.
— Вы спрашивали у русского царя разрешение на торговлю в Сибири наших купцов?
— Не разрешения надо было спрашивать, а отправить в Сибирь военный экспедиционный корпус.
— А может быть, ещё пока не поздно…
— Да нет, поздно, господин французский посол.
Телесериал «Ермак»
Той же зимой, что вогулы провожали на запад казаков Саввы Болдыря, из Сибири по зимнему пути на север выступил другой казачий отряд Никиты Пана. Он спешил на помощь князю Бояру, на которого напали соседи — князья Демьян и Роман. Но те, заслышав о приближении русского войска, отступили в крепость на холме, где по-преданию располагался золотой идол, сидящий в чаше. Два дня казаки безуспешно штурмовали крепость, однако, на третий день во время решительного штурма остяки оставили крепость, а их князья принесли клятву не воевать с русскими и платить ясак. Но победа эта досталась дорогой ценой — кроме серьёзных потерь дружины там же сложил голову и сам Никита Пан.
Но русские не остановились на этом, а продолжили свой путь на север. Едва на Иртыше сошёл лёд, они пересели в струги и отправились вниз по реке, иногда вступая в бой со всё ещё относящимися к ним с опасение остяками.
При впадении Иртыша в Обь в городке Белогорье, которым владел князь Самар, произошло крупное сражение. Остяки, сплотившись силами нескольких своих правителей, намерены были дать серьёзный бой, но казацкие струги под покровом ночи незаметно прошли речной протокой к княжеской ставке. В недолгой схватке застигнутый врасплох Самар погиб, остальные же остяки бежали.
После, выйдя на речной простор Оби, казаки поплыле к Коде, которой правил князь Алачей, оказавшийся дальновиднее своих предшественников — он сам явился в русский лагерь, где присягнул на верность новым правителям Сибири.
Летом уже среди татарской знати начались раздоры. Один мурза, тяготевший к русским, известил Ермака о местонахождении кочевья Маметкул — становище того было на реке Вагай в ста верстах от Сибири. Дерзкий рейд полусотни конных казаков закончился блистательной победой — лучший полководец Кучума был схвачен и доставлен вначале к Ермаку, а после отправили в Москву, где татарского царевича приняли с почётом и направили на государеву службу.
В конце лета в поход отправился сам Ермак, в войске которого начали заканчиваться продовольствие и боеприпасы. Помощь из России всё не приходила, а оттого атаман решил направиться навстречу царской рати по Тоболу и Тавде в сторону Уральских гор. Но на Тавде вместо русских стрельцов казакам встретился сильный татаро-вогульский отряд. Это воинство билось с необычайным упорством, не пожелало отступить и было полностью уничтожено, однако, и русские понесли в этой схватке серьёзные потери.
После Ермак поднялся вверх по Тавде, где в окрестных лесах находилась резиденция пелымского князя, но не найдя её, казаки лишь остались на некоторое время в тех местах, ожидая русской армии, всё никак не приходившей к ним на помощь.
С началом осени, так и не дождавшись царских воевод, казачий атаман повёл своих людей обратно в Сибирь, объясачивая по дороге местных жителей, но беря в качестве дани не меха, а хлеб и припасы — приближалась вторая зима, и она, как верно считали казаки, несла за собой одни лишь тяготы и лишения.
Автор - Максим Вишневенко. Подписывайтесь на Chapter One.