Было время, когда В.В. Путин, вдруг узнав о том, что в России есть коррупция (внезапно!), стал заявлять, что будет бороться с ней самым жестоким образом.
Дело там было так:
Глава фракции КПРФ Геннадий Зюганов посетовал (ага, как-бы-коммунист посетовал!), что уровень коррупции в России превышает допустимые нормы. «Чтобы построить стоквартирный дом, надо 24 часа бегать за справками и везде давать на лапу», — сказал Зюганов. Путин согласился с этим, назвав одним из главных направлений в решении жилищного вопроса совершенствование земельных отношений. «Здесь Геннадий Андреевич прав, мы должны об этом думать… Хорошо бы эту лапу отрубать, как было в средневековые времена», — заявил президент. В ответ на выраженное Зюгановым сомнение Путин сказал: «Стоит только начать, сразу лапа перестанет высовываться за соответствующей мздой».
Когда я это читал, то постоянно задавался вопросом: а где это Владимир Владимирович и у кого выучился криминологии таким образом? Не у Анатолия ли Александровича Собчака?
Следует оговориться сразу: я вовсе не понимаю под словом «коррупция» исключительно взяточничество. Не буду вдаваться в этимологию слова «коррупция», но обозначу, что под коррупцией я понимаю явление длящегося во времени процесса разрушения существующих институтов власти вообще, а в наиболее узком смысле — государственной власти.
Коррупция есть нанесение вреда обществу путём порчи системы государственного управления лицами, участвующими в таком управлении.
Да, взяточничество есть разновидность этого процесса, но никто не может сводить (кроме отдельно взятых юристов‑недоучек) коррупцию исключительно ко взяточничеству. И уж тем более, я вовсе не собираюсь, подобно отдельно взятым президентам заниматься отрубанием рук, которыми берут. Моя задача не такая палачески кровожадная и куда как более скромная. Он состоит сейчас в том, чтобы продемонстрировать каким образом негодно выбранный способ борьбы с коррупцией приводит именно к генерализации таковой и выводу её на принципиальной иной уровень.
В городе Новосибирске в разное время состоялось два административных процесса. Оба касались вопроса лишения на определённое время водительских прав.
В первом из них сидевший за рулём водитель признавался употребившим наркотики (канабиноиды), во втором речь шла о движении против предписанного направления по улице с односторонним движением.
В обоих случаях мировому судье были приведены доводы, как минимум заставляющие серьёзно усомниться в первом случае в том, что наркотическое опьянение вообще имело место, во втором — в виновности обвиняемой.
В обоих случаях все доводы были проигнорированы сначала мировым судьёй, а затем и районным судом.
То есть не опровергнуты, нет! а именно, именно тупо проигнорированы. Чего, строго говоря, суд права делать не имеет: он обязан дать оценку всем доводам защиты, в противном случае необходимо говорить о нарушении прав человека на справедливое судебное разбирательство. Это — однозначная позиция не только Европейского суда по правам человека, но и Верховного суда Российской Федерации и не соглашаться с ней лично у меня никаких оснований нет. Если кто‑то имеет — милости просим.
Впрочем, имеет смысл рассказать об обстоятельствах обоих происшествий.
1
В первом случае водитель был остановлен сотрудниками ГАИ, которые проверили у него документы, зачем‑то начали светить фонариком ему прямо в глаза (что, строго говоря, вовсе не так безвредно для здоровья и представляет ему угрозу, а потому, например, резкое сопротивление такому обращению не может не быть признано необходимой обороной). Затем они заявили, что полагают, будто водитель находится в состоянии наркотического опьянения. Отвезли его на экспертизу, где он сдал анализ мочи. Часть биоматериала был отправлена на экспертизу, а другая часть упакована во флакон и оставлена для контрольных проверок. Контрольный флакон был запечатан, и на него, на боковую часть наклеена этикетка с подписью самого этого водителя.
Что делали в лаборатории сказать сложно, но оттуда пришёл результат, свидетельствующий о том, что в моче обвиняемого содержатся, мягко говоря околопредельные количества канабиноидов (действующие начала, скажем, анаши, и вообще продуктов переработки конопли). У суда на этот счёт возникло сомнение, обвиняемый был направлен на повторную экспертизу, которая, вопреки прямому предписанию суда в постановлении была проведена не с кровью, а со вторым флаконом мочи. При этом в глаза бросилось одно обстоятельство.
