Одна женщина, Клавдия, совершила непростительный грех - своему законному супругу изменила самым вероломным образом. Среди бела дня буквально. Взяла и сделала измену супружескую. Таинство и прочие священные союзы предала. Разменяла на минутное. Бес ее, видать, попутал. Бывает такое у людей - путает их такой бес.
И раскаивалась Клава потом, конечно, безумно. Хоть и два месяца с того преступного часа минуло. А как с таким валуном на душе дальше жить? Убивалась и много думала. И чувствовала себя Клава самой настоящей Мессалиной.
Пете, супругу, понятное дело, в глаза смотреть стыдилась.
Глядела больше в в кастрюли с борщами или в таз с бельем. И краснела свеклой сорта “Любушка”. Ведь и планов на измену никогда не вынашивала! А вон чего - взяла и в Мессалины подалась. Ох, трагедия.
С мужем Петей жили они совместно уж пятнадцать лет. Хороший брак был - ни скандалов, ни даже малейших споров. Без детишек, правда, жили. Петя о ребятах не очень мечтал - суеты и гама от них много.
Соседи интересовались иногда: “А чего, Клавдия, Петр Иваныч где ваш? Давненько уж его не замечали. Как с позапрошлого года видели, так больше и не мелькал. Здоров ли?”.
А Петя этот, супруг, был здоров, но большой домосед. Даже на службу не всегда ходил. Сидел себе за компьютером до ночи глубокой. Бесшумно сидел. Разве что порой скажет под нос: “враг обнаружен”. И ужина потребует. Или супружеского долга.
- А чего, мать, - скажет тогда Петя про долг, - а давно-к мы, однако, не баловались. Побаловаться-то бы и не лишнее.
А Клавдия чего? С работы придет, тихо кастрюльками позвенит, в тазах бельем пошлепает, долг Пете отдаст и спать смирно проследует. Всплакнет, быть может, иногда. А чего всплакнет - этого и сама не знает.
И тут гром среди безоблачного неба - измена!
Встретила Клава одного своего старого знакомого, Колю. Когда-то, на заре юности, была у них платоническая влюбленность. На переменах школьных перемигивались. А потом разошлись жизненные дороги. И вот встретились вновь - в поликлинике. И сразу они друг друга узнали. И очень обрадовались. И гулять пошли, и беседовать о прошлом. И галантности Коля всякие позволял.
И добеседовались - измена случилась.
А Петя ничего и не ведает. Сидит спокойненько и не знает, что его предали. Кушает борщ и чистые майки носит. Про обнаруженного врага бурчит. И не точит его никакой червяк сомнений. И всем он счастлив.
А Клава-то убивается! Сон и аппетит теряет. Предательница! Сгубила брак и предала любовь. И признаться ей супругу в грехе хочется. Но и еще хуже - к Николаю не прочь наведаться она повторно. И если бы Николай намекнул - то и ринулась бы. Но он не намекает чего-то. Про рабочий напряженный график рассказывает только и шутки о любовников в шкафах.
И так уж Клаве на душе неспокойно. Так уж ее чувства противоречивые во все стороны тянут. И про развод Клава даже помышляет. Уйдет она и на даче жить станет. Свежий воздух там и пение певчих птиц. Как-то так и доживет до глубокой старости. Мессалина!
С подругами задушевными поделилась драмой - с Груней и Дусей. А сил в себе носить уже не было.
Груня-то, так та сразу руками замахала:
- Не сметь, - говорила она, - от супруга на дачу. Сорок уже тебе. И прожили вы нормальным браком пятнадцать лет. Петька не дерется и водку не пьет. Доверчивый тебе. Прекрасный супруг - такие на дороге не лежат. А что с работой у него не ладится - так это ты и виноватая. Мужиков направлять нужно. И дома атмосферу делать. А Николай - банальный ловелас. Будешь в одиночестве женском на огороде куковать. И никто воды не подаст. Ежели полюбовник объявится - от ворот поворот ему дай. Бери себя в ежовые рукавицы. И к родной семье держись ближе. Ничего дороже семейства для женщин в годах не придумано. Ишь, Мессалина нашлась.
А Дуся тоже высказывается, но противоположное.
- Ты, Клава, женщина еще не слишком старая. Еще и родить даже можешь. Может, счастье это забрезжило на горизонте. Женится Колька - как пить дать. А супруг твой - потеря жидкая. Все равно врагов только обнаруживает и борщ жрет. Толку меньше, чем с кота молока. Дели однушку завтра же и ступай в светлое будущее. Ждут тебя большие приключения и водоворот чувств.
А Клавдия терзается. Пятнадцать лет оттрубили! И Петю ей жалко - никто ведь предательства не заслуживает. Но и про школьную любовь мечтает, хоть и заливается свеклой. И тянут ее двойственные чувства, и покоя нет на сердце. Ох, трагедия.