К тому времени дождь уже превратился в ливень. Оба изрядно промокли и отогревались в кабинете у майора горячим чаем.
- Ну всё, дальше тормозим, - прихлёбывая из кружки, говорил Александр.
Коломийцев молчал.
- Ну, что ты, Игорь, воды что ли в рот набрал? Всю дорогу молчишь.
- Я думаю, товарищ майор, что мы допустили большой промах в опросах свидетелей на Сажина.
- Что ты имеешь в виду? – насторожился Александр.
- А то, что мы опросили тщательно лишь соседей по площадке. А некоторых в этом Куликовском подъезде мы даже не видели.
Майор замер и отставил в сторону кружку.
- Ты уверен, что опрошены не все?
- Нет, не все.
- А кто не опрошен?
- Были люди, которых нет дома и не было тогда.
- Ну и все дела?
- Может, установить отсутствующих на тот момент? Кого не было в этот день дома, кто опять появился. Пусть даже ничего они не знают, но установить надо. Помните, дело Филимоновой? Нужные показания спустя много лет Егоровой дала именно та женщина, которая отсутствовала дома и которую забыли опросить.
- Да, повторять такие ошибки многолетней давности мы с тобой не будем, Игорёк. Действуй!
Поздно вечером Игорь Коломийцев докладывал майору следующее:
- Жильцов, сосед с первого этажа отсутствовал при опросе. Его и теперь нет. В конце февраля он съехал с квартиры, его соседи говорят, что он переселился к своей женщине на постоянное место жительства, но в квартире много цветов, он приходит их поливать.
- Когда, приходит, узнал?
- В эту субботу будет.
- Поздно. Нужно быстрее.
- Достал адрес его женщины.
- Вот это уже кое-что!
Майор поднялся из-за стола, поправил форменный китель, снял фуражку с вешалки и, обернувшись к Коломийцеву, скомандовал:
- Ну, пошли!
- Версия развалилась. В дребезги рассыпалась, на мелкие кусочки разлетелась! – обхватив голову руками, сидя у окна на стуле, говорила Наташа после утреннего совещания.
- Ты расстроена? – спросил Андрей.
- Нет, ничуть. Я даже рада, что мы хоть куда-то вышли. Хотя обидно, столько работать с первой версией и всё разбилось в пыль.
- Да, Терещенко молотил вчера по-богатырски целый день.
То, что узнал вчера майор, об этом доложил Коломийцев сегодня у полковника в кабинете. Присутствовали все. Сам майор был опять в отъезде. На данный момент на железнодорожном вокзале он опрашивал кучу народа. Коломийцевым было доложено о том, что кроме вышеизложенных данных, Жильцовым было показано следующее:
- 27 февраля, Жильцов, сосед Куликова с первого этажа, вечером открыл дверь на звонок и узнал в пришедших брата Куликова Валентина Борисовича. Вместе с женой они не раз приезжали сюда и были всем соседям хорошо знакомы. Не дозвонившись до брата, уехавшего к другу и ещё не вернувшегося, они хотели уходить, но спустившись на первый этаж, позвонили Жильцову. Куликов помнил, что у того есть телефон. По показаниям Жильцова было вызвано такси, которое пришло минут через сорок пять. Вместе с ними Жильцов и уехал. Вещи им были заранее собраны. На Отрадной его ждала любимая женщина. Куликовых высадили у вокзала, а сам Жильцов поехал с этой же машиной дальше, в район турбаз. Со слов москвичей они направлялись в Высокое к матери и отчиму.
- Судя по всему, - добавил Султанов, - они от вокзала уехали на частнике, так как в это время, а было уже где-то 23 часа, автобусы туда не ходят.
Задача Терещенко была проста. Время ещё прошло не так много с момента исчезновения супругов из Москвы, и на вокзале, показав их фото как можно большему числу сотрудников, он надеялся найти хоть кого-то, кто помнил бы их поздний приезд сюда. Пожилая уборщица привокзального буфета вспомнила только чемоданы в крупную зелёную клетку и ничего больше. А вот молодая кассирша вспомнила кое-что поинтересней.
