Однажды Нина, женщина средних лет вечером зашла в банк, чтобы отдохнуть. Она была в "Пятёрочке", накупила там кучу продуктов, в основном пельменей по скидке для своего непутёвого мужа и прожорливых детей, и очень устала. Вообще устала — от забот, проблем и от несбыточных надеж, и от себя тоже.
Нина вышла из магазина и поняла, что ей совсем невмоготу. Муж — не то, чтобы дурак, но близок к этому. Дети прекрасные, но отбились от рук. Совершенно не было ни сил, ни желания идти домой и вступать в перепалку с мужем и детьми.
"Они будут делить пельмени, — думала Нина, — а я переживать... Не пойду домой".
И не пошла.
Она увидела вывеску банка и решительно переступила порог кредитного учреждения.
Здесь отмечали корпоратив. Банковские работники ходили в гавайских национальных костюмах и пели "Ваку Ваку". Пели неплохо, но немного нестройно.
Был накрыт фуршетный стол. Все подходили к нему, смешивали коктейли, выпивали, закусывали, а некоторые даже целовались.
Нине уже было всё равно. Она отбросила сумки, смело подошла к столу, съела пару канапе, сделала себе "Белого русского", выпила и поцеловала какого-то заросшего мужика с крошками в бороде.
Мужчина удивился.
— Вы кто? — спросил он.
— Да я сама не знаю, — честно ответила Нина. — Утром была Нина, а сейчас давайте буду Уилани.
— Это что ж значит? — заинтересовался бородатый.
Молодой паренёк в ярко-жёлтой рубахе навыпуск сказал:
— Это, Степан Степаныч, значит, "небесная юная красота".
Бородатый присвистнул.
— Я такая, — подтвердила Нина, решив, что терять ей уже совершенно нечего.
— Я вижу, вам терять уже нечего? — решил, всё-таки уточнить Степан Степаныч.
— Абсолютно! — согласилась Нина. — Давайте танцевать.
На улице смеркалось. Июньские сумерки налились темнотой. Нине было всё равно. Она изящно танцевала, хорошим голосом пела "Ваку Ваку", ей хлопали и кричали: "Браво! Бис".
— Давайте ещё поцелуемся, — предложил бородатый.
Они долго целовались и Нина ощутила прилив сил.
Наконец, она отодвинула от себя бородатого и сказала нетвёрдым голосом:
"Мне домой пора, Стёпа. Меня муж и дети ждут".
Руководитель банка Степан Степанович показал за окно.
"Светает уже, Нина. А у тебя пельмени расквасились. Давай я тебе денег дам".
Нина ударила его по щеке. Щека загудела, налилась алым.
— Я ж от чистого сердца! — воскликнул руководитель.
— И я... — тихо сказала Нина.
Он проводил её до самого дома. Нина вошла в квартиру, где свернувшись в калачики и облизываясь во сне, спали её муж и дети.
"Эх, вы, дождаться меня не могли", — сказала Нина и пошла варить пельменную кашу. Сказка кончилась. Наступало трудовое июньское утро.
— Где ты была, Нина? — спросил муж, набив рот пельменным варевом.
— Мы голодные спать легли! — возмущались дети.
— Я Уилани. Я танцевала Ваку Ваку и пила коктейль, — сказала Нина, — а теперь пойду на свидание.
Но Степана Степановича за окном уже не было. Да и банка не было. Только вечернее сапфировое небо Гаваев.
"Какой мне сон приснился!" — сказала Уилани своему непутёвому мужу Макане.
"Ужинать пора", — буркнул Макана.
"Мама, мы есть хотим!" — закричали дети.
"Дойду до магазина. Потерпите немного", — попросила Уилани и побежала по тропинке.
Навстречу ей брёл грустный заросший турист с крошками в бороде.
Уилани не обратила на него никакого внимания.
***
Обомлевшие записки
Необычная женщина