Я застал ещё те благодатные времена, когда в Чле водилась рыба. Ну как рыба? Пескарь. По крайней мере, лично я другой не видел. Может быть в низовьях при впадении Члы в Егорлык заходила рыба других пород, но в нашем яру пескарь наблюдался в единственном числе. Впрочем, и в конце 60-х годов прошлого столетия их оставалось не так много. Даже удивительно, как эта мелкая, но стойкая рыбёшка умудрялась сохраняться в условиях повсеместного загрязнения и истребления.
Я любил подолгу сидеть у мостика на берегу речки, примостившись на уступчике в корневище склонившегося к воде деревца, наблюдая за течением воды и сливаясь с речным пейзажем. Казалось бы что тут такого? Незамысловатый вечный, как мир, сюжет — журчит вода, перекатываясь по коряжкам и камешкам. Редко проплывёт в стремнине то листик, то веточка, по утиному покачиваясь на перекатах. Где-то плеснёт то ли рыба, то ли лягушка. Ветер то и дело шелестит в кронах прибрежных деревьев, шепча лесу свои таинственные послания. Птицы сонно перекликаются друг с другом, кочуя с ветки на ветку. Кажется, что в этой точке вселенной время остановилось, что подобная картина открывалась и сотни, и тысячи лет назад, и ты в этом смысле соприкасаешься с вечностью, становишься малой, но неотъемлемой её частью. Что через сотни и тысячи лет, возможно, такой же мальчуган будет наблюдать тот же самый пейзаж, сидя на том же месте у той же реки.
В чёрном мутном потоке холодной воды ничего невозможно разглядеть и это будоражит детское воображение. Может быть там, на дне затаилось нечто неведомое и загадочное? Может быть, под толщей воды скрыты бесценные артефакты далёкого прошлого? Может быть, стоит покопаться в речной тине, и найдутся следы доисторических животных? Кто его знает? В любом случае, уходить не хочется, а хочется раствориться в этой природной гармонии, находясь во власти её гипнотической непостижимой силы.
Как-то раз июльским днём, заглядевшись на речную гладь и не заметив, что день вот-вот уступит место вечерним сумеркам, я решил пройти по дну реки вверх по течению. Дело в том, что метрах в двадцати река делала петлю и мне всегда было интересно, что спрятано за поворотом. С берега эта часть поймы была скрыта плотными зарослями каких-то кустов, вперемешку с камышом и бузиной. Я соскользнул с уступчика в холодный поток и, перескакивая с отмели к отмели, стал продвигаться против течения то по щиколотку, то по колено в воде к намеченной цели.
За поворотом мне открылся новый поворот уже в правую сторону. Берега стали более отвесными. До этого покатый противоположный правый от меня берег стал выше и круче. Но любопытство толкало мои ноги вперёд, а от них не отставало и всё остальное тело, разумеется, включая и пока ещё не совсем смышлёную и осторожную детскую голову. Я проскакал до следующего поворота и почувствовал, что начинаю замерзать.
"Ничего, - подумал я, - пройду немного дальше и там найду где выбраться на берег".
Но дойдя до следующего поворота, от холода я уже почти не чувствовал ног ниже колен. По всему телу, покрывшемуся гусиной кожей, пошла мелкая дрожь, с которой невозможно было совладать. Самый настоящий колотун. Положение же моё было если не отчаянным, то не простым это точно. Дорога назад была затруднена — я зашёл слишком далеко, сильно продрог и отдал много сил борьбе с ледяной водой. Слева от меня нависала совершенно отвесная круча высотой метров десять. Справа — довольно крутой, но всё же, как мне показалось, достаточно покатый склон. Я попытался подняться по нему, но не тут то было. Уцепиться было не за что, чахлые травинки обрывались до самого корня, босые ноги, промёрзшие до костей, беспомощно скользили по мокрой глине.
Родная речка в одночасье поймала меня в неожиданную западню. Я оказался один в окружении угрюмых отвесных склонов, как в гигантском колодце. Слышен был только мерный шум реки, сливающийся с равнодушным лесным гулом. В добавок ко всему, уже стало смеркаться и над головой в прогалинах между деревьями на сером вечернем небе стали проглядывать первые мутные звёзды. Мне стало по-настоящему страшно. Я добрался до прибрежной отмели, идущей вдоль обрыва, и остановился передохнуть, по щиколотки увязнув в топкой водяной жиже. Делать нечего - надо отдышаться, хоть немного согреться и подаваться назад. Как внезапно откуда-то слева со стороны кручи послышался удивлённый мальчишеский возглас:
- Ого! Ты как тут оказался? - Давай руку.
А позади него ещё один:
- Серёга, ты кого там нашёл?
Крепкие руки схватили меня под мышки и перенесли на скользкую глинистую, но всё же твёрдую почву, вырвав из ледяных речных объятий. На моё счастье, ребята с нашей улицы спустились проверить улов в своей рукотворной заводи, до которой я не дошёл буквально десять шагов. В отвесном склоне они некогда прорубили ступени и пустили вдоль них верёвку, держась за которую можно было относительно легко перемещаться вверх и вниз. На самой же реке чуть выше по течению они устроили невысокую плотину - перегородили реку досками, брёвнами, камнями, в общем всем, что могли раздобыть. Щели заделали ветошью, ветками и забили глиной. Получился затон. Рыба, плывущая с верховьев Члы попадала в ловушку, наподобие той, в которой только что побывал я сам.
Но о рыбе я в этот момент думал меньше всего. Ни руки, ни ноги меня не слушались из-за холода и усталости. Нежданные спасители помогли мне подняться наверх по едва заметным и покатым ступенькам, выдолбленным в скале. Наверху, как в сказке, открылась поляна, на которой горел небольшой костерок, окружённый брёвнами, выступавшими в качестве сидений. Что происходило дальше я помню довольно смутно. Помню: себя, сидящего у костра, укрывшегося чьим-то полотенцем, уже совершенно согревшегося и успокоившегося; ребят, как добрых волшебников, угощающих меня, тут же поджаренными на палочках пескарями с хрустящей корочкой; картошку в мундире, которую мы таскали из кострища обжигаясь и дуя на обожжённые ладони; мягкий летний вечер; небо, усеянное крупными звёздами, словно небесным продолжением искр от нашего костра; кружащее голову чувство свободы, тепла и уюта.
Помню, как подошёл Серёгин отец:
- Так вот ты где? Андрейка, тебя родители разыскивают по всей улице. А я и не знал, что ты у нас. Серёжа, что же ты молчал?
Он заглянул мне в глаза и улыбнулся - понял, что я почти сплю, помог мне встать, проводил до самого порога и передал из рук в руки моим родителям, не находившим себе места от треволнений.
Полвека прошло, а я всё думаю - почему так? Откуда столько тепла у почти не знакомых мне людей? Как сложилась их судьба? Где они сейчас? Живы ли, здоровы? Помяни их, Господи, за того жареного пескарика, которым они угостили продрогшего и уставшего мальчишку на поляне у отвесного склона холодной реки.