Взъерошенная дочь метеором влетела в помещение, где я кропал что-то свое, и принялась рыться в ящике шкафа. «Что ищем?» - с ленцой протянул я. «Ничего!» - недовольно буркнула она, не прекращая поиска. Через какое-то время, обзаведясь приглянувшейся тряпицей, с той же быстротой умчалась из комнаты.
Любопытство заставило подняться на ноги и поспешить за ней. Прежнее ощущение спокойной рутинности дня было нарушено.
Оказалось, что моя Настя где-то подобрала голубя со сломанным крылом. За неимением бинта готовилась перевязывать его найденной тряпкой. Я предположил, что в данном случае понадобится какая-то шина, и попросил её справиться в интернете о тонкостях и подробностях.
С этого и началась неделю назад наша голубиная история. Прилаживаемую к крылу шину из картонки я приматывал не для голубя, а для дочери, для ее успокоения. Мне сразу стало ясно, что его левое крыло уже срослось, срослось неправильно, и он уже никогда не полетит. Дочь робко подсунула мне интернетовскую статейку, где рекомендовали в подобном случае отвезти птицу в ветлечебницу, а там ему сломают неправильно сросшееся, правильно соединят и правильно зафиксируют. Да не по нашим доходам такая роскошь.
Дочь тоже это понимает, но от надежды-то как откажешься? Жена слышала ночью осторожненький дочкин плач и предположила, что в этом голубе она видит себя. Видит или не видит, но именно Настя отстояла когда-то нашего ослепшего и оглохшего пса Боньку, которого мы собирались отвезти усыпить. Недолго он после этого прожил. На её руках и умер. А сейчас голубь. Птица, отличающаяся особой въедливостью своего помета. Не устанет она от постоянного наведения за ним чистоты? Не будем ли и мы вынуждены подключаться к процессу?
Мне при желании тоже можно увидеть в голубе себя. Только совсем по-другому. Точно так же, как он, я когда-то оказался с разбитым вдрызг плечом – и тоже левым. А дело было так. Поехали мы втроем: я, жена и дочь, по маршруту Золотого кольца. В Переяславле я в какой-то момент забрался на высокий земляной вал. Не просто так забрался, а с двумя разнонаправленными целями: первая – чтобы увидеть прошлое, расстилавшееся прямо под тем валом, а вторая – чтобы решить один насущный вопрос самого настоящего настоящего.
Знаете, из уважения к вам не буду ходить вокруг да около: крайне срочно надо было отправить одну физиологическую потребность, с которой природа не считается даже в таких исторических местах. Впрочем, ради того же уважения вынужден добавить: не поручусь, что исторический интерес я здесь не приплел для солидности.
Итак, стою я наверху, оглядываю по-богатырски, из-под ладони, исторические просторы и замечаю ниже по склону очень привлекательные кустики. Недолго думая, довольный, начинаю спуск. И сразу вскрываются два недогляда. Недогляд первый: склон очень крутой и протяженный, а кустики не так и близко. Недогляд второй – он же решающий: недавно прошел дождь, и склон этот очень скользкий. И вот, не находя стопой надежной опоры, за которую зацепиться, я последовательно, не нарушая законов инерции, все более набираю ход. Нет бы шлепнуться назад, и тогда прервалась бы данная история, от которой в жилах стынет кровь. Но мне жалко моих светлых брюк и, наверное, интересно посмотреть, может ли всё это кончиться благополучно для бегущего.
Кончилось тем, что нечеловеческое упорство глупца способствовало набору неплохой энергии для удара о землю. Её оказалось достаточно, чтобы ненадолго лишить меня сознания. В юности, когда я занимался спортом, самым большим пробелом в моей подготовке была акробатика. И все равно, даже с той, тогдашней, у меня был бы шанс что-то сделать. Ну а на седьмом десятке лет…
Отлеживался я уже в присутствии поспешивших к тому месту жены и дочери. Доковыляв в их сопровождении до машины, я уселся на сиденье, чтобы уже, значит, досиживаться. Да, кстати, вам, конечно, не терпится узнать о главном: а что стало с моей физиологической потребностью. Удивительно, в этом польза от падения неоспорима: я напрочь о потребности забыл. Все же, сколько еще загадок таит мой, на первый взгляд немудреный, организм.
Сижу я, значит, таким образом, отдыхаю, закинув назад голову, чтобы кровь из носа перестала течь. И тут ко мне подходит молодой человек из подъехавшей сзади машины с московским номером и деловитым тоном предлагает передвинуть машину по площадке таким образом, чтобы и его автомобиль в нее втиснулся. Другие свободные, но находившиеся чуть подальше, пространства его не устраивали. Мы в два с половиной голоса объясняем ему, чтó со мной произошло и почему сейчас мне это делать не с руки. Однако вижу, что не сильно убеждает его не только моя полуречь, но и залитая кровью и испачканная землей рубаха, казалось бы, неплохо иллюстрирующая рассказ. А что, кто их знает, питерских, может быть, у них так ходить модно? Ну, и сидеть тоже.
Он не отходит, продолжает настаивать на своем. И тут из его машины в ситуацию вмешивается громогласная мамаша молодого человека: «А ты скажи ему, раз он артачится, что сейчас мы его хорошенько пихнем сзади».
