"Иван и Вера, даже после ее приглашения, так и продолжали стоять на том же месте, не делая и шага в сторону дома.
Интересно… Что у них случилось? Может, поругались из-за чего-нибудь?
- Мария Леонтьевна.
Услышав обращение по имени-отчеству Маня насторожилась еще больше. Улыбка сошла с ее лица. Теплее укутавшись в накинутую на плечи фуфайку, она ждала развитие событий."
Зима 1947 года
- Мама! Там Дядя Ваня пришел! Тебя зовет!
Маня, отряхнув руки от муки и вытерев пальцы об чистую тряпицу ответила сыну, повернув голову к двери:
- Так пусть заходит. Проводи его в дом.
- Ага! Хорошо!
Голова и плечи младшего сына исчезли из дверного проема, но уже через минуту дверь вновь открылась:
- Мам! Он не заходит! Тебя зовет! И еще там Вера с ним пришла!
Маня, испытывая крайнее удивление (что еще за фокусы?: обычно Иван самостоятельно заходит в калитку, стучит в окно, а затем входит в дом, где ему всегда рады, и встречают как дорогого родственника, а уж Верочка тем более в приглашении не нуждается – это ее дом), накрыла тесто чистым полотенцем, накинула на плечи фуфайку, не продевая рук в рукава, и поспешила выйти во двор.
----
У распахнутой настежь калитки стоял Иван. Мужчина был одет в старый ватник, темные штаны, и солдатские сапоги. Поредевшие, с годами, волосы на его голове приподнимались на макушке от порывов ветра. Лицо с глубокими морщинами покраснело от холода. Иван, не смотря на бедность одежд, создавал впечатление внешне опрятного, гордящегося своими пока еще не совсем растраченными красотой и силой зрелого мужчины.
Позади Ивана стояла Вера.
Девочка, после возвращения отца с фронта, жила все эти годы на два дома: в одном доме (родительском, она ведет хозяйство самостоятельно и делает всю женскую работу) с Иваном (тетушка Оня умерла год назад), в другом – с мамой Маней и братьями.
Закутанная в шерстяной платок, в черном, приталенном пальто (Маня и Вера недавно, очень удачно купили это пальто на барахолке у какой-то интеллигентной женщины, судя по манерам и поведению, учительницы) дочка, увидев подошедшую к калитке Маню, сразу опустила ресницы, спрятав за ними стыдливый взгляд, и нагнула низко голову.
- Иван, Верочка! Вы чего здесь выстроились? Холодина какая на улице! Проходите в дом! Там поговорим.
И, нахмурив брови, от того что заметила, что и девочка, и ее отец выглядят серьезными, спросила:
- Что-то случилось у вас? Что-то серьезное?
Иван и Вера, даже после ее приглашения, так и продолжали стоять на том же месте, не делая и шага в сторону дома.
Интересно… Что у них случилось? Может, поругались из-за чего-нибудь?
- Мария Леонтьевна.
Услышав обращение по имени-отчеству Маня насторожилась еще больше. Улыбка сошла с ее лица. Теплее укутавшись в накинутую на плечи фуфайку, она ждала развитие событий.
В следующую минуту Иван, засунув руку под ватник на груди, вынул ярко-лиловый платок с черными, длинными кистями, и, позволив красивой вещи «стечь» с руки «каскадом», произнес:
- Маня…Я…ВНОВЬ…пришел просить Вас стать моей женой. Законной. Уже дважды вы мне отказали за эти годы. Но я не теряю надежды.
Иван смотрел на Маню взглядом горящим, даже жадным. Мане казалось, что он своими глазами, цвета летнего неба, пытается поглотить ее всю, без остатка… Но в них, в этих глазах, не жадность просто «голодного» мужчины, уже давно живущего без женщины (после возвращения с войны, Иван не привел еще ни одной кандидатки на роль жены в свой дом), а жадность уважительная, восхищенная, и даже возвышенная, в какой-то степени.
- Иван…
Маня обреченно опустила глаза и вздохнула печально:
- Ну зачем ты опять заводишь этот разговор? Зачем?... Ты же сам знаешь: я могу лишь повторить тебе те же самые слова, что и говорила в прошлые годы: Я НЕ МОГУ ПРИНЯТЬ ТВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ. У меня УЖЕ есть муж...
???????
Маня зябко повела плечами, чувствуя себя очень неприятно в эту минуту, и искренне не понимая настойчивости мужчины, ведь повода она никогда ему не давала, ни одного!, чтобы он мог надеяться на взаимные чувства.