- Я уже тогда закрывала кассу, - говорила она, глядя на майора. – Двое – мужчина и женщина, она вот на фото у вас. Мужчину я хуже помню. Так вот они стояли здесь, у дороги, долго стояли. Женщина села на чемодан и мне показалось, что они ссорились. Во всяком случае, они очень громко говорили всякие резкие слова друг другу.
- Который был час? – спросил майор.
- В одиннадцать, я стала закрывать кассу. Примерно в 11 часов вечера они тут и стояли. А когда сели в машину, прошло ещё какое-то время.
- Так-так, об этом подробнее.
- Я живу здесь рядом, через квартал от вокзала. Сдала кассу и пошла через дорогу. А эти двое всё стоят. Обернулась ещё на скрип тормозов. Посмотрела, а они уже в машину садятся. Машина развернулась и проехала прямо мимо меня, в сторону Почтовой улицы.
- А вы не видели, это такси было?
- Не знаю, может быть. В свете фонаря, она желтая такая показалась, точнее – песочная, но не «Волга», кажется «Нива» была или «Лада», а точнее – не помню.
«Опять песочная «Нива»: - от этих мыслей у Терещенко даже вспотели ладони. – Вот это да! – произнес он, - вот это да!
Он сидел за столиком в привокзальном кафе и переваривал услышанное. Даже было тяжело встать и куда-то идти. Вся эта информация двух последних дней росла, как снежный ком и обрывалась на одном и том же.
- А дальше тупик и неизвестность! – проговорил он.
Суматоха понемногу улеглась. Сейчас было самое время подумать о том, как действовать дальше. Мысли путались в голове, сталкивались, но ясным было лишь одно: надо искать этот странный автомобиль «Ниву» оранжевого цвета. Там кроется разгадка исчезновения Куликовых, а возможно и тех двоих из Ленинграда. Уже два случая похожих один на другой. Садятся в одну и ту же, приблизительно, машину, едут до села Высокое и туда не доезжают.
Двери в кафе были открыты настежь. Терещенко сидел сейчас за круглым столиком у входа и мысленно проходил весь путь вчерашнего расследования за ново. Перед глазами мелькали прохожие, пассажиры, обычная суета и сутолока вокзала. Он барабанил пальцами по планшету, лежащему перед ним на столе, и уже хотел было подняться и пойти к автобусной остановке, как вдруг замер. Лицо его неожиданно побледнело, яркий румянец на щеках приобрел синеватый оттенок. Терещенко не сводил глаз с одной весёлой парочки, которую он заметил ещё несколько минут назад. Женщина по фигуре уже тогда показалась ему знакомой, а так же то, как она была одета. Но на большом расстоянии не мог разглядеть её лица. Потом майор подумал, что обознался и перестал наблюдать за ними, но теперь когда они подошли так близко к открытым дверям кафе и встали под козырёк, прячась от усилившегося дождя, не было никаких сомнений. Перед Терещенко, к нему спиной стояла его собственная жена Галина с огромным и ярким букетом цветов в руках. За талию её нежно обнимал мужчина лет сорока с заметно выраженными кавказскими чертами лица. У майора отнялись ноги. Вместо того, чтобы встать и подойти к ним, грубо нарушив их праздник, он смотрел во все глаза, хлопал ресницами и не мог даже шевельнутся. Всю грудь распирало ледяным холодом, частично пропало зрение, глаза заволокло туманом. Весь его бешеный нрав ушел куда-то внутрь, там бушевал, но прорваться сквозь эту ледниковую завесу сковавшую всё тело, не мог. Вскоре подъехало жёлтое такси с шашечками на верхнем щитке. Быстрыми шагами они направились к машине. Грузин открыл перед Галиной дверцу, она села позади шофёра, вежливо подал ей букет и уселся на переднее сиденье. Хлопнув дверью, машина покатила мимо вокзала в сторону Отрадной, к турбазам. Лишь спустя минут десять после увиденного, к Терещенко вернулся цвет его лица и дар речи. Одной рукой порывисто и резко он схватил планшет со стола, другой дрожащей и неуверенной с ледяными пальцами, как будто только что вынул их из проруби, провёл по лицу, снимая свою окаменевшую маску. Наконец он встал. Шатаясь, как пьяный, откинул от себя пластмассовый стул, который тут же рухнул вверх ногами в проход между столиками, и медленно двинулся на выход.
