Солнышко перешло за полдень, разливая потоки света и духоты. Комариный писк перемежался с гудением мух и слепней. Под аккомпанемент мычания коров, идущих из дальнего лесочка на продуваемый берег речки, пытался играть на рожке пастух. Его потуги вели стадо туда, куда он хотел, и рожок замолкал только тогда, когда коровы следовали намеченным им курсом. Как только какая-то из коров откланялась, пастух снова брался за рожок, и всё стадо ревело на неё, корова возвращалась, а пастух переставал играть. При входе стада в деревню, ко всей этой какофонии добавлялся визг свиней, лежащих в дорожной грязи, поскольку пастух, давая хозяйкам понять, что он ведёт стадо, снова брался за рожок и стадо коров, убегая от музыкальных звуков рожка, по своим дворам, не разбирало дороги, и некоторые свиньи не успевали выскочить из од копыт.
Иван сидел на завалинке своей покосившейся от времени избы и от нечего делать плевками сбивал мух, садящихся ему на растоптанные чуни. Он сначала не мог понять, за что так мухи полюбили его чуни. – Наверное, самые красивые, - подумал он, но потом вспомнил, что нечаянно наступил на лепёшку, оставленную коровами по среди дороги. Поняв, на что липнут мухи, он решил снять сапоги и поставить чуть подальше, что бы потренироваться на более дальние расстояния. Но проклятые мухи перестали обращать внимание на его чуни, и всё своё внимание обратили на портянки, которыми были обмотаны его ноги.
- Странно, в них я ни куда не наступал, я чуни с прошлой зимы не снимал, ни куда не мог наступить. И ноги чистые, как помыл, чуни одел, да помочкой завязал, что б грязь не попадала, - решил Иван. – Это мухи не правильные...
Иван снял с ноги чуть влажную портянку и помахал ей перед собой, что б немного посушить. Собака, бежавшая вдоль поваленного забора взвыла и припустила по дальше от Ивана. Самому Ивану, вдруг почему-то малость поплахело...
- Ну, вот, намахался, лишнего кислороду дыхнул... – Подумал Иван и зевнул.
Сквозь все ароматы улицы, до носа Ивана донёсся запах жареной рыбы. В животе у Ивана заурчало. Он не ел со вчерашнего утра. С тех пор, как соседи схоронили его бабушку, Иван жил впроголодь. Делать толком он ни чего не умел, да и не хотел. Был он человеком редкого ума. Такого редкостного ума ни у каждого дурака найдётся.
- О-хо-хо, опять где-то жрать добывать. И кто только придумал, что человеку есть надо... Да ещё каждый день, вот бы раз в месяц, или в год... В животе снова заурчало...
- Пойду-ка я рыбы наловлю, - решил Иван. Он как-то слышал, что рыбу ловят сетями или на удочку. Сетей, у него, конечно не было, а вот удочка... Он знал, как её сделать. Ему бабушка как-то прочитала ему в одной умной книжке. –"Берёшь удилище, сделанное из дерева, лучше из ивняка. Обдираешь кору и ветки, привязываешь лесу с крючком, ставишь поплавок на нужную глубину, наживляешь червя и забрасываешь удочку. Ждёшь, когда клюнет, подсекаешь и вытаскиваешь рыбу... Всё проще пареной репы... В животе, при упоминании о пареной репе, в животе снова заурчало.
Иван пришёл на речку, и стал готовиться к ловли рыбы.
Первое - удилище... Ивняка нет, значит пойдёт и берёзка...
Иван подошёл к берёзке, попробовал её на гибкость, затем вырвал её с корнем, ободрал ветки, кору и... А лесы- то у него не было. Иван присел на берегу и задумался, - вообще-то из конского волоса пойдёт, а где такой длины взять? Правильно – связать, а где взять короткую? – Правильно из конского хвоста, - размышлял Иван. – И пошёл он на соседнюю поляну, где паслись кони.
Он выбрал самого хвостатого коня, сивого. Подошёл и намотав на руку с десяток конских волос, дёрнул. Конь от неожиданности взбрыкнул. Иван, видя, что ему в лицо летят копыта перехватил их и дёрнул. Конь заржал и убежал. В руках у Ивана остались две подковы вместе с гвоздиками...
- Ух, ты. Сколько сразу крючочков можно наделать, - обрадовался он. - Эти на маленькие крючки, - перебирая гвоздики, решал Иван, - а эти на большие, покрутил он в руках две подковы. Связав конский волос в верёвочку, он привязал с другой стоны подкову, – ловить, так - ловить. Чем больше крючок – тем больше рыба.
Подойдя к берегу, он забросил удочку: забросил – так забросил...
Удочка почти перелетев речку, следом за подковой, которая с плюхом ушла под воду, а удочка стоймя торчала из воды.
