Понимаете, когда некоторых вещей из гражданского права не знает посторонний для юриспруденции человек, то это выглядит, в общем-то, вполне нормально и естественно. Скажем, я знаю только общий принцип работы синхротрона, ну, то, что рассказывали в средней школе, как и вам, но спокойно живу, не слишком вдумываясь в детали. Если такие детали мне потребуются, то правильным для меня будет обращение по определённым вопросам к специалистам, которые мне смогут разъяснить то или иное.
Я не собираюсь закатывать глаза и презрительно цедить каждому встречному: «Как! Вы не знаете, что такое регресс, репарация и реституция?! Ну о чём тогда говорить с Вами? Что, Вы не понимаете какая разница между ничтожностью и оспоримостью, между моральным и нравственным?! И Рембрандта не читали? И стихами Чехова не увлекались? И рассказы про Одессу Августа Бебеля в глаза не видели? ну-у-у, э-э-э…»
Мне доводилось, разбираться с химией, вспоминая школьные азы (кстати, не такие уж это и азы, если по-хорошему-то!), когда довелось готовиться к процессу, на котором надо было допросить одного шамана-эксперта, умудрившегося на глаз определить промилле примесей в алюминиевой посуде и, не менее того, просто разглядывая поверхность алюминиевой посуды определить сколько именно соды: больше четверти чайной ложки или не больше растворила в двух литрах воды женщина. которая кипятила раствор этой самой соды, формулы и состава которой, как оказалось, этот самый эксперт, — мать его за ногу! — даже не знал, в этой посуде.
Но когда человек, чья работа сопряжена именно с гражданско-правовыми спорами, не понимает что такое расторжение договора или что такое предмет иска… Тут, знаете ли, мне, действительно, не о чем с таким человеком говорить. Не потому что он этого или того не знает, а потому что он занимается тем, в чём, простите, ничерта не смыслит. И жрёт и сало, и хлебушек с маслом, и винишко недурственное попивает, и чайком балуется, и чавкает, чавкает, чавкает у этого корыта, а в сущности-то, является элементарным невеждой и дармоедом.
Простите, конечно, что я так ругаюсь, но терпению когда-то приходит предел.
По моему мнению все юристы Украины, — во всяком случае такой вывод позволяет мне сделать опыт личного общения, — делятся на две неравные части.
Одну составляют грамотные, иногда потрясающе грамотные люди, которым регулярно бывает просто стыдно обсуждать иные выходки своих коллег и в мантиях и без оных, а вторую составляют полные невежды, которые не вполне соображают даже для чего, собственно, они ходят в суд, и что, в сущности, суд должен делать, и чего он делать просто не в состоянии. (Я отлично помню, как однажды председательствующий задал вопрос представителю истца, который нёс откровенную ахинею. Вопрос был такой: «Вы сюда зачем пришли?») Этим, последним, похоже, вообще не знакомо никакого чувства, проистекающего из рефлексии, а уж такого сложного как стыда за коллег… да они даже не могут вкурить — чего тут стыдиться-то!
Я не собираюсь петь дифирамбы российским арбитражным управляющим, но скажу откровенно: за небольшим, очень небольшим исключением мне на Украине среди арбитражных управляющих попадались всё юристы из второй категории. Я знаю только одно исключение! Как так получается и почему — ей Богу, не знаю.
Вот ежели надо «порешать вопросы», то эти самые проффесионалы тут как тут, а вот если надо хоть что-то осмыслить, то… Впрочем, довольно филиппик, я проиллюстрирую сказанное на примере.
Однажды две фирмы вступили в сделку. Суть сделки не столь важна, но важно то, что у одной фирмы к другой появилось денежное кредиторское требование, а у той, другой то есть, перед первой образовалось, естественно, долговое обязательство. Вот впредь и назовём их так: Кредитор и Должник (Кстати, для сведений российских юристов: на Украине имеются, ну, очень высоко ценящие себя юристы, которые искренне полагают, что названием «должник» можно кого-то обидеть. Атас! Один из таких юристов так себя и отрекомендовал: я, дескать, настолько хороший юрист, что не попаду в тюрьму даже при прямых доказательствах совершённого мною преступления. Нормальная рекомендация, правда? Я бы сказал: характéрная, или харáктерная). Так вот, в обеспечение удовлетворения кредиторских требований Кредитор и Должник заключили давным-давно 4-го числа договор залога имущества. Залогодателем при этом был Должник, а Залогополучателем — Кредитор. Особенностью этого договора залога было то, что собственность на заложенный объект переходила к Кредитору по его простому требованию при наличии самого неудовлетворённого кредиторского требования. Новый ГК Украины такое допускает. Договор мало того, что был заключён в письменной форме, так ещё и нотариально удостоверен.
