Весенний тупик, 13 (часть 2)

Мне показалось, что Мальцев остался не очень доволен встречей со мной. Странненький он все-таки какой-то. Да нап­левать на его настроение. Главное, что я теперь при бабках. У меня есть заработок и, сверх того, сто пятьдесят долларов! Я подумал, что сегодня надо бы купить Люсе что-нибудь вкус­ненькое.

Перед тем, как заехать к ней, я купил в гастрономе большую шоколадку и баночку "Фанты". Я знал, что Люся больше всего на свете любит "Фанту", особенно в летнее время. Себе же я опять взял пиво, а к нему крабовые палочки и вет­чинную нарезку.

Припарковав машину в Люсином дворе и поставив ее на сигнализацию, я поднялся к своей любимой в прекраснейшем расположении духа. Она почему-то долго не открывала, и я уж было хотел открыть дверь своим ключом, вернее ее, который она мне еще давно вручила, но тут послышался слабый голосок:

-- Кто?

-- Любимая, открывай, -- отозвался я.

-- А, Виталик, -- вяло пролепетала она, пропуская меня в коридор. -- Я что-то совсем ужасно себя чувствую.

-- Заболела, что ли? -- разочарованно спросил я, пере­давая ей пакет с гостинцами, -- А посмотри, что тебе папочка принес.

-- Спасибо, -- сказала Люся, даже не заглянув в пакет и поплелась в комнату.

-- Да что случилось-то? -- я, присел к ней на край ра­зобранного дивана и приложил ладонь к ее лбу, -- Ба, да у тебя, кажется, температура! Где градусник? -- проявил я за­боту, не на шутку за нее переживая.

-- Не надо, я мерила уже. Тридцать восемь и пять.

-- Отлично, -- озабоченно произнес я. -- А аспирин пила? Врача вызвала?

-- Врача не вызывала, а аспирин только что приняла, -- ответила она, закрывая глаза.

Мне было ее ужасно жаль.

-- Ладно, я тогда пойду. Не буду тебе мешать. Спи, от­дыхай, завтра приеду.

Я выложил перед ней "Фанту", шоколадку и, чмокнув в ло­бик, удалился. Вечер с ней, к сожалению, был испорчен. Выйдя на улицу, я подумал, что сейчас самое время завалиться к Аллоч­ке. Она уже давно меня ждала. Что же касалось просмотра кот­теджа, так я решил отложить это на завтра. Все равно днем делать будет нечего.

Я позвонил ей из ближайшего автомата. К счастью Аллоч­ка оказалась дома.

-- Как ты смотришь на то, что я сейчас заеду? -- спро­сил я, после того, как мы радостно поприветствовали друг друга.

-- Положительно, -- проворковала она. -- Только захвати чего-нибудь поесть, у меня совершенно пустой холодильник.

-- Это уж как водится, -- пообещал я и повесил трубку.

Мне опять пришлось раскошелиться, взять крепленого вина , двести граммов "Каракума", немного сыра и колба­сы. Для себя же подкупил еще пару банок "Баварии".

Аллочка была несказанно рада моему приходу и с порога бросилась мне нашею. Я почувствовал исходящий от нее запах алкоголя и мужского одеколона. Меня это не очень смутило, я знал, что я у нее не один. Она сама это не скрывала, часто рассказывая мне о своих любовных похождениях, в которых сквозили сарказм и ирония. Таким образом она, наверное, пы­талась в моих глазах поднять свой рейтинг, заставив немного ревновать, и давала понять, что я у нее самый лучший.

Правда, единственный вывод, который для себя сделал, состоял в том, что секс с ней возможен только безопасный. Это был, конечно, минус, но все-таки она мне нравилась. Ее алые губки бантиком, черные кудряшки, высокая пышная грудь и попка-персик поднимали мне не только настроение. Она всегда напоминала мне аппетитную курочку-гриль, набитую черносли­вом. От такого блюда трудно было отказаться. Особенно остро голод ощущался у меня сейчас, после того как до тошноты на­елся сушеной воблы в лице Мальцевой. Хотелось побыстрее сме­нить постное на скоромное.

На кухне у Аллочки царил полный бардак. До моего появ­ления она так и не удосужилась убрать остатки пиршества с одним из своих прихожеров, а может, и сразу с двумя. Грязные тарелки в количестве трех с размазанным по ним и подсохшим кетчупом, два засаленных фужера, опустевшая бутылка мартини, пепельница, полная бычков, кучка блестящих фантиков от кон­фет и хаотически разбросанные косточки от вишни делали стол похожим на городскую свалку. Зато сама хозяйка выглядела почти безупречно. Скорее всего, перед моим приходом она за­нималась наведением порядка на своем милом личике. Во всяком случае, макияж у нее был свеж, и карие глазки, в которых не было и следа усталости, светились нежностью и лаской. Лишь слегка помятый сарафанчик на тоненьких бретельках свидетель­ствовал о том, что времени на глажку у нее совсем не остава­лось.

-- Ты уж извини за беспорядок. Мы тут с подружками по­сидели немного, -- стала оправдываться Аллочка, сваливая в раковину грязную посуду. -- Еле выпроводила их.

Я не стал ее убеждать, что не верю в эту чушь и опус­тился на расшатанную табуретку, предварительно проведя по ней ладонью.

Наскоро протерев стол сухой тряпкой, Аллочка выставила на него слегка ополоснутые фужеры, содержимое моего пакета, тут же засунула в ротик конфетку, бросив фантик куда попало, и с удовольствием причмокивая, поинтересовалась:

-- Ты с ночёвкой?

-- Скорее всего, -- ответил я, откупорил баночку пива и с наслаждением сделал из нее несколько внушительных глотков, брезгуя пользоваться посудой сомнительной чистоты.

Да, -- подумал я про себя, -- такие женщины, как она, не созданы для брака, но в любовницы вполне сгодятся.

Ночь с нею была хороша. Мы кувыркались почти до рассвета, и я полностью очистился от ощущений, доставленных мне Валентиной. Засыпая, я старался не думать о предстоящей встрече с ней и о том, чем она увенчается.

Проснулся я только в десять часов утра и, не став бу­дить Аллочку, удалился.

Дома я принял душ, переоделся во все свежее и, предва­рительно заехав на работу и убедившись, что там все в поряд­ке, отправился осматривать свои временные владения.

Дом я нашел почти сразу. Он поразил меня своей величи­ной и прекрасной наружной отделкой. Безупречно гладкий слой штукатурки был покрыт акриловой краской светло-бежевого цве­та. Нам до такого мастерства было явно далеко, но я отметил, что коттедж скорее смахивал на здание какой-то поликлиники. Не было в нем, так сказать, изюминки. Все как-то строго и скучно. Даже забор был незатейлив, обыкновенный железный частокол.

Еле справившись с огромным навесным замком, я распахнул ворота и въехал на территорию дома номер десять. Оставив ма­шину на небольшой заасфальтированной площадке сразу перед воротами, вышел наружу и огляделся. Картина была достаточно удручающей. Тут все было довольно запущено. Видимо, хозяева отсутствовали уже давно. Несколько несчастных яблонь были оплетены частой паутиной, в которой копошились мелкие червя­ки, а сорняковая трава, разросшаяся повсюду, едва ли не до­ходила мне до пояса.

Неужели они не могли поручить кому-нибудь уход за участком?! -- с досадой подумал я, ступая по пыльной дорож­ке, сложенной из бетонных плит. -- Разве возможно пригласить сюда Валентину?! Одни эти "шелкопряды" чего стоят. Того и гляди на голову с деревьев посыпятся. Ну, травищу-то и ско­сить можно, поручу ребятам, они за день все сделают. А что с паутиной? Щеткой, что ли, снимать?

Довольно расстроенный, я отпер входную дверь и вошел внутрь. Тут царили спертый воздух и полумрак. Большие окон­ные проемы были завешаны жалюзи. Первым делом я настежь их распахнул, подняв жалюзи кверху. Солнце, ворвавшееся в поме­щение, осветило огромный холл, заставленный гарнитуром из плетеной мебели, в который входили большой круглый стол, че­тыре кресла-качалки, четыре стула, расположенных вокруг сто­ла и плетеный же буфет (или как там его еще называют?), си­ротливо прижавшийся к стене, оклеенной темными виниловыми обоями. Против него висела невероятных размеров репродукция картины Айвазовского "Девятый вал". Имелся тут и камин, сло­женный из красного кирпича, из которого торчала закопченная кочерга. В общем, никакого роскошества.

За высокой лестницей, ведущей наверх, я заметил дверь и не замедлил в нее войти. Тут была кухня. Тоже ничего особен­ного, кроме размеров. Примерно двадцать квадратных метров, уставленных пластиковой мебелью и всевозможными электропри­борами. На окнах красовались занавесочки из ситца, при взгляде на которые я ощутил чувство ущемленного самодостоин­ства.

Единственное, что произвело на меня впечатление -- это одна из шести спален, расположенных на верхнем этаже. Тут был настоящий сексодром. Круглая кровать, застеленная голу­бым покрывалом с рюшечками, напоминала средних размеров озеро, которое отражалось в зеркальном потолке, а две белые по­лированные тумбочки со стоящими на них светильничками и вы­соковорсовый голубой ковер живенько дополняли интерьер. Из этой спальни можно было сразу попасть в ванную, так же, как в доме Мальцевых, что было довольно удобно. Имелся тут и кондиционер. Я сразу выбрал для нас с Валюшей именно эту комнату, все остальные не произвели на меня особого впечат­ления, напоминая мою собственную.

Спустившись вниз, я уселся на плетеный диванчик и заку­рил, обдумывая дальнейший план действий. Во-первых, надо было срочно произвести расчистку прилегающей к дому территории, во-вторых, закупить приличных продуктов, в-третьих, перевез­ти сюда кое-какие свои личные вещи, а в-четвертых... Да по­ка, пожалуй, все.

Заметив на камине телефонный аппарат, я подошел к нему и снял трубку. Длинный гудок возвестил о том, что со связью тут все в порядке, и я тут же набрал номер своей конторы.

Через некоторое время я услышал голос Степанкова:

-- Фирма "Аврал" -- важно произнес он.

-- Как насчет того, чтобы подкалымить? -- сказал я, немного изменив голос.

-- Что? -- не понял он.

-- Я говорю, вас небольшой заработок интересует? -- продолжал подшучивать я.

-- Да. А что вы хотите? -- так и не узнал меня он.

-- Да траву надо покосить у меня на участке, -- пояснил я, давясь от смеха.

-- Чего-чего? -- начал раздражаться Степанков.

-- А что тут такого? Плачу сто рублей на двоих за четы­ре сотки. Устраивает?

-- Что-то я вас совсем не понимаю. Какую траву? Мы строительная фирма, -- начал объяснять он, но я заметил, что при упоминании денег голос его стал значительно мягче.

-- Обыкновенная сорняковая трава. Надо просто взять ко­су и скосить ее. У вас в фирме есть коса?

Совершенно сбитый с толку, Степенков замолчал.

-- Так чего ты молчишь? -- уже своим голосом спросил я. -- Не узнал?

-- А! Виталик! Это ты, что ли?

-- Ну да.

-- Тфу, вот мозги мне пудрит! -- весело отозвался он.

-- Кстати, не пудрю. На самом деле надо траву убрать. Ты согласен?

-- На безрыбье и рак рыба, -- сказал он.

-- Можно еще и Михалычу позвонить. Пусть срочно прихо­дит. Скажи, у меня для него работенка есть. Я сейчас приеду.

-- Да? Ну, давай. А Михалыч здесь, -- оживился Степан­ков. -- Тоже без копейки сидит, заказов дожидается.

-- Вот и отлично. Будет вам сейчас заказ. По пятьдесят на каждого за два часа работы, -- обрадовал я его.

По дороге в контору я купил в магазине "Дачник" настоя­щую косу, не сомневаясь, что ребята не откажутся помахать ею по очереди, каждый за свой полтинник. Надо заметить, что она стоила семьдесят, и покупать вторую я решительно не захотел. Растрата на покос в сто семьдесят рублей меня и так огорчила до предела. На эти деньги я бы мог купить для Мальцевой нем­ножечко виски или половину одного нового ботинка для себя.

Кстати, о ботинках. Я плюнул на все, зарулил еще и в торговые ряды и, наконец, прибарахлился, сделав местным спе­кулянтам приятное.

В конторе меня ожидал сюрприз. Михалыч от покоса кате­горически отказался, а Степанков устроил настоящую истерику, требуя за выполнение работы стольник на себя одного.

-- Послушай, дорогой мой товарищ, -- спокойно отреаги­ровал я на его громкие высказывания о несправедливости. -- Я с самого начала сказал, что ты получишь полтинник и не боль­ше. Так чего же ты теперь выступаешь? Боишься перетрудиться?

-- Интересное кино! -- не унимался тот. -- Одно дело две сотки скосить, другое -- четыре.

Тут мне вспомнилась одна библейская байка, которую я ему рассказал как мог, чтобы хоть как-то урезонить. Все дело там заключалось в следующем. Один состоятельный виноградарь нанял утром несколько человек, чтобы они к вечеру собрали весь его виноград, пообещав, скажем, по рублю на рыло. Они согласились. К обеду хозяин понял, что им не управиться, и нанял еще нескольких, и тоже за рубль. Ближе к вечеру приш­лось взять еще пару человек, по-прежнему за рубль. Когда все было сделано, и пришло время расплачиваться, те, кто работа­ли с утра, взбунтовались. Они были недовольны, что работали больше, а получили столько же, сколько и вечерние наемники. Те, кто работал с обеда, тоже не были в восторге.

-- Но ведь все сразу подряжались на рубль. Так что о справедливости тут можно долго спорить, а факт остается фак­том, -- закончил я эту грустную историю.