"Ты меня сделал такой счастливой, Саша! До тебя, я никогда не была так счастлива, ни с кем, - говорила Галина в первый их совместный вечер.
- Ты говоришь мне правду?
- Да, я всегда буду говорить тебе только правду!.." - эти слова из прошлого звучали сейчас где-то совсем рядом и причиняли невыносимую боль.
Как он добрался до Загорянки и вошел в УВД, он уже не вспомнит никогда. Стремительно войдя к себе в кабинет, он буквально упал на стул без сил и чувств и, опрокинувшись за столом головой на сложенные руки, громко зарыдал, трясясь всем телом. Перепуганная Егорова, сидевшая к моменту появления майора за столом напротив, вскочила на ноги. Она с ужасом смотрела на его вздрагивающие плечи, на валявшийся у стола планшет и, как в кошмарном сне пыталась осознать реальность. Это был первый случай, когда жизнерадостного, брызжущего энергией майора Терещенко она видела в таком состоянии. Наташа подскочила к телефону, зачем-то сняла трубку, потом плюхнула её обратно на аппарат. Наконец, она кинулась к подоконнику где стоял стеклянный графин с водой. Дрожавшими руками сняла с него колпачок, налила воды в стакан и подошла к майору. Он сидел в той же позе и продолжал вздрагивать. Девушка тихонько прикоснулась к его плечу. Терещенко замер. Он ощутил на себе чьё-то прикосновение и лишь теперь понял, что в кабинете находится не один. Он поднял голову, вскинул на Егорову свои большие серые глаза и не отрываясь стал пристально смотреть на Наташу, будто пытался понять, кто же стоит перед ним. Кроме тяжёлой тоски в его глубоких глазах, Наташа видела крупные прозрачные слезинки, застывшие на его дрожащих ресницах. И поняла, что так чувствовать себя может только очень несчастный человек. Она протянула Александру стакан с водой. Он отодвинул его в сторону, тогда она поставила рядом свой стул и нежно обняла его за плечи.
- Что такое, товарищ майор? Саша, что с вами? – впервые так его назвав, Наташа немного растерялась.
Но, очевидно, ему сейчас было не до субординации. Терещенко почувствовал, как вновь отяжелела голова, он снова уронил её на сложенные руки, но от прикосновения Егоровой и от её участливых слов, стало будто легче. Слёзы уже не катились градом, плечи не вздрагивали. Он просто расслаблено сидел у себя за столом, чувствуя, как всё внутри куда-то проваливается, исчезают мысли, желания, эмоции. Взамен бурному кипящему гневу, приходит тупое равнодушие и усталость. Всё тело сделалось тяжёлым, чужим. А, может быть он всем чужой? Чужой и ненужный никому? «Один, вот ты и один остался, Сашка!» - промелькнуло в голове и тот час же погасло. С отвращением и омерзением, словно раздавил гадюку, вспоминал он теперь смеющееся лицо своей жены. Нет, теперь он уже не сможет к ней подойти, даже прикоснуться к ней было чудовищно и гадко. А он ещё не верил слухам, долго не верил тем, кто пытался рассказать ему о новом поклоннике жены, грузине. Уже с пол года ходили эти слухи среди соседей, но Терещенко их отметал от себя, как ненужный хлам и только теперь понял, как был слеп, и как обманут дорогим и близким ему человеком. И лишь мысль о сыне заставила его ожить и встрепенуться.