От удара сильно болело плечо. Но это полбеды. Хуже было то, что боль не позволяла поднять левую руку даже минимально. А нам по разработанной перед поездкой программе предстояло провести в дороге еще три дня. На трассе такая ситуация не критична: вести машину одной рукой несложно, однако при редких обгонах как-то надо включать поворотник. Я приспособился делать это правой рукой, просовывая ее в отверстие руля. Труднее было в населенных пунктах из-за необходимости включать сигнал намного чаще, совершая повороты. Понятно, что и две ночи в гостиницах были не сахарными. Не слишком-то поспишь с такой травмой.
Доехали до Питера мы вполне нормально. К концу пути я совсем освоился в своем новом положении и, можно сказать, порядком обнаглел, обгоняя массу транспорта. Всё же я всегда был по жизни везучим человеком: что бы я делал, если бы так повредил не левую, а правую руку? Как бы переключал скорости?
Вернувшись домой, я выждал какое-то количество дней, но, не дождавшись улучшения, вынужден был пойти к врачу. Хирург в поликлинике неожиданно для меня установил, что своим падением я заработал не ушиб, а осколочный перелом плечевой кости.
В ходе последовавшей за этим операции я не интересовался, успело ли у меня что-то срастись за прошедшее время и пришлось ли хирургу что-то ломать. Тем не менее, операцию мне делали бесплатно, по полису, а у Феди откуда полис возьмется? У какого Феди? Ах да, я забыл сказать, что через пару дней после появления в доме нахлебника я объявил своим, что, раз у нас завелось домашнее животное, то негоже ему ходить без имени. Предложил назвать его Петей. «Нет, лучше Федей», - сказала дочь. «Федей тоже хорошо», - согласился я. А через какое-то время нашел в этом имени дополнительный плюс: мы до сих пор не знаем, голубь это или голубка, а Федей можно звать и Фёдора, и Федору.
Жаль, конечно, что Федя остался без неба («самая заветная мечта – высота, высота…»), но зато ему не придется проходить послеоперационную реабилитацию. Твою руку привязывают к механической штанге, а та, выполняя раз за разом сложную траекторию одновременно в вертикальной и горизонтальной плоскостях, причиняет тебе весьма приличную боль. Отвязывавшей меня после последнего сеанса ассистентке я сказал: «Сейчас я знаю, что свой отряд немцам бы выдал». После этого пошел и доплатил за пять дополнительных сеансов. Не из-за обнаруженного в себе мазохистского начала: очень хотелось, чтобы рука в плече крутилась как раньше.
Рассказал я об истории с голубем своим друзьям в Риге. А они в связи с ней вспомнили, что однажды тоже подобрали на побережье пострадавшую чайку. Позвонили в службу охраны животных, а те посоветовали им оставить птицу на месте – так будет правильней. Смысл сказанного специалистами я понимаю. Возможно, что не только раздавленная, как у Брэдбери, но и вылеченная доброхотом бабочка, которой суждено было умереть, меняет мир.
Но рассказ рижан навел вот на какие, более важные для меня, размышлении. Я как-то прочитал статью очень известного испанского генетика Мигеля Беато, где он размышляет о судьбах человечества. Специалист говорит, что homo sapiens как биологическое существо остановился в своем развитии. Это раньше на всех временных отрезках неизменно шло увеличение объема его мозга. Сейчас этот процесс остановился, а, по некоторым признакам, даже стал наблюдаться определенный регресс.
Из его размышлений следует, что виной всему развитие медицины. Она разрушила вечный процесс естественного отбора. Она же стала причиной перенаселения планеты. Не скажу, что генетик делает из своего посыла какие-то практические, а тем более – политические, выводы. Он фиксирует ту картину, которую наблюдает как специалист. Против логики его рассуждения не попрешь.
Примерно из той же серии теория «золотого миллиарда», ставшая в последнее время очень популярной. Из нее следует, что в нынешних условиях обеспечить перспективы нормальной жизни в будущем было бы возможно, только если бы число жителей на планете не превышало миллиарда человек.
И что, правы были кровавые маньяки, поубивавшие в истории немало «лишних»? Прав был Гитлер со своей техникой уничтожения в концлагерях? Наконец, существует здравый смысл в том, чтобы гнать на смерть на Украине тысячи наших людей? Хотя, правда, в последнем случае у нас одновременно заботятся о повышении рождаемости – материнские капиталы раздают. Есть и у нас, и в мире безумцы, ратующие за ядерную бойню, преследуя среди прочего и указанные цели.
Еще раз скажу: ушлые политики и вожди делают из сложившейся ситуации очень удобные для себя выводы. Такие, которые, по их мнению, оправдывают любое преступление против человечности, против ценностей, выработанных в процесс человеческой – отличающейся в мыслительном отношении от животной – эволюции.
Я сказал бы так. Если человечеству все же суждено когда-то исчезнуть, то и умереть оно должно по-человечески. Я бы сказал: умереть так, как этому учил Иисус Христос. Не бог – в богов я не верю, а величайший из людей, в духе учения которого воспитывали мое и многие предыдущие поколения. В духе которого мы пытаемся воспитывать своих детей.
В религии, которую пристроили к его учению, кстати, голубь тоже присутствует.
Что, не на самой веселой ноте? Ну а позитив-то хотя бы чувствуется? А если сказать так: можно умереть, а можно умереть с музыкой?
Что вы думаете? Не о Феде, конечно. Хотя почему нет? И о Феде тоже.
ДО НАСТУПЛЕНИЯ 2030 ГОДА ОСТАЕТСЯ 2389 ДНЕЙ (ПОЧЕМУ Я ВЕДУ ЭТОТ ОТСЧЕТ, СМ. В "ЧЕГО НАМ НЕ ХВАТАЛО ДЛЯ РЫВКА")