-- Да ну тебя, -- отмахнулся поверженный Степанков. -- Ты и мертвого уболтаешь.

На том и порешили. Разгневанный Михалыч остался в кон­торе просиживать штаны у телефона, а мы со Степенковым пое­хали на Васильевскую.

-- И чьи же это будут владения? -- спросил он, когда мы прибыли на место.

-- Маркиза Карабаса, -- быстро отделался я от излишних объяснений. -- Давай, приступай. Чем быстрее начнешь, тем скорее закончишь.

Пока Степанков боролся с сорняками, я нашел на выданной мне связке ключи от гаража. В нем, к счастью, обнаружил граб­ли, о которых совсем не подумал вначале. Ведь не руками же убирать сено! Чтобы побыстрее управиться и больше не тратить денег, это мне пришлось делать самому.

-- А тебе тоже за это полтинник пообещали? -- посмеива­ясь над своим директором, спросил Степанков.

-- Нет, мне -- десять тысяч долларов, -- впервые не солгал ему я, на что он разразился откровенно-громогласным смехом.

Через пару часов физической работы под палящим солнцем, я был невероятно зол, весь в мыле и покрылся кроваво-красным загаром, обещавшим мне беспокойную ночь.

Часам к шести участок приобрел довольно сносный вид. Мы со Степанковым, уставшие и голодные, приняли душ и убрались восвояси. Мне еще предстояло сегодня последний раз заехать в дом Мальцевых для подведения окончательных итогов ремонта.

Совершенно обессиленный, измотанный жарой и крестьянс­ким трудом, имея за весь день в желудке два пирожка с кар­тошкой и проклиная все на свете, ровно в семь вечера я был там. Я бы ни за что не поехал, если бы не ребята. Они ждали денег. Когда я подкатил к воротам Мальцевых, мои орлы уже собирались уезжать, загрузившись в "шестерку". Я еле успел.

-- Ну ты даешь! -- отчаянно выпалил Андрюха. -- В пять же договорились! А мы и подавно уже в три все закончили.

-- Извините, ребята, так получилось, -- сочувственно проговорил я, пожимая плечами. -- Но, в конце концов, ехали бы по домам, а завтра я бы с вами в конторе рассчитался.

-- Да меня, например, моя и домой бы без денег не пус­тила, -- усмехаясь, добавил он. -- Я ей клятвенно обещал, что сегодня разбогатею.

Рома молча сидел за рулем, даже не глядя в мою сторону, Бурятов с озабоченным видом отколупывал от штанины присохшую краску. Я выдал всем по приготовленной пачке купюр, каждому пожал руку и поблагодарил за отличную работу. Парни заметно оживились, заулыбались и тут же укатили.

Первым моим желанием было последовать за ними, но в этот момент на крыльце дома появилась Валентина. Она призыв­но помахала рукой. Мне ничего не оставалось делать, как пой­ти к ней. Приближаясь, я мысленно внушал себе, что должен быть учтив, корректен, терпелив и влюблен. Я на работе, я на работе, -- твердил я себе с каждым шагом, -- Хорошие деньги легко не даются, надо терпеть и стараться.

-- Добрый вечер, Валентина Васильевна, -- поздоровался я тихим таинственным голосом, когда наши глаза встретились.

-- Здравствуй, Виталий, -- отозвалась она неизменным мышиным писком. -- А почему так официально?

Сегодня она была одета в какой-то полудетский короткий сарафан из красного капрона, напоминая школьницу с новогод­него утренника. Это было ужасно.

-- Я пришел попрощаться, -- уклончиво ответил я, отводя взгляд в сторону.

-- Поэтому я сразу стала Валентиной Васильевной? -- не унималась она и спустилась со ступенек.

Ее руки потянулись к моим плечам. Я быстро перехватил их и опустил вниз, прижав к ее бокам:

-- Не надо, Валя. Не надо.

Я постарался придать голосу проникновенность и печаль, рассматривая небо. Она уронила голову мне на грудь, и я по­чувствовал исходящий от ее волос запах шампуня. Наверное, она только что помыла голову, готовясь встретить меня во всей своей красе.

-- Пойдем в дом, Виталик, -- умоляюще прошептала она. -- Нам надо поговорить.

-- О чем? -- спросил я, отпуская ее руки и отстраняя от себя. -- Кажется, мы уже обо всем поговорили вчера. Я просто зашел попрощаться. Наша работа закончена и...

-- Мы поговорим о работе, -- улыбнулась она и потянула меня за собой, держа за ладонь. Я ощутил холодность и кол­кость ее пальцев.

Словно непослушного ребенка Валентина усадила меня на диван и примостилась рядом.

-- Ну что? Что ты от меня хочешь? -- спросил я, и непод­дельные слезы навернулись мне на глаза.

-- А ты? Что хочешь ты? -- спросила она, гладя меня по голове, -- Я совершенно тебя не понимаю. Ну почему ты бежишь от меня, если говоришь, что любишь? Или это все твои фанта­зии? Может быть, ты решил поиграть в любовь? Может быть, тебе нравятся такие самоистязания? Я решительно ничего не пони­маю, Виталий!

Я схватил ее за голову, притянул к себе и поцеловал в губы. Мне даже не надо было изображать, что я нахожусь на грани нервного срыва.

-- Я люблю тебя, Валечка! Безумно люблю! Я не могу без тебя жить! -- почти завопил я, осыпая ее лицо поцелуями.

-- Тише, тише, глупенький, -- ее причитания перемежа­лись со стонами.

-- Вот видишь! -- крикнул я. -- Опять тише! Опять бо­яться! Кого?! Твоего урода?

Я затряс ее за плечи и повалил спиной на диван, навис­нув над ней, как коршун над добычей. Она закинула на меня ногу и потянула к себе. Я быстро вскочил, едва не уронив ее, и стремительно отошел в дальний угол комнаты, обхватив виски руками.

-- Нет! Только не здесь! Только не в доме твоего карли­ка! -- неистово кричал я. -- Поедем ко мне! Немедленно! Сей­час же! Я хоть на несколько часов смогу почувствовать, что ты моя.

Валентна села на диване, оправляя рюши на сарафанчике. Пальцы ее заметно подрагивали. Я подумал, что несколько пе­реборщил и напугал ее до смерти таким темпераментом, но она вдруг резко встала, решительно посмотрела мне в глаза и выдохнула:

-- Едем!

Я был в ужасе. Молча развернулся и вышел из дома.

Минут через пять она появилась, цокая каблуками и раз­махивая сумочкой на длинном ремне. Я наблюдал за ее виляющей походкой из окна машины и думал о том, смогу ли сегодня не уронить своего мужского достоинства. Радовало одно -- до приезда Мальцева оставалось не много времени. Валентина на­верняка потребует вернуть ее назад до его возвращения.

Сначала мы заехали в супермаркет. Я потащил ее с собой, чтобы она сама выбрала все, что хочет, сославшись на то, что у меня совершенно пустой холодильник, а наши пристрастия хо­тя бы в отношении еды могут быть разными.

Это было большой ошибкой с моей стороны. Валентина наг­рузила полную корзину всевозможной заграничной дребузней, увенчав все это бутылкой "Блэк Лэйбл". У меня защемило серд­це, когда я выложил кассирше почти половину своего заработка с коттеджа Мальцева. На эти деньги я бы мог жить не меньше двух месяцев. Теперь я определенно понял, почему Аркадий Ни­кодимович желал поскорее избавиться от такой супруги. При­дется позвонить ему и потребовать компенсацию за сегодняшний вечер. У меня, правда, еще оставались его сто пятьдесят дол­ларов, но если придется встречаться с Валюшей часто, так и тысячи в месяц не хватит.

Когда мы ехали на Васильевскую, она уже по дороге нем­ного хлебанула виски прямо из горлышка. Я понял, что сегодня она совсем не закладывала за воротник и у нее просто горели трубы. Может быть, Мальцев перестал снабжать жену на это де­ло, -- смекнул я, -- добродушно предоставив такую честь мне? Что ж, да будет так. Таким образом она скорее уйдет ко мне, окончательно обидевшись на жадного мужа, который лишает ее любимого напитка.

-- Это твой дом?! -- воскликнула Валентина, когда я за­тормозил возле двухэтажного коттеджа и вышел из машины, что­бы отпереть ворота.

-- Да, -- небрежно бросил я через плечо, возясь с хит­роумным замком.

-- Никогда бы не подумала, -- в задумчивости протянула Мальцева. Она тоже вышла и теперь стояла у меня за спиной.

-- Добро пожаловать, -- сделал я приглашающий жест, распахивая ворота настежь.

Валентина с некоторой нерешительностью, оглядываясь по сторонам, зацокала своими шпильками по бетонным плиткам.

-- А почему же ты сам себе не сделал такой дизайн, как нам? -- спросила она, когда вошла в холл. В ее голосе скво­зила ирония, но было явно заметно, что она вполне довольна увиденным.

-- Как говорится, сапожник без сапог, -- парировал я и отправился на кухню выгружать пакеты.

Только сейчас я подумал о том, что не догадался вклю­чить пустующий холодильник. Я судорожно начал искать розет­ку, куда можно было воткнуть валяющийся на полу шнур. Судя по цокоту, Валюша приближалась.

Я пошарил глазами по стенам, даже заглянул за холодиль­ник, но розетки так и не обнаружил.

-- А у тебя тут довольно мило, -- она вошла в кухню и стояла на пороге, разглядывая обстановку, -- Особенно эти занавесочки...

-- Хватит подкалывать над закоренелым холостяком, -- полушутливо отозвался я, складывая продукты в так и не вклю­ченный холодильник и незаметно заталкивая за него шнур нос­ком ботинка.

-- А у тебя есть лед? -- как на зло спросила она, при­саживаясь за стол и ставя на него бутылку, которую уже дос­таточно нагрела в руке, боясь, видимо, расстаться с ней и на минуту. -- И где у тебя стаканчики?

-- Льда, к сожалению, нет, а стаканы сейчас будут, -- ответил я и открыл шкафчик, висящий над мойкой. К моему ра­зочарованию, там были лишь одни тарелки, рядком вставленные в решетку сушилки. Мне ничего не оставалось делать, как взять парочку и поставить перед гостьей.

Я проклинал себя, что заранее не проверил, где что ле­жит. Кроме стаканов, мне надо было найти еще ножи и вилки. Хорошим же я буду выглядеть хозяином, если начну, как сле­пой, шарить по всей кухне в поисках утвари.

Выдвинув один из многочисленных ящиков массивного буфе­та, я, к счастью, сразу натолкнулся на ложки и вилки. Зато ножей там не было. Я выдвинул другой ящик, что был ниже, в котором оказался целый склад разноцветных тряпичных салфе­ток, явно не фабричной работы. Наверное, их мастерила хозяй­ка дома, сидя возле камина долгими зимними вечерами, -- по­думал я и, взяв парочку, тоже положил на стол.

-- Ты вышиваешь крестиком? -- хихикнула Валентина, придвигая их к себе.

Я пожалел, что достал их.

-- Да. Когда нечего делать, -- сделал я голливудскую улыбку. Мальцева откровенно расхохоталась.

-- Ну так где стаканы? -- поторопила она меня и, не до­жидаясь пока я их найду, снова хлебнула из горлышка.

Когда стол, наконец, был полностью накрыт, я, облегчен­но выдохнув, сел рядом с ней.

-- Давай за тебя, -- предложил я и выпил пару глотков виски. Мне сразу стало спокойнее.

Глянув на часы, я определил, что Аркадий Никодимович должен прибыть домой не далее, как через полчаса, если су­дить по тому, что в десять-то он всегда возвращался. Но Ва­лентина была абсолютно спокойна и явно никуда не торопилась.

-- А теперь за тебя, -- подняла она свой бокал, который сама же и наполнила.

-- Извини, но мне ведь тебя еще домой отвозить, -- зап­ротестовал я.

-- А если этого не нужно? -- загадочно произнесла она и сделала крупный глоток.

-- То есть? -- не понял я.

-- А вот возьму, да и останусь у тебя на сегодняшнюю ночь, -- откусывая кусочек бутерброда с икрой, пояснила она.

Я запаниковал. Провести с ней целую ночь совершенно не входило в мои планы. Я и так изнемогал от усталости, не го­воря уж...

-- А это возможно? -- спросил я, пытаясь придать выра­жению глаз надежду и восторг.

-- А ты оставишь? -- скалясь в своей неотразимой улыб­ке, спросила она.

-- Я бы хотел оставить тебя здесь навсегда, -- тихо от­ветил я и почему-то вспомнил в этот момент рассказ Эдгара По о замурованном в стену женском трупе.

-- Ты на самом деле этого хочешь? -- пискнула она и, живо соскочив с пластикового стула, уселась мне на колени. Ее пальцы затеребили мои волосы, а глаза выдали желание срочно заняться сексом.

-- Не надо со мной так шутить! -- я достаточно грубо от­толкнул ее и встал, заходив по кухне кругами.

Я знал, что если поддамся сейчас на ее уловку сделать из меня любовника, все затянется слишком надолго. Я же наме­ревался действовать быстро. Это, конечно, было рискованно, но кто не рискует, тот не пьет шампанского.

-- Опять, -- вздохнула Мальцева, в досаде разведя рука­ми. -- Ну что ты опять нервничаешь? Что не так? Ведь я же поехала с тобой. Я наплевала на то, что сейчас мой муж уже наверняка дома. Наплевала на то, как он отреагирует на мое отсутствие в такой час. Что тебе еще нужно, Виталий?

-- Я хочу, чтобы ты его бросила и вышла за меня замуж, -- горячо выпалил я.

-- Ты это серьезно? -- удивленно вытаращилась она на меня.

-- Серьезнее не бывает.