При описании экспертных действий там содержалось утверждение, что был вскрыт флакон с биоматериалом (мочой), который был опечатан бумажной лентой, содержащей номер и подпись обвиняемого, наклеенной так, что она перекрывала пробку флакона (поперёк горлышка). Данные анализов совпадали с результатами первой экспертизы. Сам флакон и наклейка при этом к делу приобщены не были. Куда делось и то и другое неизвестно.
Районному суду прямо было указано, что
во‑первых, совершенно неясно каким образом проводилась идентификация подписи обвиняемого,
а во‑вторых, на то обстоятельство, что описание флакона, который был отправлен на хранение для повторного анализа, не совпадает с описанием флакона, с которым этот повторный анализ проводился.
Было также отмечено, что эксперты не исполнили определения суда, требовавшего провести анализ крови, а не мочи.
Расхождения эти были настолько вопиющими, что в качестве свидетеля была допрошена фельдшер, который производил запечатывание упомянутого флакона. И с совершенной уверенностью, даже подчеркнув это, показал, что горлышко флакона заклеено лентой не было, а этикетка наклеивалась именно на боковую поверхность. Подчеркну: судья даже переспросила об этом фельдшера.
Допрошенный в качестве свидетеля врач подтвердил, что клинических проявлений опьянения у обвиняемого также не наблюдалось, но при этом пустился в рассуждения, что это означает по мнению этого врача, что перед нами хронический наркоман с высокой степенью толерантности по отношению к этого вида наркотикам.
Чувствуете ту самую средневековую инквизиционную логику: раз мы не можем найти доказательств влияния дьявола, следовательно, дьявол слишком хорошо позаботился о своём приспешнике, а это означает, что перед нами — особо опасный колдун? Только дело происходит, напомню, в XXI веке, когда уже стоило бы кое‑чему научиться на жертвах, которые понесло человечество в своей истории.
Скажу сразу: парень был лишён прав. Но в протоколах судебного заседания всё сказанное аккуратно отражено. В том числе и показания фельдшера. Дело происходило в Железнодорожном районе города Новосибирска. В постановлении апелляционной инстанции вообще ни слова не говорится о такого рода расхождениях. Будто бы их вовсе и не имеется в деле. Но, ещё и ещё раз скажу — они именно в деле есть!
2
Второй случай произошёл в Центральном районе города Новосибирска. Женщина, управляла автомобилем и ехала по улице, когда была остановлена инспекторами ГАИ. Они составили протокол, обвинив её в том, что она двигалась по улице с односторонним движением против предписанного движения. Это объективно соответствовало действительности, поскольку в начале улицы действительно висел дорожный знак. Но всё дело было в том, что эта женщина (это видно из её объяснений, которые ничем не опровергнуты), выехала на указанную улицу вовсе не через её начало, а через двор дома и проезд сквозь дом. А там никакого знака не было, и она не знала, что данная улица есть улица с односторонним движением.
Как мировой судья, так и районный суд проигнорировали объяснения обвиняемой и указали только, что объективно эта обвиняемая ехала против направления встречного движения. Результат тот же — лишение права управления автомобилем.
По существу же, в последнем случае судами было продемонстрировано не что иное, как объективное вменение, которое согласно существующим в Российской Федерации конституционным стандартам не допускается ни в каком случае.
Отмечу — в обоих случаях поведение судов было настолько странным, что заставило меня начать интересоваться: отчего это вдруг массово суды ударились по подобным категориям дел в Средневековье.
И разговаривая с несколькими судьями районных судов, имена которых я не намерен раскрывать, я услышал вещь, которая выглядит чудовищной. Оказывается, суды выносят для себя заведомо неправосудные постановления по этой категории административных дел из страха. Из страха перед руководством областного суда. Дело в том, что, как мне пояснили независимо друг от друга шестеро судей, им дана тогдашними руководителями именно Новосибирского областного суда команда (!) ужесточить меры взыскания за подобные нарушения правил дорожного движения, применяя безальтернативно лишение права управлять автотранспортным средством. Но поскольку руководство Новосибирского областного суда вполне отдаёт себе отчёт, что просто так команды раздавать нельзя, то они угрожают судьям (особенно мировым) тем, что все дела, в которых имеется прекращение производства по делу, будут истребованы «для проверки» (интересно бы знать — в каком таком законном порядке?) в президиум Новосибирского областного суда, по каждому делу будет отбираться объяснение у судьи, а если таких дел у судьи скопится достаточно много, то судью будут освобождать от должности или просто не продлят срок полномочий.
