Накануне вечером было решено приступить к последним таинствам, и был поднят вопрос о последней исповеди Аделаиды. Своим молчанием дофина вежливо отклонила предложение отца-иезуита де Ла Рю, хотя они всегда были в прекрасных отношениях. На самом деле Аделаида никогда не хотела иезуитского исповедника, но согласилась на иезуита, потому что он был выбором короля - ее обычная послушная позиция. Теперь она чувствовала, что имеет право на свой собственный путь.
Отец де Ла Рю спокойно воспринял этот отказ и выяснил, что она предпочитает отца Бейли, версальского приходского священника с янсенистскими наклонностями, которому отдавали предпочтение более набожные придворные дамы. (Аделаида, вероятно, всегда склонялась на эту сторону). Когда оказалось, что отец Бейли отсутствует – и отец де Ла Рю вынужден был сказать ей, что нельзя терять время, – Аделаида остановилась на францисканце отце Ноэле.
В то время в этом не было ничего особенно странного, это была привилегия умирающей женщины: на самом деле сестра Аделаиды, королева Испании Мария-Луиза, умершая двумя годами позже, также попросила сменить священника.
Исповедь Аделаиды, которую она совершала в одиночестве, заняла некоторое время. После этого, когда мадам де Ментенон вернулась, Аделаида сказала ей: «Тетушка, я чувствую себя совершенно иначе, как будто я полностью изменилась». «Это потому, что ты приблизилась к Богу», - сказала Франсуаза.
Позже, когда Аделаида попросила молитв за умирающих, ей ответили, что время еще не пришло. Тем временем Людовик и Франсуаза в отчаянии созвали совещание врачей, всего их было семеро, в том числе несколько привезенных из Парижа. Вердикт, как всегда, был таков: продолжать кровопускание, а если кровопускание не даст эффекта, то давать еще один препарат, который, конечно, ослаблял пациента.
Бедная Аделаида теперь начала навязчиво беспокоиться о своих игровых долгах: «Тетушка, у меня есть одна большая тревога...» Она очень хотела увидеть мужа и все объяснить, но, когда это было запрещено по причине инфекции, Аделаида попросила свой портфель с письменными принадлежностями, сумела открыть его и попыталась пролистать свои документы.
Задача оказалась ей не по силам (какая печальная пародия на ту живую Аделаиду, которая с такой энергией рылась в бумагах короля и мадам де Ментенон!) Ментенон продолжала успокаивать и заверять ее в том, что касательно долгов не стоит волноваться: «Герцог Бургундский позаботится о них «из любви к Вам».
Очень жаль, что даже во время ее мучений детское воспитание Аделаиды в стремлении всегда угождать королю не ослабевало. Когда ее спросили, почему она не говорит с Людовиком, она ответила, что боится расплакаться: как будто что-то сейчас может еще больше расстроить короля.
В разные моменты Аделаида узнавала герцогиню де Гиш – «Моя прекрасная герцогиня, я умираю» – и затем бормотала какие-то слова, невыносимо печальные для ее слушателей: «Сегодня принцесса, завтра – ничто, а через пару дней – забвение».
Несмотря на врачей, которые в пятый раз пускали кровь бедной умирающей принцессе из ноги, так что она фактически потеряла сознание под их присмотром – несмотря на молитвы, несмотря на покаяние, лихорадка Аделаиды продолжала расти. К этому времени она была практически без сознания, а жестокие рвотные препараты лишь еще больше ослабляли ее, не приводя в чувство.
Франсуаза пошла в часовню помолиться. Король отказался покинуть постель Аделаиды. В качестве отчаянной меры был испробован какой-то крепкий порошок, изготовленный камергером; Аделаида успела отметить, что он был горьким. Услышав, что дофина в сознании, вернулась мадам де Ментенон. И именно она мягко призналась девушке, что конец близок.
«Мадам, вы идете к Богу», – сказала она. «Да, тетушка», – повторила Аделаида, повинуясь до последнего. – Я иду к Богу». Через несколько мгновений Аделаида, принцесса Савойская, герцогиня Бургундская и дофина Франции, умерла.
Людовик XIV покинул покои умирающей девушки несколькими минутами ранее в соответствии с традицией, согласно которой монарх никогда не находился в присутствии смерти (кроме своей собственной). «Мы должны покориться», – сказал он Лаланду по поводу смерти своего сына, указывая на небо. Но он и представить себе не мог, как много покорности потребуется от него.
Аделаида однажды высмеяла чрезмерную набожность мужа: она сказала своим дамам, что хотела бы умереть первой, чтобы он мог жениться на монахине. Но бедный герцог Бургундский с разбитым сердцем прожил всего шесть дней после смерти своей жены, своего Дракона, которому он был добровольным рабом. Он смертельно заразился корью, от которой она умерла, во время его предыдущих преданных и настойчивых визитов к ее постели.
В этой атмосфере трагедии порой самые незначительные вещи оказываются наиболее значимыми. Лизелотта была доведена до слёз видом маленькой собачки герцога Бургундского, которая искала его в часовне, потому что в последний раз видела его там стоящим на коленях: «Бедная зверушка печально смотрела на всех, как бы спрашивая, куда делся её хозяин»…
- Продолжение следует, начало читайте здесь: «Золотой век Людовика XIV — Дар небес». Полностью историческое эссе можно читать в подборке с продолжением «Блистательный век Людовика XIV».
Буду благодарен за подписку и комментарии. Ниже ссылки на другие мои статьи:
- Амурные дела последних из Валуа