-- Но... Но ведь мы почти совсем не знаем друг друга, -- замялась она, опускаясь на стул и при этом внимательно глядя мне в глаза.

-- А мне кажется, что я знаю тебя целую вечность, -- продолжал я пороть чушь. -- Я это понял, как только увидел тебя. Во мне будто все перевернулось. А ты? Ты хоть немного любишь меня?

-- Да... Кажется... -- пролепетала она. -- Я не знаю. Боже, Виталий! По-моему, все это происходит не наяву.

-- По-моему, тоже. Но это действительность. Нам от нее никуда не деться! -- и я решительно подхватил ее на руки и понес наверх.

Особого труда мне это не составило. Она весила не более сорока пяти килограммов, не сопротивлялась и молчала, зака­тив глаза и затаив дыхание. Благополучно опустив ее на круг­лую кровать, я сразу приступил к делу. У меня все вышло неп­лохо. Она была полностью удовлетворена. Лежа на спине и со­зерцая в зеркальном потолке ее обнаженные мощи, я был неска­занно горд за свой детородный орган. Ему бы следовало выдать медаль за ударный труд.

-- Ты любишь меня? -- тихо спросил я, перевернувшись на живот и серьезно посмотрев на нее.

-- Я люблю тебя, -- шепнула она и из ее косоватых глаз выкатились две небольшие слезинки.

-- Выходи за меня замуж, -- взмолился я, осыпая ее лицо жаркими поцелуями.

Она молча всхлипывала, беспрестанно теребя мне волосы. От этого у меня по спине бегали мурашки. Но я терпел, с на­деждой ожидая ответа.

-- Сколько тебе лет? -- снова задала свой риторический вопрос Мальцева, закончив делать мне укладку.

-- Какая разница? Любви все возрасты покорны, ее порывы благотворны, -- процитировал я Александра Сергеевича.

-- Мне тридцать два, -- тяжело вздохнув, проинформирова­ла меня Валюша.

-- Не может быть! -- воскликнул я, чуть не сказав, что полагал, будто ей ближе к сорока.

-- То-то и оно, -- снова вздохнула она.

-- Ну и что? У нас разница всего на семьсот тридцать дней, -- не моргнув глазом, состарил я себя сразу на три го­да, -- Да и вообще, какое значение имеет возраст?

-- Тебе серьезно тридцать? -- изумилась Валентина, при­поднявшись на локте, -- Я думала, что не больше двадцати пя­ти.

-- Послушай, любимая, -- укоризненно покачал я головой, -- Ты сейчас напоминаешь мне Софью Ковалевскую. Ты предпочи­таешь язык цифр? Что за математический конгресс мы устроили? Лично я больше склонен к лирике. Так да или нет?

-- Что?

-- Ты выйдешь за меня?

-- А я могу немного подумать?

-- Не больше пяти минут, -- улыбнулся я, подхватил свою одежду и вышел из комнаты. Я чувствовал, как ее колючие гла­за буравили мой упругий зад. Ничего, -- подумал я, пусть лю­буется атлетической фигурой своего будущего мужа.

Вернувшись на кухню, я включил свет, поскольку стало уже совсем темно, оделся, с жадностью выпил теплой солонова­той минеральной воды, закурил и снова приступил к поискам розетки. Теперь, в более-менее спокойной обстановке я быстро ее обнаружил. Она находилась у самого плинтуса под столом. Более нелепого местонахождения этой штуковины я никогда не встречал.

Холодильник вздрогнул, икнул и тихо заурчал. Пуская к потолку струйки дыма, я попытался проанализировать ситуацию. Валюшина растерянность меня радовала. Во всяком случае, она не сказала, что я спятил, предлагая ей замужество. Она явно колебалась, взвешивая все за и против, я был в этом уверен. Ведь если сравнивать внешность Мальцева и мою, то все было не в его пользу. Что касаемо благосостояния -- разницы боль­шой не наблюдалось. У него иномарка, у меня -- тоже, у него коттедж, и я не бездомный. А уж об отношении к Валентине и говорить было нечего. По сравнению с ним я был английским джентльменом. Да и в сексе, скорее всего, пальма первенства принадлежала мне. В общем, оставалось только посильнее на­жать на нее, устроить еще парочку объяснений в любви, клят­венных обещаний быть верным ей всю оставшуюся жизнь и -- де­ло в шляпе.

-- А почему это у тебя такой странный загар? -- прерва­ла мои размышления Валентина, зайдя на кухню, -- По пояс, как у тракториста.

От неожиданности я вздрогнул и оглянулся. Она стояла напротив меня, одетая в длинный женский халат и мягкие та­почки. Лицо ее было серьезно, даже хмуро.

-- Да в моторе покопался сегодня немного, -- на ходу сочинил я, приходя в ужас от ее вида.

Где она откопала женские вещи?! Неужели шарила по дру­гим комнатам?! Ситуация принимала критический оборот.

-- Что за маскарад? -- спросил я, следя за тем как она налила в стакан на три пальца "Блэк Лэйбл". -- Ты потеряла свое платье?

-- Нет, -- покачала она головой и залпом заглотила вис­ки. Даже не поморщившись опустилась на стул и уставилась на меня.

-- Что случилось, Валя? -- спросил я, успев сообразить оправдание этим вещам.

-- Это чье? -- не замедлила спросить она, оттянув ворот халата. -- Мне, правда, великовато будет, но ничего, удобно, -- в ее голосе почувствовались металлические нотки.

-- А ты, оказывается, ревнива, -- как можно добродушнее улыбнулся я, -- Но разве ты не знаешь, что нехорошо лазать по чужим шкафам? Тебе родители об этом в детстве не говори­ли?

Валентина промолчала, но взгляда не отвела.

-- А вот меня мама хорошо воспитывала. Кстати, это ее вещи. Я бы рекомендовал тебе все это положить на место, -- теперь и в моем голосе зазвучал металл.

-- Это вещи твоей матери? -- немного смутилась Мальце­ва. -- А ты не врешь?

Только сейчас я вспомнил, что почти год не виделся с матерью по причине того, что жила она в пригороде за сотню километров отсюда. Мне было совестно, но для убедительности все же пришлось похоронить ее (да простит меня мамуля ради Бога).

-- Она умерла два года назад, Валя. И я убедительно прошу тебя ничего тут не трогать. Я все оставил так, как бы­ло при ней.

-- Господи, Виталик! -- умоляюще посмотрела на меня Мальцева, -- Я не знала. Клянусь, у меня и мысли такой в го­лову не было, -- путая слова, залепетала она. -- Прости ме­ня, пожалуйста. Я все сейчас положу на место.

Она выскочила из кухни, я же облегченно выдохнул. Те­перь, по идее, мне бы надо было немного пообижаться. Повод, чтобы поскорее увезти Валюшу домой, имелся превосходный! Но ведь я так и не услышал от нее ответ на мое предложение. Же­лание поскорее завершить "работу" боролось с искушением от­делаться от нее на сегодняшнюю ночь. В конечном итоге я ре­шил так: если она скажет "да" и захочет остаться, я оставлю ее, но по причине обиды больше не стану заниматься с ней любовью. Ее акробатические этюды в постели мне порядком осто­чертели, я был вымотан до предела.

Вскоре она, как побитая собачонка, вернулась в кухню и встала возле окна ко мне спиной. Плечи ее нервно подрагива­ли. Она молчала и всхлипывала. Наверное, здорово всплакнула, стыдясь своего поступка. Это хорошо, -- подумал я, -- она боится потерять меня, переживает за наши дальнейшие отноше­ния. Теперь будет вести себя ниже травы, тише воды.

-- Ладно, перестань, -- подошел я к ней и обнял за ост­рые плечи. -- Ничего страшного не произошло. Я прекрасно те­бя понимаю. Ты столько лет прожила с мужем, теперь встала на распутье. Боишься расстаться с прошлым, хотя и желаешь того. Тебя одолевают сомнения, а тут вдруг в моем доме обнаружива­ешь женские вещи. Я бы тоже на твоем месте забеспокоился: а не аферист ли какой этот молодой человек, околдовавший меня своими чарами? Ведь так ты подумала? Да?

-- Нет! Нет, Виталик, -- она впервые назвала меня так ласково и, резко повернувшись, прижалась щекой к моей груди, -- Не говори ерунды. Я так ни разу не подумала. Да и какой толк тебе с меня? Разве я обещала тебе золотые горы? Просто я до сих пор не могу поверить, что ты на самом деле меня лю­бишь. Я не понимаю за что?

-- А разве любят за что-то?

Она молча пожала плечами и снова всхлипнула, продолжая прижиматься ко мне.

-- Ну тогда считай, что я полюбил тебя за то, что мы внутренне очень похожи. Я ни разу не встречал таких женщин, с которыми мог бы поговорить обо всем. В основном попадались такие дуры, что с души воротило. А кроме того ты понравилась мне и внешне. Худощавые женщины в моем вкусе. Твое тело просто поражает меня своей совершенностью, -- как можно убе­дительнее заговорил я, думая, не переборщил ли насчет пос­леднего. -- При виде тебя я только и думаю о том, как бы поскорее затащить тебя в постель. Может, это тебе покажется пошлым, но это истинная правда, и мне за это не стыдно. Ког­да я увидел тебя впервые, идущей мне навстречу по залитой солнцем дорожке, когда увидел, как ты -- такая хрупкая и нежная... Одним словом, я уже тогда захотел тебя.

-- Я люблю тебя, -- сказала Валентина, когда я закончил этот бред, и прижалась ко мне крепче. -- Знаешь, наверное, я согласна.

-- На что? -- сразу не понял я.

-- Выйти за тебя замуж, -- ответила она и одарила меня своей очаровательной улыбочкой.

-- Наверное или точно? -- переспросил я, не веря своим ушам. Вместо намеченных трех месяцев я практически управился за три дня. Великолепный результат!

-- Ты дал мне на размышление пять минут. Это, конечно, смешно, -- молвила Валюша, продолжая скалиться. -- Но я тебе скажу правду. Я тоже, как только увидела тебя, подумала о том, что хотела бы вот с таким мужчиной быть рядом всю жизнь. Ты тоже герой моего романа, -- тут она снова улыбну­лась. -- И вот, пока ты ходил к нам две недели, я только и мечтала о том, чтобы хоть как-то с тобой сблизиться. Ну, хо­тя бы, стать твоей любовницей. Честно сказать, Аркадий давно раздражает меня, он не тот человек, с которым можно связать свою судьбу навсегда. Все, что меня в нем привлекало, так это его деньги. Я ведь, Виталик, сама из района, а там, сам знаешь, какая жизнь, -- она устало вздохнула, подошла к сто­лу, налила себе еще немного виски и, усевшись на край стола, сделала внушительный глоток.

-- Там жизнь -- не сахар, -- поддакнул я.

-- Ну вот. А разве можно судить меня за то, что я меч­тала вырваться из этой дыры и жить по-человечески?

-- А разве тебя кто за это судит?

-- Да хотя бы ты, -- усмехнулась она. -- Постоянно го­воришь: "Твой карлик, твой урод". Я же прекрасно понимаю, что нашу жизнь с Аркадием не надо рассматривать под лупой. Все видно невооруженным глазом. Всем ясно, что я вышла за него не по любви. Ну и что из того? Да я восемь лет была ему верной женой. Ты веришь мне?! -- вдруг отчаянно воскликнула она, словно призналась сейчас в том, что ни разу в жизни не пила воды или не знала вкуса хлеба.

-- Почему же? Я верю, -- пожал я плечами.

-- Ну, так тогда ты можешь себе представить, что значило для меня изменить мужу!

Я не особо это представлял, но утвердительно кивнул.

-- Ведь я отдалась не первому встречному! -- высокопар­но продолжала Мальцева слегка заплетающимся языком. -- Ты понравился мне, как никто и никогда. Но я даже и мысли не имела, что все может вот так обернуться! Я и представить не могла, что ты вдруг станешь предлагать мне стать твоей же­ной! Виталий! Ты это на самом деле серьезно? -- пытливо пос­мотрела она на меня.

Я подошел к ней и, взяв свободную от стакана руку, по­целовал:

-- Ну, конечно, серьезно.

-- Только ты не подумай, что я клюнула на твой дом или машину. Да мне плевать на все золото мира! Выйдя замуж за Аркадия, я очень скоро поняла, что не в деньгах счастье...

-- А в их количестве, -- не удержался я.

-- Неуместная шутка, -- обиженно фыркнула Валентина и, отставив стакан, потянулась за сигаретой.

-- Но я так и не понял, ты согласна выйти за меня или нет? -- спросил я, поднося ей зажигалку. -- Для чего ты сей­час мне все это рассказываешь?

-- Я хочу, чтобы ты меня понял, -- выдохнув мне в лицо дым, ответила она. -- Я хочу, чтобы ты понял, что я... Я не легкомысленная идиотка. Что я мечтала о тебе с первой нашей встречи, как ты обо мне. Но разве так бывает?! Я просто не могу в это поверить.

-- Как видишь, бывает, -- улыбнулся я и нежно поцеловал ее ухо, -- И ничего тут не должно для тебя быть странного, -- постарался я ее убедить. -- Это мне немного странно, что ты обратила на меня внимание.

-- Ты смеешься, что ли? Да ты просто Аполлон! -- воскликнула Мальцева, бросила в пепельницу окурок, поставила опо­рожненный стакан на стол и обвила мою шею руками. Все это она проделала довольно быстро. Я не успел ретироваться, и мне пришлось запечатлеть долгий поцелуй на ее тонких губах, которые я почти не чувствовал.

-- Глупости, это ты у меня красавица, -- шепнул я, вспоминая бессмертные строки: "Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку".