- Ну, что с вами, что такое? – продолжала спрашивать Наташа.
Её слова ускользали, не воспринимались слухом, но то что она сидит рядом, он это знал, чувствовал. Тут почему-то на память ему пришёл Жигулин и их разговор в парке, у колеса обозрения. Терещенко резко вскинул голову, почувствовав, как силы снова вернулись к нему и с негодованием произнес:
- А все вы, бабы, одинаковые, подлые и мерзкие!
Наташа оторопела, но поняла, что принимать на свой счёт слова майора, когда он в таком состоянии, глупо и опрометчиво.
- Что, всё же, случилось? – почти шёпотом переспросила она.
Вместо ответа он произнёс: - Истомина позови.
Девушка пулей выскочила из кабинета.
Через несколько минут они вошли туда вместе с Истоминым. Майор сидел за столом, придвинув к себе планшет, который Наташа подняла с пола, когда выходила.
- Так, Вячеслав. Садись сейчас на телефон, звони в ГАИ и делай запрос на машину «Нива» оранжевого или грязно-песочного цвета. По всему району пусть соберут данные. И проверьте, не проходила ли подобная машина в сводках о происшествиях на дороге или, как-нибудь ещё.
- Слушаюсь! – сказал Истомин и поспешно удалился.
Не глядя на Наташу, майор произнес:
- Последний протокол допроса кассирши – вот он, - Терещенко кивнул на планшет, - передашь Султанову.
- А вы?
Майор поднялся из-за стола и поправил на себе китель.
- Дежурная машина на месте?
- Кажется, да.
Широкими шагами, полный решимости довести до конца задуманное, майор направился к двери.
- Куда вы?! – Наташа бросилась за ним, не понимая, что происходит. – Я не оставлю вас в таком состоянии. Я не оставлю вас! – почти закричала она.
Держась за ручку двери, он произнес:
- Поехали!
Не зная, куда и зачем она едет, Наташа бегом спускалась по ступенькам за майором. В дверях они столкнулись с её отцом и Андреем, которые с удивлением проводили их глазами до машины. Наташа и майор поспешно сели в неё и тронулись с места.
- Куда мы едем? – спросила Наташа, когда машина понеслась к парку Ленина.
- Кирилл, здесь налево, - скомандовал Терещенко шофёру, - к моему дому и побыстрее.
Наташа от удивления разинула рот, но следующий вопрос не получился, он застрял в горле. Мимо за мутным стеклом в капельках дождя, проносились серые стволы деревьев, мокрые до черноты, они мелькали перед глазами, как кривой забор. Было отчего-то грустно и тоскливо. Наташа сидела за спиной у шофёра, опустив голову. Она расправила воротник своей форменной рубашки, поплотнее запахнула полы бежевого плаща и глубоко вздохнула. Услышав её вырвавшийся вздох, Терещенко поглядел в зеркальце заднего вида, что было над головой у водителя. Рассмотрев в нём Наташу, майор отчего-то улыбнулся одними губами. «Пусть она будет со мной, - пронеслось в голове, - лучше вдвоём».
Машина затормозила у второго подъезда серой пятиэтажки. Быстро пробежав к дверям дома под косыми стрелами проливного дождя, майор и Наташа вошли в парадную. Перешагивая через ступеньку, Терещенко стремительно летел к своей квартире на третьем этаже. Открыл дверь сын Алёшка, только что пришедший со школы. Мальчик немного удивился, увидев на пороге отца и Наташу, но то, что произошло дальше, удивило его ещё больше, а также привело его спутницу в состояние шока. Буквально влетев в маленькую комнату, которая находилась в конце тёмного коридора, майор загремел створками гардероба. Наташа последовала за ним. Остановившись в дверях, она с изумлением наблюдала следующую сцену: Терещенко с шумом и порывисто выбрасывал с полок вещи на пол.