Если бы такое мне рассказал только один судья, то я бы не поверил ему. Потому что сказанное свидетельствует о полном разложении служебном, профессиональном и нравственном именно руководства Новосибирского областного суда. Но мне, подчеркну, такие вещи рассказали независимо друг от друга несколько судей. И мне трудно поверить, что они вступали в какой‑то сговор по сему поводу. Главное, зачем? чтобы дезинформировать меня? хм...
Тогда я поинтересовался уже в Новосибирском областном суде: а для чего надо было начинать такую, прямо скажем, жутковатую практику. И услышал в ответ: «А чтобы взяток не брали! А то они за взятки освобождают от ответственности!» (!) причём само существование подобной практики вовсе не отрицалось. А на вопрос: «Какое же Вы имеете право самочинно истребовать дела у мировых судей?» последовал ответ, типичный для чиновника‑администратора (но не для судьи!): «Имеем».
Вот теперь всё встало на свои места.
Если
верить нарисованной картине (а картина, во всём, что касается самих этих двух дел, достоверна совершенно, а в том, что касается практики давления на судей — логична, правдоподобна и целостна),
то
необходимо сделать заключение, что тогдашнее руководство Новосибирского областного суда, действовало как типичные представители исполнительной власти в борьбе со взятками. То есть они видели само по себе явление и борются именно с явлением, но никак не сущностью. Просто потому что, видимо, за недостатком культуры и образования, сущности этого явления они вовсе не понимают. Да с явлением‑то и бороться и изображать борьбу намного проще. А то, что при этом они грубейшим образом нарушают не просто закон, но и, в свою очередь, коррумпируют судебную систему, это их, в общем‑то, совершенно не касается, как не касается и пожарных сохранность имущества при тушении пожара. Равным образом, коррупция при этом дошла до того, что утратилась целевая функция судов — защита прав людей.
В процессе борьбы против взяточничества как одного из видов коррупции, чиновники от юстиции поступили довольно простым образом: они распространили другой вид коррупции — злоупотребление властью. Процесс (это в лучшем случае!) стал самодостаточным, с совершенно самостоятельной целью, а права людей превратились только в средства. Суды вновь стали приобретать внешность организации палачей. Но как раз организация палачей есть организация функционеров, управлять которой нельзя, ибо управлять можно только развитием, а развитие невозможно без внешней цели, управление же функционированием есть полная бессмыслица. А итог коррупции всегда состоял именно в том, что утрачивалось прежде всего управление системой.
Вот таков бывает результат безграмотных кампаний, в которых перепившие в молодости пива юристы пытаются влазить со своими рецептами в управление судебной системой государства без даже осторожной попытки поменять само государство.
Искать при этом какую‑то выгоду в действиях конкретных функционеров, какую‑то особенную цель не следует: разложившаяся до уровня функционирования система существует без всякой выгоды и без всякой внешней цели. Но вот добраться при этом до практики троек можно запросто. И члены таких троек останутся (а весьма часто так и было в истории!) совершенно чистыми в смысле материальных выгод для себя палачами, убивающими и калечащими людей только потому, что у них работа такая, а внутри этой самой работы они действуют, как они полагают, добросовестно.
Ровно так, как действует капиталист внутри капитализма, ведь он понимает собственную нравственность именно в том, что он не нарушает правил, которые установил господствующий класс, а то, что эти правила вообще-то противоречат праву в правовой объективности, то то вопрос «философский». Я отлично помню, как мне жаловался один предприниматель, что его «кинули», но, как оказалось, вся проблема его состояла в том, что он желал просто выгодно перераспределить часть общественного продукта в свою пользу с минимальными усилиями, а получилось… ну вот как получилось, потому что его «партнёры»… вот ведь как странно, да?!.. желали ровно того же самого.
Но в том‑то всё и дело, что добросовестность есть понятие, связанное прежде всего с категориями нравственности, а таковые совершенно чужды всякому коррумпированному функционирующему механизму. Когда же по прошествии определённого времени таких коррупционеров спрашивают о том, что же они творили в прошлом, сукины дети, они обыкновенно отвечают, что, дескать, время было такое…
Как будто бы опять‑таки действовали не они сами, а были лишь марионетками кого‑то по имени Время.