Снова взяв Мальцеву на руки, я поставил ее на пол:

-- Что ж, поехали. Тебе уже, наверное, давно пора быть дома. Не хватало бы еще, чтобы твой карлик поставил тебе под глазом бланш.

Честно признаться, я даже немного растерялся от скоро­палительности ее решения и не совсем соображал, что делать дальше. Дело в том, что хоть и бутафорское, но все-таки предложение я делал впервые.

-- Значит, выгоняешь? -- усмехнулась Валентина и напра­вилась к выходу, подхватив свою сумочку.

-- Глупости, -- возмутился я. -- Но только посуди сама, мне бы хотелось, чтобы все выглядело пристойно. Приди сейчас домой, поговори с супругом. Расскажи ему о нас. Если хочешь, я сам это сделаю.

-- Теперь глупости говоришь ты, -- засмеялась Валенти­на, выходя на улицу. -- Лучше предоставь все мне. Я знаю, что делать.

-- Нет уж, постой, -- схватил я ее за руку. -- Обсуж­дать такие вопросы мы будем вместе.

Я побоялся, что сейчас Мальцева устроит Аркадию Никоди­мовичу сюрприз, предложив развод и дележ имущества. Это в наши с ним планы не входило. Мне стоило остановить Валентину от "необдуманного" шага.

-- Как вместе? Как ты себе это представляешь? -- нахму­рила она брови. -- Мы сейчас вдвоем заявимся к Аркадию и объявим о нашей помолвке?!

-- Пока не знаю... -- замялся я. -- Во всяком случае, нам надо хотя бы с тобой все серьезно обговорить.

-- Что ты имеешь в виду? О чем мы должны с тобой гово­рить? Или ты уже пошел на попятную?

-- Ни в коем случае! -- выпалил я, глядя на ее озабочен­ное лицо. -- Просто давай обговорим все детали нашего... на­шей будущей жизни.

Я немного волновался. Валентина заметила это и тоже на­чала нервничать.

-- Что-то я тебя не пойму, -- качнула она головой и се­ла на ступеньку. Сорвав длинную травинку, которая чудом уце­лела от покоса, она уцепила ее зубами и принялась грызть, периодически сплевывая.

-- А что тут понимать? -- немного помолчав, спросил я. -- По-моему, и так все ясно. Мы с тобой решили пожениться, нам надо все конкретно обсудить.

-- Что именно? -- буркнула она себе под нос и снова сплюнула пережеванную траву.

-- Да ты хоть скажи, как на все это отреагирует Арка­дий? -- не выдержал я и, отобрав у нее эту зеленую жвачку, отбросил в сторону. Все происходящее было похоже на первую семейную ссору. Я подумал, что это тоже неплохо. Это сближа­ет.

-- А тебя это волнует? -- огрызнулась Мальцева.

-- Конечно волнует. И вообще, все, что связано с тобой, меня даже очень волнует. Валя, я не могу понять, почему ты так завелась? Чем я, собственно, тебя обидел? -- спросил я, присаживаясь рядом.

-- Не знаю, -- пожала она плечами и, обвив колени рука­ми, прислонилась ко мне. -- Просто я немного переживаю. Нер­вы совсем ни к черту.

-- Да перестань, -- дружески обнял я ее. -- Я тебя по­нимаю. Конечно, столько лет жила с одним человеком, а тут вдруг разом все изменить. Но если ты сомневаешься, то... -- тут я сделал продолжительную паузу, чтобы дать ей понять, что на этом наши встречи закончатся.

-- Нет, Виталик, -- спустя минуту, отозвалась она. -- Я не сомневаюсь. Только вот хочу сказать, что у меня, что я... -- теперь замолчала и она.

-- Так что ты? -- подбодрил я ее, легонько тряхнув за плечо.

-- Просто хочу сразу тебя предупредить, что я никогда не смогу иметь детей, -- обреченно выдохнула она. Мне даже стало ее немного жаль.

-- Ну и что? Зачем они нам? Ты же знаешь, что я их тер­петь не могу, -- попытался я ее успокоить.

-- Нет, -- покачала она головой. -- Это ты сейчас так говоришь. Пока молодой. А потом тебе обязательно захочется наследника. Вот у Аркадия хотя бы от первого брака есть ре­бенок, поэтому он не так переживает за...

-- Да перестань, Валечка, -- встряхнул я ее, прервав на полуслове. -- Если уж мне так ужасно захочется иметь ребен­ка, то мы возьмем из детского дома. Но я очень сомневаюсь, что мне это понадобится.

-- А если этого захочу я? -- спросила она, заглянув мне в лицо. Свет, льющийся из окна, отразился в ее глазах, на­полненных слезами.

-- Ладно, прекрати. Сейчас еще не время об этом гово­рить.

Я понял, что она за сегодняшний вечер перебрала лишне­го. Разговаривать о серьезных вещах с ней сейчас не стоило. Я поднялся со ступенек и вернулся в дом. Валентина за мной не последовала, и осталась горевать на пороге. Наскоро приб­равшись на кухне, я вышел в холл и устроился в плетеном кресле-качалке. Его мерное поскрипывание быстро вывело меня из себя и я стал прохаживаться по комнате, обдумывая даль­нейший план действий. Но все, что приходило мне в голову, было направлено лишь на то, чтобы немедленно поговорить с Мальцевой о ее "приданом". Мне стоило убедить ее, что ей совсем не обязательно что-то делить с мужем. Этого требовали обстоятельства, поскольку она, кажется, на самом деле была настроена говорить с ним о разводе уже сегодня. Но создавша­яся атмосфера требовала совсем другого. Не мог же я так ци­нично отнестись к ее проблеме с ребенком, начав тему об иму­ществе. Мне, вообще-то, хотелось, чтобы она сама заговорила об этом.

Как это ни прискорбно, но, пожалуй, придется оставить Валентину здесь, -- пришел я к неприятному выводу, -- Может, за ночь мы и успеем решить с ней главную проблему, а то ведь спьяну она испортит все, и Мальцев уже завтра с утра нагря­нет в контору с выговором, подумав, что я не справился с де­лом. Она, правда, только что говорила, что не в деньгах счастье, но я был уверен, что это бравада. Любой нормальный человек (а у Валентины почти не было психических отклонений) при каждой возможности воспользуется данными ему благами. Или я не прав?

Я вышел за дверь, чтобы сообщить Мальцевой о том, что намерен оставить ее на ночь, но ее нигде не было.

Шурша колючками срезанной травы, я обегал весь участок, выходил за ворота, звал, кричал, все бесполезно. Она словно сквозь землю провалилась. Нельзя сказать, что я сильно пере­пугался за ее жизнь, но все-таки она заставила меня поволно­ваться.

Заперев коттедж, я сел в машину и, сперва медленно, ос­матриваясь, не мелькнет ли где кумачовый сарафан, а потом быстро, все с нарастающей скоростью, направился домой, чувс­твуя смертельную усталость. Хрен с ней, с этой Мальцевой! -- подумал я, -- Кому она нужна? Доберется на такси.

Как следует отоспавшись, я прибыл в контору около деся­ти утра.

-- Тебя тут обзвонились уже, -- встретил меня Бурятов, протягивая для приветствия свою шершавую ладонь.

-- Кто? -- поинтересовался я, будучи уверенным, что ме­ня пытается достать Аркадий Никодимович.

-- Да баба какая-то. Раз пять уже звонила. Просила тебя срочно позвонить домой, как только появишься.

Сначала я вообще ничего не понял:

-- А ты ничего не путаешь?

-- А что тут можно перепутать? Где, говорит, ваш дирек­тор? Я говорю, дома, наверное. Еще не приехал, -- стал объ­яснять Бурятов. -- Она говорит: "Как появится, пусть домой позвонит". И так пять раз. А ты где был-то? Твоя, что ли, тебя разыскивает? Но на Люськин голос не похоже.

Тут до меня кое-что стало доходить.

-- Ладно, разберемся, -- махнул я рукой и пошел к себе.

Найдя визитку Мальцева, я позвонил ему на работу.

-- Слушаю, -- моментально каркнула трубка.

-- Аркадий Никодимович? -- спросил я, хотя и был уве­рен, что это он и есть.

-- Да.

-- Здравствуйте. Это Потемкин.

-- Да.

-- Вы не могли бы сказать мне, какой в том коттедже но­мер телефона?

-- Сейчас, -- он говорил отрывисто, деловито и немного зло. Назвав номер, который я быстро занес в записную книжку, Аркадий спросил: -- Валентина была эту ночь с вами?

-- Да, -- подражая ему, ответил я, ожидая следующего вопроса, но тот молчал. -- Не беспокойтесь. Все, кажется, идет к завершению, -- не стал я испытывать его терпение.

-- Замечательно, -- каркнул он и повесил трубку.

То ли он был сейчас слишком занят, то ли обиделся, что так быстро все завершается. Мне бы тоже было обидно за нес­колько дней работы выложить кому-то десятку тысяч гринов. Не раздумывая, я набрал указанный номер и замер в ожидании.

-- Алло? -- жалобно пискнуло мне в ухо.

-- Валя, ты? -- уточнил я.

-- Ну а кто же еще? -- пролепетала она, -- Ты куда дел­ся? Как ты мог меня тут оставить, да еще и запереть?!

-- Это я куда делся?! -- взорвался я, -- А ты где бы­ла?! Я всю ночь по моргам, больницам и милициям ездил!!! Что это за фокусы! -- я уважал мнение Суворова, о том, что напа­дение -- лучший способ защиты. Кроме того, я и на самом деле не мог сдержаться от злости. Эта идиотка наверняка уже пере­рыла весь дом, в поисках очередного компромата на меня. Мало ли что она могла там найти!

-- Да я наверх ушла, пока ты в кухне был. Ждала тебя в спальне. Мы же договорились, что я останусь, -- начала оп­равдываться Валентина. -- А ты взял и уехал.

-- Да ты меня за дурака-то не держи! -- продолжал над­рываться я. -- Я весь участок обыскал! Орал, как резаный! Всех соседей, наверное, перебудил. Ты что, не могла отоз­ваться? Тебе доставило удовольствие издеваться надо мной?!

-- Но я...

-- Вот и сиди теперь там до вечера! -- прервал я ее оп­равдания и швырнул трубку.

Через минуту снова раздался звонок:

-- Виталик, ты уж прости меня. Только приезжай скорее.

Ты ведь меня запер снаружи, я даже выйти не могу.

-- В окно вылези, -- посоветовал я.

-- Но тут везде решетки, -- взмолилась Мальцева. Я по­нял, что немного опростоволосился и сменил гнев на милость:

-- А куда тебе, собственно, выходить? Приготовь лучше своему новому муженьку чего-нибудь к ужину. У меня, в отли­чие от вас, сударыня, прислуги нет.

-- Но, Виталик! -- снова запричитала Валентина. -- Мне ведь все-таки надо домой появиться. Аркадий там, наверное, тоже с ума сходит.

Дама нарасхват, -- усмехнулся я про себя, а вслух ска­зал:

-- А ты позвони ему и скажи, что больше домой не вер­нешься и что у тебя теперь другой дом и другой муж.

-- Да, но... -- ее писк выразил явное сомнение. Сейчас она наверняка протрезвела и смотрела на все по-другому. Мне стоило поддержать ее моральный дух.

-- Ладно, сейчас приеду, -- пообещал я. -- Только на этот раз не надо от меня прятаться.

Через полчаса я уже был на Васильевской. Валентина с порога бросилась мне на шею:

-- Ну где же ты был всю ночь? -- заныла она. -- Я тут чуть с ума не сошла.

-- Это я чуть с ума не сошел! -- отстранил я ее от се­бя. -- Даже у дома твоего муженька часа три проторчал, ду­мал, что ты на такси заявишься. Хорошенькую ночку ты мне устроила! Вообще не спал.

-- А Аркадия видел? -- стараясь не выдать дрожи в голо­се, спросила она.

-- Да, зашел к нему кофейку попить, -- шутливым тоном отозвался я. -- Говорю, хочу, мол, подождать вашу жинку, а то она потерялась куда-то после того, как мы с ней позанима­лись любовью.

-- Перестань, -- даже не улыбнулась Мальцева и села на плетеный диванчик, закинув ногу на ногу. Ее пальцы нервно затеребили подол сарафана. -- Ты не представляешь, что мне теперь будет! -- жалобно пискнула она.

-- А ты?

-- Что я?

-- Ты сама-то представляешь, что тебе за это будет? -- заинтересованно спросил я.

-- Примерно.

-- Убьет?

-- Скорее всего, -- грустно усмехнулась она.

-- Но ведь ты только что сказала мне по телефону, что собиралась у меня остаться, поэтому и пошла в спальню. Зна­чит, ты отдавала себе отчет в действиях? Почему же сейчас такая паника? -- подковырнул я ее.

-- Вчера я была смелее, -- подтвердила она мою догадку.

-- Знаешь, думаю, тебе надо остаться тут. Я сам съезжу к Аркадию и все выложу начистоту. Пусть перебесится, а когда немного остынет, ты сама встретишься с ним и вручишь повест­ку в суд, -- предложил я.

-- В какой суд? Зачем? -- не поняла Мальцева, округлив свои раскосые глазенки.

-- На развод, -- пояснил я и пошел в кухню. Мне хоте­лось показать ей, что в ее разводе я не сомневаюсь, и дело это совершенно обыденное и не подлежит больше никаким обсуж­дениям.

Она моментально вскочила с диванчика и, стуча каблука­ми, побежала за мной:

-- Подожди, Виталик! Давай поговорим серьезно.

-- А я вчера вечером тебе это предлагал, -- лениво про­говорил я, присаживаясь за стол и закуривая, -- Но ты, если помнишь, сказала, что говорить, собственно, не о чем. Даже обиделась, уличив меня в том, что я струсил. Скажу теперь одно: ты была права. Нам на самом деле нечего рассусоливать. Так что забирай свои личные вещи и перебирайся сюда, -- на слове "личные" я сделал особое ударение. -- По ходу дела бу­дешь оформлять развод. Вот и все.