- Что? Что вы делаете? – с хрипом в голосе произнесла она.
Майор молча продолжал своё дело.
- Остановитесь, что вы, так нельзя, - она подскочила к Александру и схватила его за локоть.
Он не отпихнул её, но не останавливаясь, продолжал сбрасывать вещи с полок другой, свободной рукой.
- Объясните, наконец, что здесь происходит?! – крикнула Наташа в исступлении, продолжая удерживать его руку.
Он остановился, повернул к ней лицо, и с усмешкой произнес:
- С женой развожусь, разве не видно?
Наташа отпрянула в сторону. В голове стали лихорадочно проноситься всякие нехорошие мысли. Она обняла за плечи стоявшего рядом с ней испуганного малыша и отошла к дверям. Тем временем, майор открыл уже большие створки гардероба, достал оттуда своё зимнее пальто, шапку, куртку и снял с вешалки свой спортивный костюм. Затем он, как в лихорадке, начал перебирать свои галстуки, а потом скомкал их и швырнул в дальний угол комнаты. Он со злостью плюхнулся на разобранную кровать, пнул мыском шмотки валявшиеся под ногами, опустил голову и затих.
- Как вы можете? Так же нельзя! Как же без жены-то? – еле слышно спросила Егорова, стоя всё там же, у двери комнаты. – Почему вы так, вдруг, зачем? У вас же сын?
- Плевала она на сына. Жена! Развлекается сейчас моя жена на какой-нибудь турбазе в районе Отрадной улицы со своим грузином.
- Что вы такое говорите?
Терещенко поднял глаза на Наташу и на сына.
- Шлюха твоя мать, - зло сказал он и покраснел.
- Что вы, так нельзя, замолчите сейчас же, при ребенке…
- Пусть знает, - оборвал он Наташу.
- Но откуда вы знаете, что она сейчас там?
- Сам видел, своими глазами, можешь не сомневаться, - произнёс он с усмешкой. – У вокзала видел. Я там находился с утра после опроса свидетелей, а они мимо меня прошли и не заметили. Сели в такси и укатили вместе.
Терещенко вздохнул и порывисто встав с постели, принялся снимать с антресоли чемодан.
- Помоги собрать вещи сына, - попросил он. – Я его здесь не оставлю… Сынок, сейчас поедем к тете Наде. Сестра сейчас одна живет, - пояснил он, - в родительской квартире, после развода туда пришла. Это у нас, видно, семейное. Сперва она развелась зимой, а теперь вот я!
- Мои вещи, там в шкафу, тётя, пойдёмте,– произнес мальчик и повел Наташу в большую комнату.
Терещенко для Алёшкиных вещей принёс большую спортивную сумку с широким ремнём и поставил её на зелёный палас перед Наташей.
- Значит, вы сына забираете? А как же мать? Она же мать!
- А я отец! – резко выпалил он и ушёл обратно.
Наташа аккуратно уложила в сумку всё, что подал ей мальчик. Терещенко вынес в прихожую два чемодана и щёлкнул включателем. Загорелся свет и осветил его бледное и осунувшееся за какой-то час, лицо. Наташе казалось, что это вовсе не майор стоит перед ней, а совершенно посторонний и неизвестный ей человек.
- Может, вы хотя бы записку ей на столе оставите? – робко попросила она, и в то же время понимала, как смешно сейчас выглядит с этой просьбой, глупо и нелепо. Но, что-то надо было сказать в подобной ситуации, а что, она от растерянности не знала.
Терещенко молча повернулся к ней и осторожно взял из её рук приготовленную сумку с вещами сына. Затем он выложил из кармана форменного кителя ключи от своей квартиры с брелком в виде петуха и положил их на полку у зеркала.
- Вот и всё! – произнес он. – Вот и всё!
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
