Ксанка слушала Николая и радовалась, что рядом с ней её кровиночка. Заметила за собой, что мало беспокоится о судьбе Ярослава. Он не был её сыном, да и матерью его она была недолго.
По-прежнему окаянная молчала.
Следователь отвечал за неё, писал всё, что ему хотелось. Ксанка не противилась.
У неё не было никаких мыслей: пустая голова, пустой желудок, пустое сердце…
"Повесть об окаянной" 74 / 73 / 1
А было ли оно пустым на самом деле Ксанка не знала.
Когда приходил сын, она расцветала. Внешне это мало было заметно. Но внутри порхали бабочки, и благоухали цветы.
Говорить о том, что она его мать, не стала.
От одной только мысли об этом её охватывал страх. Боялась, что его тоже арестуют. И тогда Ксанка никогда себе этого не простила бы.
Никто не знал её имени. Его придумали сами. Её упрашивали написать имя на листке бумаги.
— Дyра, — ругал её следователь, — какая же ты дyра! Я же упеку тебя…
Ксанка слушала и понимала, что ей нечего терять.
Через некоторое время Ксанку перевели в другую камеру. В ней было восемнадцать женщин.
Ксанку никто не трогал, никто к ней не подходил. Она слышала, как её называют колдуньей.
При виде её крестились.
Находясь в общей камере, Ксанка уже не встречалась с Николаем.
Она выглядывала его в коридорах, когда вели на допрос, когда возвращалась. И спросить было не у кого.
Последний день в этой тюрьме Ксанка запомнила на всю жизнь. На заднем дворе выстроили шестнадцать женщин. Среди них была и окаянная.
Заставили раздеться, выдали другую одежду. Ксанка слышала, что их ждёт машина. Тяжело вздыхала. Всё искала глазами сына.
Когда уже все переоделись, их отвели поодаль. Готовили к переезду женщин из другой камеры.
С тех даже не снимали наручники. Переодеваться помогали надзирательницы.
Ксанка старалась никого не рассматривать.
Но было как-то не по себе.
Она подняла голову, и тотчас сверлящий взгляд устремился на неё.
Ксанке показалось, что все её внутренности стали льдом.
Это была Ася.
Она смотрела на окаянную с нескрываемой ненавистью.
Ксанка не смогла сдержать себя.
Она сделала шаг, потом ещё один, ещё…
На неё вроде бы никто не смотрел.
А потом ускорилась и подойдя вплотную к Асе, схватила её за нос.
Та закричала, ногой ударила Ксанку.
Надзирательницы почему-то стояли смирно и наблюдали.
Нос Аси всё так и был в плену Ксанкиных пальцев.
— Ведьма! — кричала Ася. — Спасите!
— Где мой сын? — Ксанка сказала это очень тихо, но сестра Вадима услышала и засмеялась.
Ксанка отпустила её.
— Слышите? Да? —громко кричала Ася. — Преступница вспомнила о сыне, которого бросила младенцем. Ведьма она! Так и знайте!
Ксанка вернулась к своим сокамерницам.
Они окружили её и спрашивали наперебой:
— Ты её знаешь?
— Ого, какая с нами деваха была. Аськина знакомая. Кто ж знал…
— Да что с этой немой возьмёшь? Ей и фамилию дали по статусу. Вороватая…
Женщины смеялись.
А Ксанке очень хотелось узнать, почему Ася оказалась в тюрьме, да ещё и в знаменитостях.
Но узнавать это было не у кого.
После случившегося Асю тотчас увели.
***
Вороватая Наталья Михайловна…
Ксанка за три года привыкла к этому имени.
Работа в карьере была тяжёлой. Приходилось грузить куски породы в грузовики.
Мужчины работали наравне с женщинами.
За два года было три вспышки инфекционных болезней. Переболели все, кроме Ксанки. Её ни одна болезнь не брала.
Держалась Ксанка одиночкой.
По-прежнему не разговаривала. Она иногда пыталась сама с собой поговорить, но не выходило.
Мысли были только об освобождении.
И тут, за тысячи километров от дома, она для всех была окаянной.
Некоторые женщины просили погадать, полечить.
Но просьбы их оставались неисполненными.
Ксанка толком и не знала, за что её осудили.
Она и не хотела ничего знать. Приговор слушала, заткнув уши.