Она слушала меня внимательно, прислонившись плечом к косяку двери. Руки ее безжизненно повисли вдоль тощего тель­ца, и она стала похожа на осину, припаленную октябрем. Для полной картины не хватало еще Иуды, который бы на ней пове­сился. Мне становилось смешно.

-- Ну что за похоронный вид? -- не удержавшись, улыб­нулся я, -- Что случилось ужасного? Или ты уже не хочешь выйти за меня замуж, а предпочитаешь оставаться со своим жалким уродцем?

В этот момент я подумал о том, что мне предстоит неко­торое время, пока будет длиться развод, вести с Мальцевой совместную жизнь. Я мало себе представлял, как это будет выглядеть и на сколько у меня хватит терпения, и хватит ли вообще. Но это было неизбежно. До меня это дошло только сей­час! И как мне потом выставить ее за дверь? На что способна Валентина в гневе, я тоже не знал. Похоже, что все будет не так легко, как я думал в начале, очертя голову бросившись в эту авантюру. И как долго будет идти бракоразводный процесс? Месяц? Три? -- соображал я, пока она молча таращилась на ме­ня, видимо, взвешивая все "за" и "против".

-- Нет, -- наконец молвила Мальцева, -- Я сама поговорю с Аркадием. Это наше с ним дело.

-- Нет, любимая, -- возразил я. -- Теперь у тебя с ним нет никаких дел. Есть только наши с тобой. И сразу хочу тебя предупредить, чтоб никакого дележа имущества! -- не выдер­жав, приступил я к главному. -- Я хочу забрать тебя без приданого. Мне не надо, чтобы потом меня считали крохобором. Я сам могу обеспечить тебя.

Валентина медленно приблизилась ко мне и села рядом:

-- Ты очень благороден, Виталик, -- пискнула она, кладя мне руки на колени. -- В общем-то, я и ожидала такое. Но...

-- Никаких но! -- твердо сказал я, погладив ее по жи­деньким волосам. -- Даже и не думай!

-- Но, Виталя, -- плаксиво загундосила она. -- Зачем отказываться от...

-- Я сказал нет! -- повысил я голос, давая понять, что спор бессмысленен. -- Хватит с Никодимовича и того, что я забираю у него тебя. Делиться с ним еще и имуществом -- крайне неприлично, посуди сама.

-- Так что же, ты считаешь, что я столько лет прожила с ним и ничего не нажила?

-- Ты нажила себе массу геморроя, -- усмехнулся я. -- Но в конечном итоге мы с тобой встретились и теперь все бу­дет хорошо. Не мелочись, Валюша, -- похлопал я ее по руке. -- Нам и без твоего барахла будет всего достаточно.

-- Мммда, -- в задумчивости протянула она, подошла к хо­лодильнику и достала бутылку, в которой на донышке остава­лось чуть-чуть виски.

Будто полноправная хозяйка, Валентина выудила из шкаф­чика стакан и вылила в него остатки спиртного. Я понял, что она была законченной алкоголичкой.

-- Тебе привезти еще? -- спросил я непринужденно, будто считал похмелье с утра обыденностью.

-- А ты уже уезжаешь? -- сделала она кислую мину.

-- Но мне же надо работать. Теперь нас в этом доме двое. Мне необходимо удвоить старания, -- улыбнулся я, смек­нув, что Валентина практически согласилась со мной во всем.

-- А ты не мог бы привезти мне бутылочку прямо сейчас? -- заискивающе оскалилась она в ответ.

-- Конечно, могу. Эх, остаться бы дома, да напиться вместе с тобой! -- мечтательно посмотрел я в потолок.

-- Но разве я напиваюсь? -- немного обидевшись, возра­зила Мальцева. -- Так, попиваю в легкую от скуки. А что здесь такого?

Это жалкое оправдание навело меня на мысль, что Мальцев наверняка скандалил с Валентиной из-за ее пьянства. Скорее всего, это и послужило поводом тому, что он пожелал от нее избавиться. Я его отлично понимал. Вот моя Люсенька... Черт! Я же обещал навестить ее еще вчера, -- вспомнил я. -- Какая же я свинья!

-- Абсолютно ничего. Сейчас привезу моей девочке ле­карство от скуки, -- как можно беззаботнее и веселее ответил я. -- Минут через пятнадцать буду.

С этими словами я заторопился к выходу. Мне хотелось побыстрее отделаться от Валентины и наведаться к Люсе.

-- Постой, -- остановила меня Мальцева. -- Но у меня ведь нет даже сменного белья. Нет, Виталик. Ты все-таки за­вези меня домой.

-- Твой дом теперь здесь, -- отрезал я, но, сообразив, что ей на самом деле нужна хотя бы зубная щетка, сбавил тон. -- Ну ладно. Все равно Аркаши наверняка сейчас нет. Я завезу тебя туда, а через пару часов заеду. Идет?

-- Да, -- кивнула она и, залпом заглотив виски, пошла за мной.

По дороге мне пришлось снова раскошеливаться ей на вы­пивку. На этот раз она в машине пить не стала, а смиренно терпела до дома. Я высадил ее у ворот, чмокнул в щечку, поо­бещав не задерживаться, и отправился к Люсе.

Все пока складывалось необычайно хорошо. Для начала я решил заехать к Мальцеву и кое-что с ним обсудить. Мне было необходимо дать ему некоторые инструкции по поводу дальней­ших действий с его стороны. Я уже знал, что от него для это­го потребуется.

Все по той же визитке я быстро отыскал его офис, кото­рый находился почти в самом центре города. Это было довольно солидное трехэтажное здание. Даже особняк. Старинная пост­ройка с двумя колоннами при входе, отделанный по-современно­му фасад и массивная вывеска, извещающая о том, что тут на­ходится фирма "Гранд", правда, неизвестно, чем занимающая­ся. Наверное, всем подряд. Стоявший неподалеку джип "Чероки" свидетельствовал о том, что Мальцев, скорее всего, находится на месте.

Поднявшись по четырем мраморным ступеням, я вошел внутрь и сразу натолкнулся на детину в пятнистой форме, ко­торый своими габаритами еще более усиливал солидность данно­го заведения.

-- Вы к кому? -- необыкновенно густым басом спросил он, надвигаясь на меня.

-- К Мальцеву, -- гордо произнес я, продолжая путь.

-- Минуточку, -- все тем же басом остановил меня дети­на. -- Ваша фамилия?

-- Потемкин, -- обернулся я. -- А у вас тут что, филиал от Чрезвычайной Комиссии?

Пятнистый, не уловив шутки, подошел к висящему на стене телефону, снял трубку и тут же пробасил:

-- Софья Владимировна, к господину Мальцеву Потемкин.

Я был несколько обижен, что к моей фамилии так же не прибавили почтенного обращения "господин".

-- Хорошо, -- через минуту сказал пятнистый, повесил трубку и сделал мне приглашающий жест, указывая на лестницу, ведущую на верх. -- Можете пройти.

Я сделал подобие книксена и поспешил в указанном нап­равлении.

Как же меня бесят эти новомодные приколы! Стоит этакий Илья Муромец у двери, изображает из себя крутую охрану, а сам является никем иным, как обыкновенным швейцаром. А уж виду грозного на себя напустит, что хоть вон беги. А у само­го-то кобура на поясе, в которой в лучшем случае газовый баллончик, а в худшем -- пирожок с повидлом. Да если кому надо на жизнь генерального покуситься, то уж вряд ли станут здание приступом брать, хлопнут где-нибудь в подъезде или в тачку адскую машинку засунут. А Мальцев тоже хорош, сам за рулем ездит. На шофере, что ли, экономит или уж больно любит за руль держаться? -- негодовал я про себя, пытаясь отыскать дверь его кабинета среди множества других. -- Надо и у себя для пущей важности такую гориллу завести.

В самом конце коридора я, наконец, набрел на нужную комнату. В "предбаннике" за компьютером сидела толстуха лет пятидесяти, которая, как я понял, именовалась Софьей Влади­мировной. Увидев меня на пороге, она посмотрела поверх очков и важно произнесла:

-- Вы Потемкин, -- это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Видимо, таким образом пожилая секретарша хотела показать мне свою прозорливость.

-- Так точно-с, -- наклонил я голову. -- Разрешите вой­ти-с?

Она приподняла голову, дав мне возможность созерцать ее дряблую шею, смерила меня высокомерным взглядом, как бы го­воря, что тут не театральные подмостки, а сверхсолидное уч­реждение, и молча нажала на какую-то кнопку.

-- Аркадий Никодимович, -- степенно произнесла Софья Владимировна. -- К вам посетитель.

-- Пропустите, -- рявкнуло в ответ, и секретарша молви­ла мне: "Входите".

Боже ты мой! Наверное Аркадий Никодимович именно ее выбрал себе в будущие супруги. Во всяком случае, она очень ему подходит и по возрасту, и по манерам -- подумал я, проходя за массивную железную дверь с надписью "Директор".

Мальцев сидел за столом, по своим размерам не уступаю­щим теннисному. Его почти не было видно из-за кипы бумаг и телефонных аппаратов. Хорошо просматривалась лишь его лыси­на, на которой играли солнечные зайчики. В кабинете было прохладно, но кондиционер, создающий эту прохладу, издавал надрывные звуки, мешающие говорить нормальным тоном.

-- Добрый день, -- громко, чтобы перекрыть шум кондици­онера, поприветствовал я Мальцева и без приглашения уселся в одно из кресел, стоящих напротив.

-- Здравствуйте, -- милостиво отозвался он. -- Вы по делу?

-- Ну, разумеется, -- развел я руками.

Мальцев вышел из-за стола и пересел ближе ко мне. Те­перь я смог заметить, что он был одет в пиджачную пару. При такой-то жаре на дворе! Что поделаешь? Положение обязывало.

-- Только давайте побыстрее. Я очень занят, -- по обык­новению каркнул он.

Ничто так не облагораживает мужчину, как чрезмерная за­нятость и серьезный вид. Если бы сейчас его видела Валенти­на, то вполне бы могла отказаться от меня. Мне даже самому стало неловко за свое фамильярное поведение. Напыщенный вид Мальцева требовал от окружающих скромности и подобострастия. Надо бы и мне взять с него пример. Что я, как дурак, в самом деле, со своими работягами в нарды играю, за руку с ними здороваюсь, позволяю всякие колкости в свой адрес, в джинсах на работу хожу. Нет, вот как надо директорствовать! Тогда, глядишь, и деньга попрет. Да наверняка.

-- Я буду предельно краток, -- пообещал я.

-- Слушаю вас, -- сразу успокоился Аркадий Никодимович и пристально уставился на меня.

-- Дело в том, -- начал я, -- что с сегодняшнего дня Валентина Васильевна переселяется ко мне.

-- Как?! Уже?! -- брови Мальцева взлетели вверх и там и остановились.

-- Да, уже, -- утвердительно кивнул я, забавляясь в ду­ше его искренним удивлением, -- По этому поводу хочу дать вам кое-какие инструкции.

-- Ну-ну? -- взял он себя в руки и сделал серьезное ли­цо, -- Я слушаю вас.

Мне импонировало то, что такой важный человек готов выслушать мои советы, а тем паче и последовать им. Я уже чувствовал себя выше его на три головы не только анатомичес­ки. Вот сижу тут и командую. Жену его в бараний рог за три дня согнул, теперь и за него принялся. Да еще и денежки за это получу. Есть, все-таки, в этом деле и свои прелести.

-- Если вы хотите ускорить процесс, -- начал я, напус­тив на себя важности, -- то убедительно прошу вас последо­вать моему совету.

-- Ну же! -- заторопил он меня, нервно щелкнув пальцами.

-- Сейчас Валентина Васильевна отправилась в ваш дом, чтобы собрать свои личные вещи. Она уверена, что вы буде­те вне себя от бешенства, и боится встречи с вами. Так вот, пусть все так и будет. Не смотрите равнодушно на ее уход. Устройте скандал, сцену ревности или что-то в этом роде. Скажите, что всю вашу совместную жизнь только и знали, что тратились на нее. Пусть все выглядит так, будто она вам до­рого обошлась. Я неплохо разбираюсь в женщинах и уверен, что это унизит ее самолюбие. Она обязательно скажет вам, чтобы вы катились к черту со всем своим имуществом, тем более, что почву к этому я уже подготовил. Она, правда, еще сомневает­ся, но вы подстегнете ее к решимости все бросить и уйти с одним чемоданом. Я в этом не сомневаюсь. Только не говорите ей, что выставляете ее за дверь с этим одним чемоданом. Она может обозлиться и начать действовать вам назло. Не перегните, как говориться, палку, и все будет как надо.

-- Она не так проста, как может показаться в начале, -- покачал головой Мальцев. -- И вообще, я не могу поверить в то, что она так быстро решилась уйти от меня.

-- Но факт остается фактом, а против этого не поспо­ришь, -- довольно усмехнулся я, -- Так что поезжайте сейчас домой и начинайте действовать.

Мальцев низко склонил голову и в задумчивости уставился на свои ботинки.

-- Может, вы передумали, Аркадий Никодимович? -- спро­сил я, нарушив затянувшуюся паузу.

-- Нет, нет, что вы! -- скороговоркой произнес он, -- Ладно, я сейчас съезжу. Значит, говорите, что она дома и со­бирает вещи?

-- Да. Я обещал, что через пару часов за ней заеду. Да­вайте договоримся так: вы сейчас едете туда, устраиваете скандал и уезжаете. Я же прибуду за ней, -- я посмотрел на часы. Для общения с Люсей у меня оставалось не более часа, -- Ну, скажем, в два. К этому времени вы уедете. Нам ни к чему лишний цирк.