Прошло изрядно времени. Кредиторские требования Кредитора не были удовлетворены, и последний обратил взыскание на объект залога простым присвоением оного. Причём полностью все свои кредиторские требования этим и удовлетворил. По имеющимся сведениям, так как ему всё же нужны были деньги, он этот самый объект затем просто продал. Как только всё это произошло, Должник решил, что его, понимаете ли, обобрали. Ну, это обыкновенная вещь: «Що моє, то моє, а що ваше, то ми ще подивимось!». А в это самое время Должник попадает в процедуру банкротства, и арбитражный управляющий начинает вполне разделять подобное настроение. Само по себе это бы ещё ничего. А вот только попытки достичь своей цели начинают происходить такими средствами. что они выявляют, мягко говоря, фантастическую проффесиональность этих алчущих субъектов.
Во-первых, эти деятели полагают, что если только суд, сочтя, что рассматриваемые кредиторские требования Кредитора являются текущими, а не реестровыми, убирает Кредитора из реестра, то тем самым, суд вообще прекращает названные кредиторские требования. Хотя как из того, что требования являются текущими можно сделать вывод, что их вообще нет — простите, не знаю.
Вторым актом этого марлезонского балета заявляется иск от этого самого Должника к Кредитору.
Внимание! тут начинается самое интересное!
Конфигурация иска такова:
истец: Должник;
ответчик: Кредитор; третьи лица, не заявляющие самостоятельных требований относительно предмета спора: нотариус и Главное управление статистики в г. Киеве;
предмет иска: расторжение договора залога от 10-го числа;
основание иска: прекращение кредиторских требований тем самым судебным актом, в котором они указаны как текущие.
В качестве доказательства самый договор залога не прикладывается, так как, как утверждает истец, его у него нет. Посему он просит суд истребовать этот договор у других участников того же самого процесса.
Ну, то, что суд не вправе требовать доказательств от других участников процесса, нашему проффесионалу, кажется, совершенно невдомёк, как невдомёк ему и то, что представление доказательств в гражданском судебном процессе есть всё-таки субъективное право, которое никак никто в обязанность преввращать не смеет. Для чего этот ярый деятель привлёк в процесс третьими лицами тех самых двух субъектов, у которых можно было бы истребовать договор — не имею понятия. Это — чистой воды тактическая глупость, которой просто оправдания нет. Причём даже и законного оправдания, так как представить себе каким образом могут измениться у кого-то из сторон права или обязанности по отношению, скажем, к нотариусу из-за расторжения договора никакой возможности нет. Но вот то, что, как видно из описания, этот деятель требовал либо договор залога, который не имел никакого отношения к делу, либо договор залога, которого не было ни только у него самого, но вообще в природе — факт. При этом сии проффесионалы мусолили тему с истребованием договора от 10-го числа, ссылаясь как раз на то, что у них нет такого договора и получая ответы: «Не дам!», на протяжении почти полугода — тоже факт. А отвечали им так именно по той самой причине, что такого договора и в самом деле не было.
И вот по прошествии весьма длительного срока перепирательств, до истца, наконец, доходит, что, судя по всему, договор залога, о котором он пытается что-то сказать (что он пытается сказать — рассмотрим чуть позднее), и в самом деле это не договор от 10-го числа, а договор от 4-го числа. И тут он делает фортель, вполне характерный как раз для Украины. Он пишет заявление в суд, где поминает своё право изменить предмет иска и далее… уточняет этот самый предмет: просит расторгнуть не договор от 10-го числа, а договор от 4-го числа. Излишне говорить, что такого рода «уточнение» есть не непредусмотренное никакими законами «уточнение», а натуральная перемена предмета иска:
просил расторгнуть один договор, теперь просит расторгнуть другой.
