…Ещё через пять минут выяснилось, что о пчёлах он знает всё. И считает, что мне так же жизненно необходимо всё знать о пчёлах. И он просто обязан восполнить мои пробелы в этой области знаний. Для закрепления эффекта он будет всё повторять раза по два, по три. А ведь сперва мой сосед показался мне нормальным, даже интересным мужиком.
Плацкартный вагон — как коробка конфет: никогда не знаешь, где притаился настырный идиот Форрест.
Часа через два я понял, что ненавижу «Билайн» и «Боруссию Дортмунд», потому что у них жёлто-чёрная форма. К этому времени я уже дважды пил чай с образцами продукции. Моё заявление о том, что я пью чай не сластя, не принималось. Мёд — не сахар. Правду сказать, мёд действительно был вкусным. Всё-таки профи, не поспоришь.
Когда ещё часа через два тема таки стала себя изживать и я было вздохнул с облегчением, выяснилось, что мой попутчик не только пчеловод, но и баптист. А чтоб вы знали, баптистам строго обязательно проповедовать при каждом удобном случае. Я совсем приуныл. Плацкарт, конечно, не подводная лодка, но деваться тоже особенно некуда…
Но тут к нашему опен-купе подошли две женщины, башкирки, лет по пятьдесят, опрятны, солидны, увесисты. В ожидании постельного белья они присели к нам и познакомились. Оказались воспитательницами из детского сада. Я решил, что религиозное просвещение откладывается и снова последует лекция о мёде.
Однако мой сосед, видимо, считал мёд пройденным этапом, а потому ловко перевёл разговор к вопросу воспитания детей, о важности религии в этом деле. Воспитательницы считали этот вопрос весьма важным. Правда, они оказались мусульманками. Я немного расслабился. У баптистов, насколько я знал, не очень принято спорить с другими конфессиями, они больше нацелены на новичков, особенно на детей, с ними попроще. На детей, правду сказать, вообще все нацелены. Особенно, конечно, католики.
Проводница тем временем принесла дамам постель. Одна из воспитательниц вежливо спросила, не можем ли мы поменяться с ними местами, они уже пожилые и женщины… Я не удивился, ждал этого с самого начала. Так было принято, и разницы в цене ещё не было.
Пчеловод же заявил:
— Да, конечно. Только скажите сперва: жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем.
— Жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем, — повторила одна из женщин.
Она стала раскладывать своё бельё внизу, а баптист-пчеловод с довольным видом принялся возносить свою постель на вторую полку.
Вторая леди посмотрела на меня и тоже открыла рот. Но я её прервал:
— Постойте. Я агностик, а у нас, агностиков, не принято заставлять в обмен на услуги клясться чужими богами. Я, как агностик, могу уступить вам место просто так, за ради уважения.
Женщины смутились, мужчина принялся бормотать, что ничего такого не имел в виду. Я полез на вторую полку.
На ней я отвернулся к стене, закрыл глаза и сделал вид, что сплю, хотя ложиться явно было рано. И зачем мне надо было влезать со своими никому не нужными замечаниями? Теперь им неудобно друг перед другом. Так ли уж важны какие-то фразы? Что мне за дело до чужих вер и неверий? Испортил людям вечер, а они и так — в полном плацкарте.
И чего я вообще накинулся на этого баптиста-пчеловода? Нормальный же мужик. Нудный только. Но как не быть нудным, если тебе днём жужжат в уши пчёлы, а вечером на них присаживаются братья во Христе? Да и к баптистам я отношусь хорошо. В конце концов, из православных священников ни один, наверное, не станет трястись сутки в плацкарте. У каждого второго майбахи. Походу из-за того, что звучит приятно — май-бах.
А потом я и вправду заснул. И снились мне орды папуасов, чёрных душой и телом. Язычники плясали и веселились, а потом скопом, во главе с праведными старцами и новорождёнными безгрешными младенцами, шли прямиком в ад, где был скрежет зубовный. А всё потому, что к ним не сумел добраться ни один священник-христианин и ни один мулла. (Ну и банальность, подумал я прямо во сне.)
У входа в ад, впрочем, встречал их Иисус Христос. Выглядел он почему-то как Леонид Андреев в образе дворника, но во сне я точно знал, что это Христос. Иисус преграждал папуасам дорогу метлой и кричал:
— А ну кыш отсюда! Нечего шляться по помытому! Повадились ни свет ни заря!
(Уже лучше, подумал я не просыпаясь.)
А под утро мне приснился чайник Рассела. Он плыл в чёрной пустоте, а рядом с ним летал и хлебал из блюдца чай с молоком кот Шрёдингера, то исчезая, то появляясь, целиком и по частям, в такт стуку колёс.
Я проснулся и увидел, что баптист-пчеловод сошёл с поезда, чтобы дальше нести мёд и огонь своей веры. А воспитательницы-башкирки собирались пить чай. Я услышал, что они едут в Бугульму. Возможно, они совсем не башкирки, а татарки.
Я слез с полки и пошёл тоже заварить себе чаю.
— Ну, с добрым утром. Я пью за Рассела, истинного англичанина, не забывающего о чайнике ни днём, ни вечером, ни особенно в файф-о-клок! Но вы, конечно, можете этот тост не поддерживать.
— А кто такой этот Рассел, ваш знакомый? — спросила одна из женщин.
— Он уже умер.
— Но стоит ли за него тогда пить, тем более чай? Хороший он был человек или нет?
— А бог его знает, — сказал я.
Бог его знает.
Автор: Антон Александров
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