Но Иван, не обращая внимания на поведение и слова Мани, продолжил говорить горячо и эмоционально:
- Маня! Послушай меня. Внимательно. И поверь мне. Я за вас за всех: за тебя, за мальчишек, за Веру… жизнь готов отдать! Я хочу стать тебе мужем, опорой, хочу стать твоим сыновьям отцом.
Увидев, как у Мани распахнулись возмущенно глаза после этих слов, поспешил добавить:
- Конечно, я понимаю, - лучше родного родителя мне не стать! Но жизнь ведь продолжается, Маня! Посмотри, сколько всего вокруг творится: разруха, хулиганье по округе расцветает! Того и гляди, втянут эти весельчаки наших ребят в нехорошую компанию! Они сами остались после войны безотцовщинами, и ищут вот таких же безотцовщин! А потом из тех кругов дорога одна – в тюрьму. И это не шутки! Строгость отцовская нашим мальчикам нужна, защита родительская, совет мужской. Конечно: Мать –это Мать, Маня…Это забота и ласка. Но сынам в таком возрасте НУЖНЕЕ ОТЕЦ. Ты не можешь этого отрицать…
Выдохнув, и вновь набрав в грудь морозного воздуха, Иван, продолжил убеждать Маню, стараясь преподнести себя в самом лучшем виде, и вразумить упрямую красавицу дать ему шанс стать счастливым мужчиной:
- А для тебя, Мария Леонтьевна!…Если ты согласишься…Как только станешь моей женой, и возьмешь мою фамилию - то сразу уволишься с ткацкой фабрики, и перейдешь ко мне на станкостроительный завод учетчицей в цех. Работа не тяжелая, без нормы! (от автора: «норма» – это ежедневное выполнение или перевыполнение плана (движение стахановцев) по выработке продукции на предприятии). Я договорюсь! У меня есть связи! И ты у меня больше никогда не будешь стоять по пятнадцать часов у станков! Если сойдемся мы с тобой, Мария Леонтьевна, по весне крышу дома черепицей перекроем с мальчиками, колодец выроем во дворе, кур пеструшек заве…
Маня, глянув исподлобья на Ивана, не стала дождаться перечисления всех розовых мечтаний мужчины о совместной жизни, и, поймав момент, произнесла строгим, но мягким голосом, не желая обидеть своими резкими словами мужчину:
- Иван, хватит! Пожалуйста.
Затем, подняв голову, и расправив плечи, Маня, глядя Ивану теперь уже прямо в глаза, добавила голосом, не дающим даже возможности сомневаться в ее словах:
- УСЛЫШЬ МЕНЯ: Я ЖДУ СВОЕГО МУЖА. ЛЬВА! Он скоро вернется ко мне и детям. ВАНЯ, МНЕ НЕ НУЖЕН ДРУГОЙ МУЖ…Извини,…Я люблю только отца своих сыновей.
Иван, услышав уже в третий раз за последние годы такой ответ от полюбившейся ему женщины, не удержался, и горестно хмыкнул, подняв единственную руку с подарочным платком выше, и махнув ей отчаянно в воздухе:
- Мария! Опомнись! Сегодня уже 1947 год! Сорок седьмой! Уже все, кто мог…Все, кто остался жив, вернулись домой! К семьям…К детям… Будь благоразумной… Маня… Отпусти Льва… Позволь себе жить дальше…Ты ведь еще совсем молодая! Зачем ты так?
Маня, вздохнув тяжко и грустно, перевела свой взгляд на Веру, стоящую за спиной Ивана, и произнесла, глядя на поникшую дочь мягким, успокаивающим взглядом:
- Доченька, Верочка. Зайди в дом. Замерзла уже вся. Еще заболеешь, не дай бог… Я там тесто на лепешки завела. Как зайдешь, перемеси, пожалуйста.
Вера, кивнув головой в ответ на слова мамы Мани, обошла отца, и, так и не поднимая глаз, и не произнося ни слова, прошла к дому.
Уже зайдя в дом, и сняв с ног закоченевшие на морозе резиновые сапожки, Вера тихонько заплакала, привалившись к беленой известью стене. Ей сейчас так плохо…Так тяжело… Так всех жалко… И маму Маню жалко, и отца, и дядю Леву, что пропал без вести еще в сорок третьем году, и родную маму, уже столько лет лежащую в сырой земле на старом кладбище. Вера уверена – была бы жива мама – папа бы ни на одну другую женщину не посмотрел. А что про маму Маню, так Вера говорила отцу уже тысячу раз – не согласится мама Маня выйти за него замуж! Она дядю Лёву ждет. Калитку никогда на щеколду не закрывает, и, обязательно, оставляет одну занавеску не задернутой на окне. Уж сколько лет Вера ловит моменты, когда мама Маня, вытянув шейку, смотрит на калитку через мутное оконце…Ждет. И днем, и ночью... Мужа своего ждет. Не нужен ей ни отец Веры, ни один другой мужчина.