Научилась обходиться почти без еды. Ела только в обед, много пила. Похудела и опять стала стройной.
Ей завидовали: лёгкая гибкая Ксанка обладала невиданной силой. Её крепкие руки могли с лёгкостью закидывать породу в кузов. Ей завидовали даже мужчины.
— А что вы хотите? — часто слышала Ксанка. — У ведьм работа всегда спорится лучше, чем у людей.
В 1938 году Ксанку освободили.
Только на вокзале она поняла, что теперь ей не нужно таскать камни.
Она присела на скамью и заплакала.
Ехать было некуда.
Надежды на то, что Николай работал в той же тюрьме не было никакой.
Но Ксанка решила его найти. Ещё она подумала съездить в Синицыно и попробовать разыскать Зару, а возможно и табор.
***
Николай вышел с работы поздно.
В это время было почти безлюдно.
У ворот стояла женщина. Парень подошёл к неё и произнёс:
— Вам нужна помощь?
Женщина подняла голову.
— Ой, это же вы! Как я рад вас видеть! Я же как узнал, что вас перевели, расстроился. Нельзя мне было к вам. Стали мне намекать, что я лишними делами занимаюсь. А мне ещё отчима кормить надо было. Вот я и пропал. Но о вас слышал часто. Хорошо, что вас не трогали другие. Лучше изначально сделать так, чтобы все боялись. А вы и вправду колдунья?
Ксанка просто улыбалась. Слёзы текли по её щекам. Она их размазывала и молчала.
— Так вы уже на свободе. Пойдёмте ко мне, я вас чаем напою.
Николай взял Ксанку за руку и повёл к себе домой.
Рядом с красавцем сыном она вдруг почувствовала себя самой счастливой на свете.
Николай жил в уютной двухкомнатной квартире.
— Живу тут, пока не выгнали. Отчиму её давали. Мы тут прожили несколько лет, пока мамка Лариса не померла. Стараюсь быть аккуратным. Компании разные не вожу. В свободное время пишу картины.
У Ксанки защемило в сердце.
— Ничего, что я так много говорю? — поинтересовался Николай. — Мне особо не с кем. А вы хороший слушатель. Спорить со мной не станете. Я не люблю спорить.
Давайте уже попьём чай, и я покажу свои картины. Только обещайте не смеяться. Мамка Лариса говорила, что мой отец был художником. А я вот его даже не помню. И не знаю, где его искать. А нужно ли искать…
Ксанка держала в руках горячую кружку и всё не могла наслушаться.
Николай без умолку рассказывал, рассказывал…
— Спите, моя хорошая, — услышала Ксанка откуда-то издалека. — Спите… Вы очень похожи на мою маму…
Проснувшись, Ксанка не сразу поняла где находится. Приподнялась на локтях, осмотрелась. А потом с улыбкой прилегла на подушку.
Хотелось что-то сказать вслух. Она силилась. Но кроме мычания ничего не выходило. Окаянная тянула себя за язык, лезла пальцами в рот, надувала щёки.
Так хотелось опять говорить! Так хотелось сказать Николаю, что она не просто похожа на его мать, что она и есть его мать!
Сына дома не было.
Ксанка думала о том, какой он доверчивый. Пустил в квартиру незнакомую женщину, бывшую осуждённую. И даже мысленно поругала его за это.
На столе лежала записка: «Вернусь поздно, можете чувствовать себя как дома. Приветствую что-нибудь вкусненькое на ужин. Стряпня женскими руками всегда лучше. До встречи, Н…»
Ксанка с радостью выпила чай, съела сухарик и половину яблока.
На кухне нашла дроблёную пшеницу, сварила её, укутала одеялом. Поначалу она боялась смотреть в окно. Думала, что кто-то узнает её и вернёт в тюрьму. Но с каждой минутой становилось всё легче и легче.
Она не думала ни о ком, кроме сына.
Увидев на тумбочке браслет, с которого началась дружба с раздатчиком, Ксанка потрогала его. Воспоминания нахлынули, готовы были захватить её.
Но окаянная больно ущипнула себя и произнесла:
— Хватит горя!
Она вздрогнула. Сначала засмеялась. А потом шёпотом сказала: «Хватит горя…»
Это были слова!
Ксанка разрыдалась.
Она теперь всё время что-то бормотала, чтобы опять не забыть, как разговаривать.
Продолжение тут
Все главы тут