Теперь давайте вспомним один из судебных процессов, который случился во времена известной «газовой войны». В том уже давнем, но приснопамятном процессе один субъект просил суд признать недействительным договор, заключённый между российским и украинским субъектом, и исполняемый на протяжении к моменту суда практически в течении пары лет. Но просил признать недействительным, так сказать, с подвыподвертом: признать его недействительным не с момента заключения, а исключительно на будущее. Мне казалось, что с того горячечного времени было достаточно всего, чтобы сообразить, что вот эдак вот признать недействительным только в будущем, но действительным в прошлом суд никакой договор ни по каким основаниям не в состоянии, просто потому, что этого не предусматривает закон. А закон не предусматривает именно затем, что такого рода признание недействительным договора прямо противоречит как природе недействительности, так и природе договоров вообще. Анализ всего этого безобразия повторять тут нет никакого смысла, его можно прочесть здесь же в журнале.
А к чему это я вспомнил эту историческую быль? А к тому я её вспомнил, что подвыподверт вновь заявленного предмета иска у нашего достославного истца-Должника состоял в том, что он просит расторгнуть договор не на будущее, как просил признать недействительным договор истец в том самом вечнославном «газотранспортном» деле, а ровно напротив: начиная с момента в прошлом! причём этот момент в прошлом он указывает задолго до начала судебного процесса, до заявления иска о расторжении договора от 4-го числа (а, кажется и ещё и несуществующего договора от 10-го числа) в суд. То есть всё шиворот навыворот, но точно так же безумно бестолково.
Чтобы вполне оценить искусство этого истца надо отметить, что материал под названием «Расторжение пустоты», в котором описывается, как некий субъект пытался расторгнуть в суде договор, все обязательства по которому к моменту подачи в суд иска уже были давно исполнены, это — всё тоже о нём же, об этом самом арбитражном управляющем, друге ситном. Тот процесс закончился вполне закономерно: простым отказом в бессмысленном иске.
Теперь давайте повторим для себя: что есть именно расторжение договора?
Результатом и единственным смыслом расторжения договора является прекращение всех обязательств (правоотношений, пар «кредиторское требование» — «долговое обязательство») исключительно на будущее. Следовательно, в том случае, когда в договоре не остаётся ни одного действующей, действительной, такой пары, он никак не может быть расторгнут. То есть именно никак, ни по каким основаниям. Я уже не говорю о том, что, естественно, никаких реституций расторжение договора само по себе не предполагает. Нечего там реституировать. Чай расторжение-то договора не есть признание его недействительным!
Вот как раз последнее ретроактивно всенепременнейше, так как нельзя признать недействительным договор, который вообще ещё не был заключён, а будучи заключённым, договор, как минимум определяет некоторые пары «кредиторское требование» — «долговое обязательство». Там реституция понятно откуда возникает: пары «кредиторское требование» — «долговое обязательство» в прошлом не стало, а некие результаты традиций без, как выясняется при признании недействительным, договорных оснований есть, то есть есть как раз неосновательное обогащение.
Быть может, двустороннее.
В то же время расторжение договора после его полного исполнения, то есть правомерного, неделиктного удовлетворения всех кредиторских требований, возникших из него, никак не может быть именно ретроактивным. Мало того, само по себе заявление требований о расторжении договора de facto есть признание того, что «кредиторские требования» — «долговые обязательства» из него так-таки и возникли и существовали, по крайней мере, в определении, а чаще — в действительной актуальности. Следовательно, все исполнения и удовлетворения, которые были произведены по этим парам вполне признаются заявителем подобного иска.
Но тогда возникает закономерный вопрос: а зачем потребовалось этому проффесионально криатиффному арбитражному управляющему заявлять иск, который начисто отрезает его от всего того, что он взалкал вернуть? Что он достигает подобным образом? — А вот сие великая тайна есть, други мои. Не знаю!
Тут остаётся добавить только, что встречный-поперечный иск заявил тоже тот же самый деятель, чтобы задаться ещё и ещё одним вопросом: где и как он умудрился получить не просто лицензию, но и вообще документ об образовании? И чего вообще после всего этого все эти бумаженции лягушачьи стоят…
И это, поверьте на слово, ещё вовсе не всё о нём.
Но кто его в очистку-то назначил ему лицензию выдал?