- Так, в книжке было сказано – поплавок поставить... Он нашёл кусок сухой деревяшки, и воткнул стоймя в берег, и стал ждать улова.
Солнце уже собиралось садиться, когда лошади, подгоняемые конюхом, пробежали мимо. Одна из них, прихрамывая и приседая на задние ноги, всхрапывая и косясь на Ивана, оббежала его стороной.
- Привет, Иван. – Сказал конюх Матвей. – Ты что здесь делаешь?
- Привет. Рыбу вот, ловлю.
- А удочка где?
- Вон, указал пальцем на торчащую у соседнего берега палку. – Забросил...
Конюх посмотрел на торчащую из воды палку, потом на Ивана...
- Ты, придурок?
- Спасибо, мил человек, что ты меня таким умным считаешь...
- Как это?
- Мне бабушка книжку читала, когда я был совсем маленьким. Там придворные были. Это которые при дворе. А ты меня придурком назвал. Значит я при дураке, в данном случае при тебе. А, ты умом славишься, а рядом со мной себя дураком считаешь...
Ни чего не ответил конюх, махнул рукой и пошёл себе дальше.
В животе у Ивана урчало всё сильнее и сильнее. Птицы и зверушки начали разбегаться из ближайшего лесочка в панике. Они ни как не могли понять, что за невиданный зверь появился в их краях. Рыба, плескавшаяся до этого в зарослях осоки, притихла и спряталась под берег. Даже комариный писк прекратился...
Ивану скучно стало от такой тишины, которую нарушал только рык в его животе, он начал собирать на берегу камни и бросать в озеро. Один из камней почему-то вместо "плюх" сделал "бум"...
Из воды на Ивана смотрела какая-то зелено-коричневая рожа с рогом на голове, правда рог был не острый, каким обычно бывают рога, а круглым.
- Ты, что, дурак? – спросила рожа высунувшись из воды.
- Нет, - ответил Иван. – меня конюх умным обозвал.
- А, зачем камни в озеро бросаешь?
- Рыбу ловлю...
- Кто ж так-то рыбу ловит?
- Я...
- Надо не камни в озеро бросать, а удочку забрасывать – Сказала рожа, которая стала головой, высунувшейся из воды.
- Я и забросил, - ответил Иван.
- Что-то не вижу твоей удочки.
- Да, вон она, - показал Иван на торчащий из воды комелёк деревца.
Деревце дёрнулось и стало быстро приближаться к Ивану.
Голова уже полностью показалась над водой и уже начало показываться тело. Оно было совсем без плеч и руки, больше похожие на плавники, торчали прям из боков.
- Ты кто? – Спросил Иван, ошарашено смотря на это чудо.
- Я – Водяной, не признал что-ли? Слушай, а кто тут рычал? Всю рыбу распугал, даже мне неприятно от такого рыка стало.
- Это у меня в животе от голода урчало.
В этот момент снова заурчало. Водяной со скоростью стрелы скрылся в озере. Через какое-то время, медленно, явно с опаской Водяной показался из озера. Сначала голова с глазами, щарящих по берегу в поисках неведомо кого, затем появилась голова полностью.
- Это что было? – Спросил Водяной.
- Я же говорю – в животе урчит...
- А кто там у тебя?
- В том и дело, что ни кого и ни чего. Не ем второй день.
- А, зачем? Что б вот так пугать народ?
- Да не хочу я ни кого пугать, - разозлился Иван. – Я жрать хочу.
- А если поешь, оно урчать перестанет?
- Смотря, что поесть. Иногда такого наешься с голодухи, что ещё больше урчит, и само потом выскакивает, не удержать ни какими уговорами. Да же как-то сосед приходил, он на железной дороге работал. Фонарь красный приносил, махал им, говорил, что да же паровоз остановит... Не, не помогло...
- Ну, на тебе тогда...
К ногам Ивана упали две здоровых рыбины. Он поднял их за хвосты, покрутил, словно выбирал на рынке...
- А жареной, у тебя нету?
Водяной, ошалел от такого вопроса. – Да откуда же в озере жареная рыба?
- И то верно, согласился Иван. – Да у меня в запрошлом годе печка развалилась, а починить не кому...
- Так печника найми, он сделает.
- Ага, а чем я ему заплачу?
- Рыбой, если совсем денег нет.
- А если я ему рыбу отдам, зачем мне печка? Что я на ней жарить буду?
Домовой ни чего не сказав, ушёл под воду, но через некоторое время вынырнул и что-то кинул Ивану огромное, почти с Ивана ростом, сказав – "держи".
- Вот тебе помощница до новой луны. Только в полнолуние, это через пять дней, обязательно сюда её принесёшь.