----
Вечер следующего дня
Вера шла на фабрику, чувствуя, как у нее от волнения выпрыгивает сердце из груди.
Может сегодня их там не будет?
С каждой минутой, Вера все ближе и ближе подходила к серому зданию фабрики. И вот, последний поворот дороги остался позади, а впереди…
Стоят…Опять стоят…И вчера стояли, и позавчера…
Вера сжала в руке сумку, в которой несла свой скромный обед, нагнула голову, и ускорила шаг, пытаясь как можно скорее пройти мимо компании молодых парней в кепках, с папиросами, зажатыми в зубах.
Взрослые по возрасту, не знающие страха ни перед кем, тихо переговаривающиеся между собой, при разговоре отворачивающие головы, чтобы даже по губам было непонятно, о чем они говорят между собой, эти люди вселяли страх в девушку. Вера, в свои восемнадцать лет, боялась, как огня, взглядов этих молодых парней, которыми все они «облизывают» ее каждый раз, провожая до фабричной проходной. Эта слежка продолжается уже несколько дней. И Вера надеется всей душой, что ее девичий страх все же беспочвенный, и эти парни поджидают за углом совсем не ее, а кого-то совсем другого. Может, друга своего ждут? Или у кого-то из них на фабрике работает девушка?
Когда Вера прошла уже достаточно далеко, стойко вытерпев оценивающие и липкие взгляды всей компании, она, на секунду, зажмурила глаза, выдохнув с облегчением.
Но вдруг, еще через несколько сделанных торопливых шагов, Вера почувствовала, как чья-то рука ухватила ее чуть выше локтя, и потянула назад. От неожиданности, Вера вскрикнула и поскользнулась, но эта же сильная рука, подхватив, предотвратила ее позорное падение на мерзлую землю.
- Куда ж ты так спешишь, Мальвина? До начала твоей смены еще двадцать минут. Давай познакомимся. Меня Анатолием зовут. Лучшие друзья меня еще Клестом называют.
И в этот момент парень, закончив говорить свои слова у виска Веры довольно грубо развернул ее к себе лицом, и спросил, уставившись теперь смолянистыми глазами, в которых плескалась гордость, вперемешку с хвастовством:
- Слышала обо мне?
Вера, с испугу, моргнув несколько раз, задержала свой взгляд на скалистой и не красивой улыбке парня: в уголке губ его зажата длинная папироса, со сплюснутым кончиком, два верхних широких передних зуба немного выпирают из общего ряда, как бы «наезжая» друг на друга. Почему-то в голове у Веры мелькнула мысль: «Видимо, за эти кривые зубы и прозвали тебя лучшие друзья Клестом» Вслух же произнесла совсем другие слова:
- Нет. Не слышала. Отпустите меня. Мне надо идти. Я опаздываю.
Вера дернула рукой, пытаясь освободиться из мужского захвата. В ответ она получила грозный шепот с прищуром смолянистых глаз:
- СТОЯТЬ, МАЛЬВИНА…НЕ НАДО ТЕБЕ НИКУДА ИДТИ, КОГДА Я С ТОБОЙ РАЗГОВАРИВАЮ.
ИМЕЙ УВАЖЕНИЕ К СОЛИДНЫМ ЛЮДЯМ.
ПОЙДЕШЬ, ТОЛЬКО ТОГДА, КОГДА Я ТЕБЕ РАЗРЕШУ ЭТО СДЕЛАТЬ.
Анатолий после этих слов еще больнее сдавил руку Веры через рукав пальто, и нагнулся к ее лицу. Вера, от командного тона парня и его грубых слов отшатнулась, едва не вскрикнув от испуга.
Но в следующую минуту Анатолий, как по мановению волшебной палочки, сменил гнев и злость на милость и мягкую улыбку. Достав свободной рукой из-за пазухи плитку шоколада, он самовольно и смело засунул ее Вере в сумку и произнес, немного сжимая-разжимая пальцы на рукаве ее пальто:
- Кушай шоколадку, Мальвина, и хорошо запомни то, что я тебе сейчас скажу:
с сегодняшнего дня ты считаешься моей девушкой….
……
- Что????
Вера, от удивления, дернулась, и вновь поскользнулась (резиновые сапожки очень скользят по мерзлой, припорошенной снегом земле), но Анатолий вновь ее поддержал и уберег от падения. Его голос звучал твердо, уверенно, горделиво:
- Да. МОЕЙ. Я тебя себе выбрал. Запомни, Вера…Хорошо запомни: с сегодняшнего дня хоть одного хахаля возле тебя увижу…
Парень недоговорил предложение до конца, но Вера по тону поняла, что он серьезно угрожает ее будущему (у Веры нет пока парня) жениху.