-- Да-да, конечно, -- послушно согласился он. -- Это надо же! Никак не ожидал, что все так скоро получится.

-- Вы жалеете об этом? -- вскользь поинтересовался я.

-- Да нет, -- он, встал и заходил по кабинету, заложив руки за спину, тем самым став похожим на вождя миро­вого пролетариата. Такой же маленький, лысый, нервный, -- Наоборот, рад. Это даже честно с ее стороны, вот так сразу взять и уйти. Не ожидал, не ожидал. Думал, что довольно дли­тельное время она будет мне просто наставлять рога. Я даже не особо надеялся, что наш с вами план сработает.

Я прекрасно понимал его, как мужчина. Сейчас Мальцев испытывал чувство ущемленного самолюбия. Пусть даже и нелю­бимая женщина, но она предпочла его другому. Тем более, на это ушло всего две недели! А он-то, в глубине души, наверня­ка рассчитывал на то, что этого вообще не произойдет. Вполне возможно, что мое сообщение просто огорошило его. Я даже по­думал о том, что Аркадий Никодимович вступил со мной в этот сговор под влиянием какого-то мимолетного импульса, сгоряча. А теперь уже и деваться некуда.

-- Может быть, вернем все на круги своя? -- предложил я, наблюдая за его нервными передвижениями. -- Но только вы, конечно, в некотором размере компенсируете мне моральный ущерб.

Он резко остановился и посмотрел на меня исподлобья:

-- Вы с ума сошли? -- довольно спокойно произнес он, потом подошел к телефону и набрал какой-то номер, -- Андрей Николаевич, -- произнес Мальцев, -- извините, но нашу встречу придется на часок отложить. В два часа вас устроит? Прекрас­но. Значит, договорились, -- повесив трубку, он снова пос­мотрел на меня, -- Ради ускорения нашего дела я сейчас со­вершаю глупейшую ошибку, -- спокойно прозвучал его голос, -- Вы даже не представляете, с каким серьезным человеком я в данный момент разговаривал. У нас с ним закручено такое де­ло... А, впрочем, вам это не интересно, -- махнул он рукой и снова уселся за свой громадный стол.

Неужели я ошибся? Значит, Мальцев переживал не из-за Валентины, предавшей его, а из-за какой-то важной встречи, которую пришлось перенести на другое время. Мне стало немно­го обидно за нас с Валюшей. Его циничное "вам это не инте­ресно" открыто подчеркнуло никчемность таких людей, как мы с ней. Но все-таки я был ему нужен. Пусть на время, но он нуж­дался в моих услугах и был готов ради них расстаться с нема­лой суммой. Я не подал виду, что его слова задели меня за живое, а лишь улыбнулся и сказал:

-- Что ж, тогда продолжим.

-- Да, несомненно, -- кивнул Мальцев, блеснув лысиной. -- В половине второго меня там уже не будет. Можете приез­жать за ней. Но вы уверены, что именно сейчас я должен ра­зыгрывать перед ней комедию?

-- Абсолютно.

-- Да, пожалуй, я с вами соглашусь. Черт! Но как не вовремя! -- в сердцах выпалил он, -- Ладно, идите. Мне еще кое-что тут надо сделать. Времени совершенно не остается!

Я встал, собираясь уходить. Дойдя до двери, обернулся: -- Пожалуй, вы мне

должны выдать некоторую сумму на текущие расходы. Валентина теперь будет жить у меня, а зап­росы у нее не хилые. Как бы не передумала, если заметит, что я несостоятелен.

Мальцев без возражений небрежно швырнул на стол пятьсот долларов.

-- Я постараюсь ускорить бракоразводный процесс, -- сказал он, откидываясь на спинку кресла. -- Господи! Неужели все скоро закончится?!

-- Думаю, да. Кстати, а куда потом денется Валентина? -- спросил я. -- У нее есть тут квартира?

-- Нет. Только частный дом в пригороде. У родителей.

-- Да? Значит, ей придется уехать обратно в деревню?

-- Да, -- лаконично пояснил Мальцев.

-- Справедливо, -- заметил я, выходя за дверь.

Сев в машину, я сразу отправился к Люсе. Положение с ее здоровьем не улучшилось, и я пожалел, что не привез ей ника­ких гостинцев. Но времени у меня, как и у Мальцева, было в обрез. Я лишь успел немного приголубить ее, подбодрить и по­обещать, что завтра приеду надолго и буду ухаживать за ней весь день.

Ровно в два я приехал в дом Мальцевых и нашел Валентину в беседке. Бутылка, которую я купил ей два часа назад, стоя­ла перед ней и была почти пуста. Валентина же была настолько пьяна, что абсолютно не вязала лыка. Такой я видел ее впер­вые.

-- Случилось что-то страшное? -- с иронией в голосе спросил я, пытаясь поставить ее на ноги.

-- Сволочь! Тварь! -- зло выпалила она.

-- Надеюсь, это относится не ко мне? -- с опаской спро­сил я, поддерживая ее под руку.

-- Он! Он с-свинья, -- хмыкнула она, повиснув у меня на локте, -- Ско... -- тут она икнула, дернувшись всем телом, но, собрав всю волю, договорила, -- Скотина!

-- Да что случилось, Валя? -- наигранно забеспокоился я.

-- Аркадий сейчас был здесь, -- членораздельная речь давалась ей с трудом. -- Он орал, как с-свинья.

-- Он был здесь?! -- удивленно воскликнул я. -- Что? Что он тебе сделал?! -- я старался выглядеть озабоченным, хотя это ей в данный момент, похоже, было по барабану.

-- Увези меня отсюда, -- умоляюще посмотрела она на ме­ня красноватыми припухшими глазами.

-- Да я за этим и приехал. Ты собрала вещи?

-- Угу, -- мотнула она головой и указала пальцем на дом. -- Они там. Наверху чемодан и сумки. Еле успела до его приезда. Н-ну и тварь он!

-- Он тебя бил?

Она отрицательно мотнула головой:

-- Н-нет. Вот бы еще! Да я б его! -- при этом из ее рта брызнула слюна. На моей футболке образовалось мокрое пятныш­ко.

-- Ладно, я сейчас сам заберу твои шмотки и поедем ко мне, -- сказал я и снова усадил Валентину. -- Подожди здесь.

На верхнем этаже я нашел две здоровенные сумки и чемо­дан. Они были из натуральной кожи и набиты до отказа, чуть не лопались. Сгорбившись от тяжести, я спустился вниз, пог­рузил багаж дамы в машину и, вернувшись к совсем раскисшей Валентине, поинтересовался, не будет ли еще и собачонки.

-- Н-нет, -- снова мотнула головой Мальцева. -- Ася -- его сокровище.

-- Что ж, тогда -- в путь, -- скомандовал я и, подхва­тив Валентину, также погрузил в машину. Включив зажигание, опомнился: -- Наверное, надо все запереть?

Но Мальцева уже отключилась и мерно посапывала на зад­нем сиденье, привалившись головой к стеклу. Мне пришлось вернуться в дом. Ключи лежали на столике возле камина. Нем­ного поразмыслив, я позвонил Аркадию Никодимовичу, чтобы сказать ему, что ключи будут оставлены в условленном месте. Но его на работе не оказалось. Да ведь у него сейчас прохо­дит важная встреча, -- вспомнил я и, заперев дверь и ворота, сунул связку себе в карман.

Когда мы подъезжали к Васильевской, Валентина немного очухалась и подала голос:

-- Виталик, купи мне что-нибудь выпить. Голова что-то раскалывается.

-- И с чего бы это? -- зло буркнул я себе под нос.

-- Лучше виски, -- слабо отозвалась она, наверное, по­думав, что я поинтересовался, чем именно она желает опохме­литься.

-- Сначала я выгружу тебя с вещами, а потом привезу.

-- Ну ладно, -- снисходительно согласилась она.

Я понял, что такого натиска на мои нервы долго не вы­держу. Какой месяц!? Какие три?! Неделя с этой алкоголичкой, и я либо попадаю в дурдом, либо спиваюсь сам.

Буквально сбросив Валентину на кровать, я отправился в магазин за шнапсом, проклиная все на свете. Когда вернулся, она уже спала мертвецким сном. Я поставил на тумбочку бутыл­ку, а рядом примостил записку следующего содержания: "Без­мерно счастлив, люблю, целую! Уехал на работу. Буду вече­ром". Выводя эти пропитанные нежностью строки, я думал о том, что надо бы попросить Аркадия Никодимовича, чтобы он оформил развод как можно скорее, воспользовавшись всеми сво­ими связями с важными людьми. В противном же случае наш план будет находится под угрозой срыва по причине моей несдержан­ности.

В этот день я просидел в офисе до восьми вечера, так и не решаясь ехать на Васильевскую. Мне было гораздо милее об­щаться с Бурятовым, которого я никак не хотел отпускать до­мой, чем со своей "будущей женой". Мы поиграли с ним в нар­ды, перекинулись в картишки, поболтали о политике и все воз­растающих ценах, в общем, нормально посидели. В девятом же часу позвонила Мальцева, потребовав, чтобы я срочно ехал до­мой. Она сослалась на свою невероятную депрессию, одиночест­во в незнакомом доме и все ту же головную боль. К нескрывае­мой радости Бурятова мне пришлось ехать.

Две недели!!! Ровно две недели я переживал ад! Деньги, выданные мне Мальцевым, закончились уже через четыре дня. Я ездил к нему еще раз за дополнительной порцией, заодно и от­дал ключи. Потом пришлось ехать снова, поскольку Валентина требовала отборного корма и алкоголя. И когда у самого Маль­цева терпение лопнуло, он, наконец, развелся. Это был празд­ник для нас обоих. Мы оба были свободны от этой женщины! Правда мне оставалась самая малость: выселить ее к чертовой матери из чужого коттеджа. Но это меня не тревожило. Я уже знал, как это сделать без шума и пыли. Главное, я стал об­ладателем десяти тысяч долларов! Они лежали у меня дома! Ар­кадий Никодимович Мальцев оказался честным человеком.

В день развода Валентина была немного грустна, но прак­тически трезва, видимо, опасаясь неважно выглядеть в суде. Собиралась она туда тщательно. Наведя на лице яркий вечерний макияж, она надела строгий черный костюм и красные туфли на высоченной шпильке. Перед этим мне пришлось свозить ее в са­лон красоты, чтобы там ей сделали прическу и обработали ног­ти. Прождал я ее при этом два с половиной часа. Но мне было плевать. Сидя в "BMW", я потягивал лимонад, прослушивал музыкальные кассеты, разглядывал из окна молоденьких симпатич­ных девчонок и ликовал.

В суд Валентину опять же повез я. Тут дело прошло го­раздо быстрее. Буквально через пятнадцать минут я увидел как оттуда вышел Аркадий Никодимович, многозначительно кив­нул, заметив меня, давая понять, что все прошло гладко, сел в свой джип и укатил. Следом за ним появилась и Валентина. В отличие от Мальцева, на ее лице был отпечаток скорби.

-- Ну что? Развели? -- на всякий случай уточнил я, ког­да она села рядом.

-- Да, -- последовал долгожданный ответ. -- Аркадий так расстарался, что нам даже сразу выдали свидетельства о раз­воде.

-- Ты опечалена?

-- Да нет, -- вздохнула она, -- Просто мне стало жаль Аркадия. Он выглядел таким несчастным.

-- Ты слишком впечатлительна, Валечка, -- заметил я, посмеиваясь в душе. Надо бы отметить такое событие. Сей­час купим бутылочку, поедем домой...

-- Домой?! -- пискнула она. -- Я думаю, что такое собы­тие надо отметить где-нибудь в ресторане. Мы с тобой, между прочим, всего два раза там были. А дома опять есть нечего. И когда ты, в конце концов, наймешь служанку?! Мне надоело жить в грязи и питаться концентратами, -- ее голос был на­полнен истерическими нотками.

-- А ты бы взяла, да и сготовила хоть что-то сама, -- надо заметить, что такую вольность я позволил себе впервые за все наше совместное проживание. Но я не собирался на этом останавливаться, -- И перестань капризничать. Мне начинает казаться, что ты жалеешь о разводе. И вообще, подумай над тем, как ты живешь! Ты же натуральная бездельница, которая привыкла использовать труд других людей. Так нельзя! Понима­ешь? Надо хоть что-то делать. Хотя бы вести домашнее хозяйство, -- я говорил искренне и с некоторым надрывом. Мне на самом деле хотелось ей втолковать самые простые истины.

Мальцева непонимающе уставилась на меня. Ее глаза выра­зили полное удивление и даже некоторый испуг.

-- Виталик, ты что? Я тебя не узнаю, -- запищала она, прижимая руку к сердцу.

-- Скоро совсем не узнаешь, -- усмехнулся я и дал газу. Посеять в ее голове что-то умное было бесполезно.

Притормозил я возле летнего кафе "Розарий".

-- Так, ты сейчас выходи, садись за столик и жди меня. Можешь пока сделать заказ на свой вкус, а я минут через тридцать буду.

-- А ты куда? -- все также испуганно посмотрела она на меня. Было такое впечатление, что до нее кое-что начинает доходить.

Положение ее и на самом деле было довольно опасным. Развелась с мужем, замуж за меня еще выйти не успела. Оста­лась у разбитого корыта, можно сказать, доверившись словам первого встречного. Да, похоже, Валентина только сейчас поняла какому риску себя подвергла. Но мне не было ее жаль. Сама виновата. От добра добра не ищут! Будь я на ее месте, ни за что бы так опрометчиво не поступил.

-- Хочу машину поставить. Приеду на такси. Могу я тоже напиться или нет?! -- с вызовом ответил я.