- Какая рыбина огромная, - подумал Иван. Схватив на руки. Но эта "рыбина", схватив его голову руками, притянула к себе и чмокнула.
- Ух-ты... Русалка... А как же ты на хвосте-то пойдёшь?
- А я и не пойду, ты меня понесёшь.
- А рыбу кто понесёт?
- Я понесу.
Иван перекинул русалку на плечо, словно мешок и пошёл к дому.
- Стой Иван. Рыбу оставили. Да и не хочу я как мешок висеть. Возьми на руки или уж на плечо посади.
- Ладно, - согласился Иван, усаживая русалку на плечо. Та, наклонившись, словно в ней вообще не было костей, подхватила рыбу.
Сидя у Ивана на плече, она стала махать хвостом.
- Ты там спокойно сиди, не ёрзай по плечу. Всё плечо своей... Чешуёй ободрала.
Но русалка только посмеивалась и продолжала помахивать. Отойдя от речки, Иван перестал чувствовать на своём плече чешую. Вместо рыбьего моста с его плеча свисали две женские ноги.
- Это как? – Удивился Иван.
- От озера отошли, да и я подсохла. Водой намочишь или к озеру поднесёшь, снова хвостатой стану.
-Так может ты сама пойдёшь, а я рыбу понесу?
- Что ты... У меня и обуток нет, и дорога вон вся грязная, да в коровьих лепёшках. Ты уж меня донеси, обутки сделай, потом и сама ходить буду, только что б ноги не мочить. А то, как я на хвосте тебе помогать смогу?
Принёс Иван Русалку домой, посадил на лавку, а сам думает, из чего ей чуни выкроить. Вспомнил, что за печкой старые бабкины валялись, правда чуть живые. Достал он их, а там дырка на дырке. Принёс он их, показал, а русалку от них так скорёжило, что Ивану страшно от такой рожи стало, а вроде красавицей была.
- Ладно, Иван, - сказала она. – Принеси две бадейки воды, одну на пол вылей, а вторую поставь, только порог не переступай. Да потом в дом не заходи и не подглядывай, сама тебя позову. Да оконце распахни. Принёс Иван две бадейки воды, одну вылил, а вторую через порог поставил, да что б не переступать. Оконце открыл, да на сеновал и завалился. Хоть охапка сена, да хоть под голову, а на досках или земле спать ему с детства привычно. Покрутился, покрутился, да и уснул. А что ему ещё делать, коли в доме капитальная уборка идёт, а его и не пускают.
Снится Ивану, что идёт он, да не по деревне, а по городу. В чистой рубахе, в новых чунях, да умный такой. Все у него совета спрашивают, а он им отвечает. Ему спасибо говорят и кланяются в пояс.
Проснулся Иван среди ночи. Голова на пучке соломы, одёжка какая и была, чуни старые, а его всего комары облепили и жрут.
Подскочил он и давай комаров на себе руками хлопать. Кого прибил, а кто и до следующего раза в щелях попрятался.
Посмотрел Иван на свою избушку, а из окошка и остальных дырок яркий свет сочится, а сама избушка ходуном ходит – вот-вот развалится. Народ набежал, кто с ухватом, кто с оглоблей, а кто и с топором...
Подошёл Иван к народу и вспомнив сон, приосанился и говорит, на них сердито – Кто звал вас сюда, не видите, служанка порядок наводит.
- Ты, что Ванька, совсем ополоумел? – Кричат ему из толпы. А он им и отвечает (как во сне видел) – кому Ванька, а кому и Иван Матвеевич. Я намедни в городе был, так там ко мне знатные люди за советом подходили. А если я и ополоумел, так мне и половины на всех вас хватит...
Посмотрел на него народ – был дураком, так и остаток потерял. А здесь как раз из оконца девица-красавица высовывается и зовёт бархатным голосом – Ванюша, иди домой заждалась я тебя.
Народ так и ахнул. Изба-то как новая, из трубы дым валит, из дверей щами вкусными да пирогами пахнет. А в дверях девица стоит красоты невиданной. Да и говорит девица собравшимся, ласково так – какого чёрта вам здесь всем надо. Развонялись на весь двор своим отрепьем, аж дышать нечем.
Народ хотел на Ивана пальцем ткнуть, повернулись, а он в новом кафтане, да в новых чунях, а под кафтаном рубаха узором вышита, словно волна идёт...
Так и стали они жить. А в полнолуние не понёс Иван свою красавицу к озеру топить. Водяной ещё пытался из колодца грозить, да Иван пообещал ему озеро высушить, он и отстал. Только и самому Ивану иногда не сладко было. Как полнолуние, так превращалась его красавица в чудище зубатое, Иван на сеновале от неё и хоронился три дня...