-А если вздумаешь мне изменить, и тебе мало не покажется.
Анатолий сделал странное, почти незаметное движение рукой, и на его ладонь, от запястья, опустилась рукоятка…ножа??
Увидев, что его слова и действия произвели нужный эффект на девушку, Анатолий, спрятав в рукаве нож, вновь подобрел на глазах, и произнес, дотронувшись подушечкой большого пальца до щеки Веры:
- Иди…Завтра вечером я тебя буду ждать здесь…на этом месте. Мы теперь с тобой встречаемся.
И в этот самый момент, резко отпрянув от чужой руки на своем лице, Вера почувствовала, как весь страх, что накопился в ее теле за последние дни, вдруг «стек» стремительным потоком вниз, к ее ногам, смытый крайним возмущением и даже злостью. Вера, взглянув на этого «самозванца-жениха» смелым и высокомерным (так, наверное, смотрят королевы на своих поданных) взглядом, произнесла:
- Я НЕ ВАША ДЕВУШКА, И НИКОГДА ЕЙ НЕ БУДУ. Не надо меня ждать! И не надо мне угрожать! Ясно? И шоколад мне ваш не нужен! Заберите его! И ..
Вера, достав шоколадку из сумки, попыталась впихнуть ее в руки Анатолия, но он остановил ее руку, силой заставив опустить шоколад обратно в сумку, при этом до боли в суставах сжав ее пальцы.
Его голос в ответ прозвучал… восхищенно:
- Вот это характер у моей Мальвины! Я рад, что не ошибся в своем выборе… Не любишь шоколад, да, любимая? Хорошо…Я учту это на будущее. А теперь беги, а то опоздаешь, и глупости не вздумай делать…Кстати, передавай от меня и моих друзей привет братьям, отцу, приемной мамке …И жди меня завтра…Завтра я принесу для тебя другой подарочек…Ты права, моя Мальвина -– шоколадки –это слишком просто и не достойно тебя…
Вера, в ответ на слова и поведение Анатолия лишь хлопала ресницами, вновь чувствуя, как ужас карабкается по ее ногам обратно вверх, пытаясь поглотить ее всю. Тот факт, что этот человек так много знает о ней и о ее семье, напугал девушку еще сильнее.
Мимо компании местных хулиганов и Веры с Анатолием проходили, спеша, работницы фабрики - женщины, в основном одинокие, оставшиеся после войны без мужей и отцов. Большинство из них, так же как и Вера, боялись этих наглых, ухмыляющихся парней. Но некоторые женщины (их совсем немного) проходили мимо мужской компании, хихикая, и поглядывая на ребят в кепках и с папиросами в зубах, игривыми взглядами, желая заполучить внимание сильного пола. И никому из всех этих женщин не было дела до того, что девушка Вера стоит посредине узкой улицы, и разговаривает с одним из них.
Но вот, Вера услышала, как ее издалека окликнули по имени. Увидев в дверях фабрики Ивана Ивановича, начальника отдела кадров, Вера с новой силой дернула рукой, и освободившись, почти бегом побежала к зданию фабрики.
Клест быстро нашел взглядом того, кто помешал ему беседовать с девушкой. Выплюнув на землю папиросу, он, засунув руки глубоко в карманы, и ссутулившись, пошел к своим дружкам.
Когда Вера подошла к мужчине, Иван Иванович спросил, продолжая сверлить взглядом компанию молодых ребят, все еще топчущихся на одном месте, и оживленно о чем-то беседующих:
- Что он от тебя хотел?
Вера, нервно теребя сумку в пальцах рук, ответила Ивану Ивановичу:
- Сказал, что я должна стать его девушкой. Он так решил.
Иван Иванович прищурив взгляд, ответил, продолжая наблюдать за компанией:
- Не забудь отцу рассказать, что этот…к тебе приставал. Скажи, пусть какое-то время провожает тебя на работу и обратно. А я схожу завтра куда надо… Нечего этим шалопаям возле нашей фабрики ошиваться.
Вера, после слов Ивана Ивановича, почувствовала себя легче.
Через час она уже почти не вспоминала о парне с папиросой в зубах. Ей бы только домой вернуться, и она все расскажет отцу. Они с Иваном Ивановичем не дадут ее в обиду))
Путеводитель по каналу можно посмотреть здесь
Дорогие мои читатели. Примите мои искренние извинения за столь долгую задержку. Мне очень стыдно перед вами, но у меня были на то веские причины. Я скучала)) Честное слово)) Очень скоро я выпущу "извинительные" главы)) Всем спасибо за прочтение!!!