-- А, ну да, конечно, -- улыбнулась она уголком рта, -- Конечно, поставь.

Я проводил ее за столик и поехал на Васильевскую. Пос­ледний раз. Там я быстро собрал все наши вещи. Валюшины упа­ковал в те самые сумки и чемодан, в которых она перевезла их две недели назад, и отправился на железнодорожный вокзал. Затем к себе, а уж потом прямиком в "Гранд".

-- Ну как? Все нормально? -- спросил я, когда охранник и секретарша позволили мне войти в кабинет Мальцева.

-- Да, все замечательно, -- счастливо улыбнулся он. -- Вы не представляете, как я вам благодарен!

-- Почему же? Очень даже представляю, -- улыбнулся я в ответ.

-- Да-да, разумеется, -- кивнул он и протянул мне уве­систую пачку зелененьких. -- Большое вам спасибо.

Я впервые видел его таким довольным.

-- А это вам, -- сказал я, протягивая ключи от коттеджа и тачки. -- Жаль, конечно. Я так быстро привыкаю к хорошему. Если бы не ваша бывшая супруга, то благодарность исходила бы от меня.

-- Я думаю, этих денег на покупку неплохой машины вам хватит, -- дружески похлопал меня по плечу Мальцев. -- Желаю вам удачи.

Когда вернулся в кафе, Валентина Васильевна уже нор­мально набралась водочки. Закуска же состояла лишь из стака­на апельсинового сока.

-- Наконец-то! -- воскликнула она, когда я присел ря­дом. -- Больше часа прошло! И куда ты меня привез? У них тут, кроме водки, ничего нет, -- гримаса брезгливости еще больше подчеркнула некрасивость ее лица, -- Поехали в другое место.

-- Да, пожалуй, -- кивнул я и протянул ей клочок бумаж­ки, -- Вот, держи. Тебе уже давно пора в другое место.

-- Что это? Что это за цифры? -- спросила Мальцева, разглядывая его.

-- Это шифр, -- охотно пояснил я, -- Шифр камеры хране­ния железнодорожного вокзала, где лежат твои вещи, а также ее номер. А вот тебе подъемные, -- положил я перед ней сто рублей. -- Тут вполне хватит на билет до твоей родной Пырловки, или как она там называется, и на то, чтобы расплатиться с официантом. В общем-то, все. Ну, привет! Счастливо дое­хать!

С этими словами я покинул летнее кафе "Розарий", оста­вив Мальцеву в полном недоумении. Она даже ничего не крикну­ла мне вдогонку. Наверное находилась в состоянии шока. Но мне было все равно. До этого момента я и сам был почти в состоянии шока. Теперь ее очередь.

Я, конечно, подозревал, что Валентина меня будет доста­вать. Ведь она знала, где я работаю. Но я в этот же день объявил, что все уходят в отпуск, собственноручно запер кон­тору и поехал к Люсе. В последнее время, отравленное прожи­ванием с Мальцевой, наши отношения заметно ухудшились. Люся не безосновательно стала подозревать меня в измене и посто­янно хмурилась. Теперь я был богат, свободен и спешил утешить мою любимую!

Несколько дней я жил у нее. За это время Люся оконча­тельно поправилась, успокоилась, и у нас все прекрасно наладилось . Пару раз мы съездили на городской пляж, она хорошо загорела и выглядела теперь великолепно. После Маль­цевой, о которой я старался поскорее забыть, я просто не мог отвести от нее глаз. Ее милое личико, поворот головы, плавный жест руки, мимолетный взгляд -- все приводило меня в телячий восторг! Я был счастлив, что обладаю такой женщиной, и еле сдерживался, чтобы не рассказать ей о том, что стал обладателем целого состояния, хотя знал, Люся и так меня лю­бит. Но такова уж мужская сущность, нам непременно надо про­демонстрировать перед женщиной свою состоятельность. И я совершил ошибку.

Шел восьмой день нашей идиллии. Люся вернулась с работы немного уставшая и нервная. Я сидел на кухне, курил и потя­гивал пиво. Даже не поздоровавшись со мной, она швырнула на стол пакет с продуктами и уселась на жалобно скрипнувшую та­буретку, подперев подбородок ладошкой. Выкатившаяся из паке­та банка сгущенки прокатилась вдоль стола и глухо шлепнулась об пол. Люся на это не обратила внимания, тупо уставившись в одну точку.

-- Что-то случилось? -- спросил я, так и не дождавшись от нее ни слова.

Люся по-прежнему молчала. Вопрос пришлось повторить.

-- Да надоело все! -- вдруг неожиданно громко восклик­нула она и забарабанила пальчиками по столу, -- Эта хозяйка! Эта стервоза! И носит же земля таких гадин!

-- Что-то на работе? -- вслух предположил я, подняв банку и поставив ее на буфет.

-- Это не работа! -- снова в сердцах воскликнула Люся. -- Это каторга! Мне уже осточертели замечания этой идиотки! Что бы я ни делала, как бы ни старалась -- все плохо. Прямо мегера какая-то!

-- А ты не обращай внимания, -- посоветовал я, садясь на место и глядя на нее с пониманием и сочувствием, -- Или уволься.

-- Уволиться? -- наконец посмотрела она в мою сторону, -- А кушать я что буду? -- в ее глазах, если так можно выра­зиться, стояли злые слезы.

-- Как все, еду, -- ответил я, чувствуя, что практичес­ки готов взять ее под свою опеку. Пусть не жениться, но хо­тя бы просто содержать ее. Действительно, сколько можно па­рить девушке мозги? И как она только терпит меня?

В этот момент я был переполнен высокими идеями. Мне на самом деле было ее жаль. Особенно после того, как довелось увидеть другую сторону жизни, соприкоснуться с ней и понять, что так, как живем мы с Люсей, жить плохо. Моя бедная девоч­ка прислуживает какой-то неблагодарной грымзе, типа Мальце­вой, чистит чужой сортир, готовит жрать чужому мужу, в об­щем, выполняет всю работу за ту, которая потом вместо благо­дарности делает ей выговоры, а сама живет в роскошестве. Да, теперь я все хорошо понимал и ощущал это дерьмо на собствен­ной шкуре.

-- А кто меня будет снабжать этой едой? Может быть ты? -- крикнула Люся и горько заплакала, закрыв лицо руками.

От этих слов мне стало еще обиднее. Я подошел к ней, присел на корточки и нежно погладил ее по голым загорелым коленкам:

-- Конечно. А кто же еще? Ну не надо так убиваться, Лю­сенька. Перестань.

Она отняла ладони от лица и посмотрела на меня сверху вниз. Посмотрела так, будто видела меня впервые.

-- Ты? -- теперь в ее глазах сквозила неприкрытая иро­ния. -- И это говоришь мне ты?!

И тут я не выдержал. Не выдержал этого презрения, нап­равленного на меня, этого отчаяния в глазах любимой женщины. И я раскололся. Раскололся полностью! В этот момент я прес­ледовал лишь одну цель. Пусть Люся знает, что у меня есть деньги, которых нам хватит на двоих, и хватит надолго, если их не транжирить просто так, но главное, что получил я эти деньги, хорошенько подставив одну из таких вот "хозяек", ко­торые сосут кровь у трудового народа. Даже не знаю, что на меня нашло, но, клянусь, действовал я из чистых побуждений.

-- Послушай, Люсенька, -- обратился я к ней, преиспол­ненный решимости, и стал расхаживать по кухне, заложив руки сзади, как это делал Мальцев. Тут же, поймав себя на мысли, что невольно подражаю этому человеку, уселся на подоконник и, беззаботно покачивая ногой, приступил к рассказу.

Она слушала меня внимательно, ни разу не перебив. Но когда дело дошло до главного, то есть до того момента, когда мне пришлось ублажать Валентину в постели, Люся буквально подскочила ко мне и влепила такую пощечину, что у меня заз­венело в ушах.

-- Ты что?! -- опешил я. -- С ума спятила?

Ни слова не говоря, она выбежала вон, и я услышал доно­сящиеся из комнаты приглушенные рыдания. Вот так: хочешь как лучше, а получается как всегда. Потирая ушибленную щеку, я пошел за ней. Она лежала на диване, уткнувшись лицом в по­душку. Плечи ее содрогались от душераздирающего плача. Толь­ко сейчас до меня дошло, что я совершил глупость. Но было поздно. На все мои дальнейшие утешения она отреагировала од­нозначно: "Убирайся вон!"

Проклиная себя за проявленный идиотизм, я ушел, нарочи­то громко хлопнув дверью.

Два дня я безвылазно сидел дома и переживал за случив­шееся. Несколько раз звонил ей, но она бросала трубку, едва заслышав мой голос. На третий день я решил, что будет лучше, если дам ей успокоится, все переосмыслить в одиночестве, без горячки, а уж недельки через две зайду к ней без предупреж­дения и посмотрю, как она будет себя чувствовать. Я был уве­рен, что к тому времени она остынет и поймет, что не права. Ведь я прекрасно дал ей понять, что сделал это только ради нее, ради нашего с ней будущего.

А сейчас... Сейчас я собирался зайти в гости к Аллочке. Не гоже, подумал я, молодому богатому мужику сидеть в четы­рех стенах и кручиниться. Надо бы как следует встряхнуться и вернуть себе уверенность и природную веселость.

К вечеру я сбрил трехдневную щетину, начистил ботинки, надел светлые джинсы, свежую рубашку с коротким рукавом и, довольно оглядев себя в зеркале, собрался выйти, но в этот момент в дверь позвонили. Даже не глянув в глазок, я открыл. Открыл и обомлел. Прямо передо мной стояла Валентина Мальце­ва. Глаза ее метали молнии. Не проронив ни слова, она бук­вально отодвинула меня в сторону и прямиком прошла в комна­ту, цокая своими неизменными шпильками и виляя тощим задом, обтянутым узкой короткой юбкой цвета морской волны. На ней была ярко-оранжевая шелковая блузка с множеством черных пу­говок, а большая соломенная шляпа с зеленым капроновым бан­том щедро дополняла этот ансамбль.

Без всякого, разумеется, приглашения Мальцева уселась в кресло, достала из сумочки сигареты и закурила. Я смотрел на нее, не веря своим глазам. Как она умудрилась меня найти?! С чем, вообще, пожаловала? Чего ей нужно?

-- Ну, здравствуй, Виталик, -- ехидно пискнула она, смерив меня презрительным взглядом и заложив ногу на ногу. Короткая юбка при этом поднялась еще выше, полностью обнажив бледные худые ляжки. -- Не ожидал?

-- Признаться, нет, -- ответил я, пытаясь оправиться от первого шока.

-- Я так и думала. А ты присядь, присядь, -- предложила Мальцева, указав на диван, -- Разговор у нас с тобой будет долгий и, думаю, неприятный. А может, я ошибаюсь? Может быть, ты сейчас скажешь, что ужасно рад меня видеть? Ска­жешь, что тогда в кафе не отдавал отчета своим действиям из-за внезапно обрушившегося на тебя счастья быть со мной в законном браке? А? В таком случае я готова простить тебя.

-- А в противном случае? -- спросил я, сев напротив и тоже закинув ногу на ногу.

-- Так, значит, ты настроен агрессивно, -- сделала свои выводы Валентина и стряхнула пепел прямо на палас.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы выбрать пра­вильную тактику поведения. Было очевидно, что она жаждет крови. Устраивать с ней скандал я не собирался. Единственное, что от меня требовалось, так это мирно выста­вить ее за дверь, извинившись за то, что больше ее не люблю. Поэтому я предпочел пока помолчать и выслушать все ее жало­бы.

-- Ну? Я не слышу ответа, -- поторопила она меня. -- Или ты проглотил язык от радости?

Я продолжал молчать, глядя поверх ее головы.

-- Да, довольно убогенькое у тебя жилище, -- с присущей ей брезгливостью сказала Мальцева. -- У Лоскутовых дом был получше. Они -- твои верные друзья?

Я понял, что речь шла о коттедже, который мне предоста­вил во временное пользование Аркадий Никодимович. Неужели он потом прокололся?! Но зачем?

-- Да и машина Петровского тоже была неплоха, -- про­должала Валентина. -- Он тоже твой друг? Как же тебя все лю­бят, что готовы поделиться такими дорогими вещами. А ради чего, Виталик? Зачем тебе все это было нужно? Ты захотел по­играть в нового русского? Тебе захотелось завоевать сердце богатой женщины? Такой женщины, до которой тебе в жизни не дорасти самому. Правда теперь, благодаря твоим стараниям, я лишилась всего и стала тебе не нужна. Но тогда объясни, за­чем тебе все это понадобилось? Зачем ты велел мне отказаться от доли имущества, пообещав, что сам будешь обеспечивать ме­ня? Тебе нужно было хоть на миг почувствовать себя всемогу­щим и состоятельным? У тебя, наверное, комплекс неполноцен­ности? Ты сумасшедший?

Из этой кучи вопросов я понял, что Валентина пока так ни о чем и не догадалась. Мальцев тут ни при чем. Ее послед­няя фраза навела меня на мысль на самом деле прикинуться не совсем здоровым психически. Это был идеальный вариант. С ду­раков взятки гладки.

В ответ на все я потупил голову и упорно продолжал мол­чать. Пусть думает, что я раскаиваюсь в содеянном. Возможно, это ее немного утешит, и она уберется восвояси, простив больного человека.

-- Виталик, ну ответь хоть что-нибудь. У меня создается впечатление, что я права.

Другого впечатления мне и не надо было. Лишь бы она пос­корее ушла. Но дело приняло несколько другой оборот.

-- Ладно, не хочешь со мной разговаривать, не надо, -- сказала она, бросила окурок и потушила его носком туфли. От этого на паласе образовалось большое темное пятно. Стиснув челюсти, я решил не реагировать на это хамство вслух. -- Тогда слушай. Слушай внимательно, -- стала Мальцева повышать доселе спокойный тон. -- Если ты больной, то я упеку тебя в психушку, если аферист, однозначно -- в тюрьму. Поверь, моих связей на это хватит. Спасти же тебя может только одно: мы сейчас же идем в ЗАГС и расписываемся.

-- Уж лучше в психушку, -- не выдержал я.

Угрозы этой дегенеративной алкоголички всколыхнули мое самолюбие. Терпение лопнуло, и я был готов выкинуть ее из квартиры за шиворот.

-- Угу, -- спокойно хмыкнула Валентина, поднимаясь с места, -- Будь по-твоему. Только учти, я слов на ветер не бросаю. Я отомщу тебе, мой мальчик. И отомщу так, что ты по­жалеешь о том, что вообще появился на свет. Как ты заметил, мне не составило труда узнать твой адрес, узнать, на чьей машине ты разъезжал и в чьем доме так мило меня принимал. Не составит труда и засадить тебя. Это я тебе гарантирую.

-- Каким образом? -- усмехнулся я, посмотрев ей прямо в глаза. -- Чего ты хочешь? Городскую прописку? Она у тебя бы­ла. Ты ее потеряла. И потеряла благодаря себе самой. Чего тебе, спившейся деревенщине, не хватало? Кобеля молодого, который трахал бы тебя с утра до вечера, на халяву поил тво­им любимым пойлом и нанял бы штат прислуги, который бы убла­жал твое величество?! Да хрен ты угадала! -- теперь я уже не мог сдержаться. Мне хотелось высказать все, что я о ней и ей подобных думаю, -- Да кто ты такая?! Ты посмотри на себя! Красавица! Мисс Мира! Может быть, ты Мерилин Монро? Или Ма­рия Кюри? А может, Майя Плисецкая? Нет, ты просто Валюша и даже не Терешкова! Так что поезжай в свой Мухосранск и ту­мань своими "светскими" манерами мозги какому-нибудь знатно­му комбайнеру или трактористу. Молись о том, чтобы он на те­бя запал, и ему вовремя подвозили солярку. А еще лучше, про­дай свои норковые шубки и бриллианты, купи корову и торгуй на базаре парным молоком. Это будет честнее.

Выслушивая всю эту тираду, Мальцева стояла, приоткрыв рот, ее лицо приняло зеленоватый оттенок. Казалось, она вот-вот упадет в обморок, захлебнувшись собственной злобой. Возможно, я был слишком жесток, но всякое терпение имеет предел. И разве я был в чем-то не прав?

-- Ну, хорошо! -- выкрикнула она на высокой ноте. -- Я продам свои вещи! Но продам для того, чтобы употребить выру­ченные деньги... чтобы тебя... чтобы таких сволочей, как ты! -- от гнева она стала заикаться. -- Я отомщу тебе, мразь!

Я знал, что если сейчас ударю ее, мне тогда точно нес­добровать. А потому молча подошел к входной двери, открыл настежь и спокойно сказал:

-- Мадам, извольте выйти вон.

-- Мерзавец, -- прошипела она, покидая мое, как сама выразилась, убогое жилище, -- Ты меня еще попомнишь!

Захлопнув за непрошеной гостьей дверь, я облегченно выдохнул. Первый шок прошел, и я стал думать о последствиях. Лежа на диване и глядя в потолок, я пришел к выводу, что разъяренная женщина способна на все. Она может что угодно наговорить обо мне, сочинить любую историю, начиная от неуп­латы налогов до серийных убийств, совершаемых мною в периоды обострения шизофрении. Кстати, о налогах! А вдруг и впрямь ко мне заявятся из ментовки, да еще и с обыском, а у меня дома куча долларов!

Я вскочил, как ужаленный, и бросился к стенке. Выдвинув один из ящиков, я достал хранимые там деньги. В общем-то, других поводов придраться ко мне никто не найдет, -- подумал я, взвешивая пачку на руке. -- Так, надо бы их перепрятать. Тут их найдут сразу.

Обойдя всю квартиру и оглядываясь, будто был тут впер­вые, я постарался найти более-менее укромный уголок. Но вскоре пришел к выводу, что если, Боже упаси, придут с обыс­ком, то-то, что ищут, найдут в любом месте. Господи, а у ме­ня ведь еще и пистолет есть! -- вспомнил я. Дело в том, что пару лет назад я купил по дешевке "Макаров". Зачем он был мне нужен, я не знал. Просто польстился на цену, думая потом загнать его подороже. Но случая не подвернулось, и пистолет так и остался у меня с полной обоймой патронов. А вот это уже срок!

Я бросился на кухню, сунул руку за плиту и выудил отту­да промасленный и покрывшийся пылью тряпичный сверток. Гово­рят, на воре шапка горит. То же самое сейчас происходило со мной. Мне казалось, что по лестнице уже поднимаются менты, чтобы скрутить мне за спиной руки, защелкнуть их в "брасле­ты" и отправить в места не столь отдаленные. Чувствуя нарас­тающую панику, я бросил в сумку доллары, пистолет и вышел из дома. А куда идти? Да с таким-то багажом? Единственное, на что хватило фантазии -- это отправиться к Люсе, упасть ей в ноги и, если простит, а я в том не сомневался, остаться на некоторое время пожить у нее. Уж там меня ни вездесущая Мальцева, ни милиция не достанут. Я знал, что достаточно Лю­се пообещать жениться на ней, и ее доброе сердце оттает.

Поймав такси, я быстро добрался до ее дома, периодичес­ки поглядывая, нет ли за мной "хвоста". Потом, конечно, было немного смешно вспоминать эти моменты необоснованного манд­ража, но поймите меня правильно.

В этот час Люси дома не оказалось. Я заранее предпола­гал, что она еще на работе, а потому, пару раз звякнув в дверь для приличия, открыл своим ключом и вошел.

В квартире, как всегда, царили чистота и порядок. Я пе­реоделся в трико и старенькую футболку, которые так и лежали на отведенной мне полке в большом полированном шкафу, туда же положил деньги, пистолет и, вполне успокоившись, удобно устроился на диване, чтобы посмотреть телевизор.

Вникнуть в то, что передавали с голубого экрана, мне так и не удалось. Все мысли были заняты неожиданным визитом Мальцевой и ее угрозами. И как она все узнала? Даже я не знал, кому принадлежал коттедж на Васильевской. Неужели все-таки Аркадий?

Чтобы не ломать голову, я подошел к телефону и набрал номер, который уже помнил наизусть.

-- Да? -- сразу отозвался знакомый каркающий голос.

-- Аркадий Никодимович? Здравствуйте. Это Потемкин.

-- А, здравствуйте, -- довольно миролюбиво отозвался Мальцев.

-- Аркадий Никодимович, я вот, собственно, зачем: хотел спросить, не говорили ли вы Валентине Васильевне мой домаш­ний адрес?

-- Ваш адрес? -- удивленно переспросил он. -- Но я его и сам не знаю. А что случилось?

-- Да вот, был удостоен ее визита, -- вымученно вздох­нул я. -- А кроме того, она, как выясняется, знает, кому при­надлежат дом и машина, которыми я временно пользовался. Об этом вы ей тоже не говорили?

-- Ну, разумеется, нет! -- в голосе Мальцева послыша­лись нотки раздражения. -- А почему вы решили, что все это она могла узнать именно от меня? Глупости, честное слово! Да мало ли у нас всяких справочных? Или адресный стол, к приме­ру. А вообще... -- тут он немного замялся и поменял тон. -- Да, да, да, да! У одной ее подруги муж работает или в мили­ции, или в полиции налоговой. Точно не помню. Так достаточно же ей было попросить его посмотреть данные по компьютеру, и вот вам результат.

-- Мда, вы, наверное, правы, -- промямлил я, проклиная себя за несообразительность. -- Уж извините, что побеспоко­ил. До свидания.

-- Да, Виталий, до встречи. Вы зайдите ко мне, пожа­луйста, на днях. Не сегодня, но на днях. Договорились? -- теперь его тон был абсолютно дружеским. Я не совсем понимал странного, так быстро меняющего настроения этого человека.

-- Зайти?! -- искренне удивился я.

-- Да-да. Вы мне нужны по делу, -- подтвердил Мальцев, -- Приходите, скажем, послезавтра в... -- тут он снова сде­лал паузу, видимо, просматривая свой деловой календарь. Мне был слышен шелест бумаги. -- Жду вас в одиннадцать утра.

-- Ну, хорошо, -- пообещал я, весьма заинтригованный его неожиданным предложением.

-- До свидания, -- попрощался он, и связь разъединилась.

Я снова вернулся к дивану и тупо уставился в экран те­левизора. И зачем это я ему понадобился? Но поразмышлять над этим мне не дал приход Люси. Я услышал звук открываемой две­ри и поспешил ей навстречу. Увидев меня, она, кажется, нисколько не удивилась, лишь скользнула по мне равнодушным взглядом и, слегка задев плечом, проследовала на кухню.

-- Привет, любимая! -- как ни в чем ни бывало попри­ветствовал я ее и пошел следом.

-- Надеюсь, ты пришел забрать свои вещи? -- спросила Люся, выгружая пакет с продуктами и даже не глядя в мою сто­рону.

-- Нет, я к вам пришел на веки поселиться, -- процити­ровал я Лоханкина из бессмертного "Золотого теленка".

-- Да? И с какой же стати? -- наконец соизволила она посмотреть на меня.

-- Просто не могу без тебя жить, -- ответил я как можно убедительнее и шагнул к ней.

-- Не подходи ко мне, Виталий. Мы, кажется, все решили в нашу последнюю встречу.

-- Но, как видишь, она была не последней. А решила все ты, а не мы, -- парировал я и попытался ее обнять.

Она ловко вывернулась и отступила назад, уперевшись в подоконник. Дальше ей отступать было некуда. Разве что в ок­но.

-- Я сказала, не трогай меня! -- прикрикнула Люся, пы­таясь придать своему милому личику злое выражение. Это у нее вышло плохо, и я понял, что она рада мне, хоть и старается этого не выдать.

-- Солнышко, ласточка моя. Ну, перестань сердиться. Ты же знаешь, что я тебя люблю, -- нарочито-жалобно запричитал я, -- Ты же знаешь, что все, что я делаю, я делаю ради наше­го с тобой будущего.

-- И поэтому ты переспал с другой женщиной, -- горько усмехнулась она.

-- Да. Именно поэтому. Потому, что я за такую ерунду получил деньги, которые помогут нам в дальнейшей совместной жизни. Поверь, я сделал это только ради нашего блага. Неуже­ли ты думаешь, что я рассказал бы тебе об этом, если...

-- И это ты называешь ерундой?! -- возмущенно прервала меня Люся, округлив глаза. -- Да это самое что ни на есть настоящее сутенерство! Гадость и низость! Неужели ты дума­ешь, что я смогу жить и пользоваться этими грязными деньга­ми?!

-- Так, минуточку, -- остановил я вновь надвигающуюся истерику. -- Давай сядем и поговорим, как взрослые нормаль­ные люди, отбросив всякие предрассудки.

-- Я не собираюсь...

-- Люся! -- немного повысил я голос и указал ей на та­буретку, -- Сядь и выслушай меня спокойно. Иначе нам и впрямь придется расстаться.

Я заметил, что в ее глазах мелькнул испуг. Она прекрас­но знала мой характер и сейчас, видимо, поняла, что переги­бает палку. Обиженно поджав губки, она все-таки замолчала и послушно села за стол.

-- Вот умница, -- похвалил я ее и сел напротив. -- А теперь скажи, ты хочешь за меня замуж?

Люся шмыгнула носом и отвернулась, не желая отвечать. Но я знал ее ответ, а потому не обиделся и продолжил:

-- Так вот, я пришел к тебе не для того, чтобы играть в игрушки. Я почувствовал, что сейчас настало время серьезно подумать о нашей свадьбе. Для этого нам надо пожить вместе и прийти к окончательному выводу.

-- Какому выводу? -- пытливо посмотрела на меня Люся.

-- Сможем ли мы вместе жить. А то все какими-то набега­ми, урывками. А вот так, чтобы...

-- Значит, ты сомневаешься? -- на полуслове прервала она меня. -- Значит, три года, которые мы друг друга знаем ни чему тебя не научили? За это время ты так и не смог по­нять, нужна ли я тебе?

-- Люся, ты не поняла меня. Все эти три года мы не жили вместе, как муж и жена, не вели общее хозяйство. Мы просто были любовниками. А теперь давай поживем вместе три месяца, и сразу станет ясно, что к чему. Может быть, именно ты не захочешь замуж. Почему ты вечно все сваливаешь на меня?

Теперь пришла пора переходить в наступление. Я знал, что, почувствовав возможность выйти замуж, Люся забудет о случившемся и согласится на все. Замужество -- это ее комп­лекс, просто болезнь какая-то. Но что поделаешь? У нас у всех свои недостатки. Идеальных людей не бывает.

-- И ничего я на тебя не сваливаю, -- буркнула она. -- Просто ерунду какую-то несешь.

-- Но, но, но! Хватит, -- слегка пригрозил я. -- Лучше чайник поставь.

Люся молча принялась хлопотать возле плиты, а я с нас­лаждением закурил, понимая, что спор окончен и примирение состоялось. Да, с этой женщиной мне было легко. Я таких ниг­де не встречал.

Мы поужинали яичницей с ветчиной и салатом из помидо­ров. Обстановка оставалась слегка напряженной, но ближе к ночи все окончательно нормализовалось. Мы просто не могли оторваться друг от друга. А где еще, как ни в постели, можно добиться полного взаимопонимания и расслабления?