У Петрова однажды в жизни приключилась любовь. Такая вот, что никогда не забывается. В жизни-то его еще, конечно, разные любови потом еще случались. Но были они иными - не такими острыми и безоглядными. А вполне обыкновенными: с холодной головой и в трезвой памяти. “Вера, - думал про эти любови Петров, - имеет легкий нрав, но скучноватая. Жить с ней - как в каше манной барахтаться. А Клава чайкой смеется. Но умная, будто Эйнштейн. И третий нумер носит”. И на Вере, и на Клаве он даже поочередно женился.
А тогда, в седьмом классе, Петров и не знал, что Дуся Мухина станет самым сильным его чувством. Даже не догадывался. И выбирал еще - в кому бы ему влюбленным стать? Все тогда влюблялись. В Мухину или в Козлову, по которой сходил с ума весь класс? И даже выбрал сначала Козлову - дергал ее за косу, обзывал “козой” с неделю. А потом плюнул. Что толку бегать за Козловой, если всюду видишь Дусю Мухину. И только ее замечаешь. И дергать за косу Дусю не хотелось - больно девочкам такое, небось.
А что такое Дуся? Челка длинная, очочки, на лбу прыщики. Глаза, правда, еще были. Глаза у Дуси - особенные. И таких Петров никогда в природе больше не встречал. Необычные глаза - радужка не одного цвета, как у людей принято, а сразу нескольких. Зрачок вот Дусин, а следом золотистое, а потом фиалковое, а потом еще и зеленое. Калейдоскоп! Взрослый Петров выяснил, что называется такое буйство красок словом “гетерохромия”. Противное слово, будто про болезнь.
С Дусей он сидел за одной партой - с пятого класса и по десятый. В пятом они хихикали и иногда дубасили друг друга портфелями. А к восьмому Петров уже не хихикал, а смотрел на Дусины губы. Хотелось целоваться. Дуся в такие моменты тыкала карандашом ему в грудь, прямо в красный галстук - дурак ты, Петров, какой-то, и не лечишься.
Записочки писал. Объяснялся в любви, на свидания звал. Будто невзначай касался своим коленом под партой ее ноги. Млел. И если бы Дуся вдруг попросила Петрова спрыгнуть с моста, то он бы прыгнул без раздумий. А чего тут размышлять? Но Дуся рвала все записочки. “Дурак. И не лечишься”.
А как-то пошел ее провожать. Зима, темнело рано. Втроем шли - Дуся с подругой Зиной и сам Петров. У дома Мухиной остановились. А она вдруг за ворот куртки потащила Петрова в подъезд. “Целоваться будем, - охнул про себя Петров. И приготовился - даже глаза прикрыл блаженно.
- Петров, - сказала тогда Дуся, - я тебя не люблю. Ты маленький. Мне по плечо. И скучный до зевоты. Сопишь сидишь. Смотришь каким-то бараном. Мы с тобой вместе никогда не будем, не мечтай себе. Мое сердце принадлежит Гогидзе. Он в ДЮСШ ходит и накостылять тебе давно хочет. И Зина смеется над тобой.
А потом зачем-то поцеловала Петрова, по-взрослому. И ушла спокойно.
Петров вывалился из подъезда. Зина кинула в него снежком - попала в нос. “Петров-Водкин, - заорала Зина, - вали отсюда! В Дусю Гогидзе влюбился. А она в него. А ты - пустое место ей”.
Гогидзе был самым глупым в классе. И самым высоким. Играл в баскетбол - носился по спортзалу в шортах, светил мохнатыми ногами. У Петрова ноги еще не были мохнатыми. Стыдно сказать - у него и подмышки были лысыми. И он стеснялся этого до ужаса.
А Гогидзе писал свою фамилию с двумя ошибками и читал по слогам. Когда выходил к доске, то всегда случался испанский стыд.
И вот этот испанский стыд любила Дуся. Она перемигивалась с баскетболистом на уроках. Петров ревновал до белых глаз и хотел решающей дуэли. Но до нее дело, к сожалению, не дошло - Гогидзе ушел в ПТУ. И отношения с Мухиной не развились. Или как-то развились все же, но Петров об этом, к счастью, не ведал.
В десятом классе у Дуси появился другой ухажер, самый настоящий. По имени Саня. Двадцать пять лет. Взрослый мужик! Серьёзный, как полагал Петров, соперник. И даже видел его. Пришел к Дусе в больницу - навестить по-товарищески: той вырезали аппендикс. В палате сидел престарелый Саня. Ушастый, блеклый, нос картофелем. Но с розами в руках. Петров роз никому не дарил. Дарил маме гвоздики на женский праздник. Поклонник рассказывал Дусе что-то про устройство двигателя автомобиля, а она улыбалась. Петров сдвинул брови. И стоял у Дусиной койки молчаливым изваянием, и сверлил блеклого Саню недобрым взглядом. Пока часы посещений пациентов не закончились и их не прогнали из палаты.
И до выпускного класса Петров ужасным образом терзался. Каждую минуту он думал о Мухиной. И даже под бой курантов загадывал - избавиться от этого дурного наваждения. И представлял, как проснется утром, а Дуся Мухина его более никак не тревожит. И тогда он кинется на зеленую траву-мураву. Будет кататься по ней и упиваться чувством свободы. Хотя - какая уж трава в январе? И где вожделенная свобода? Вот она, Мухина, перед глазами стоит, пялится разноцветными зенками.
Окончания школы Петров ждал и боялся. Ждал - чтобы никогда больше не видеть Мухину. И боялся по этой же причине. Как это - не видеть Мухину?! А что тогда ему тогда делать прикажете и как жить? И казалось ему, что самым лучшим решением будет сразу после выпускного отправиться прыгнуть с моста.
Но жить дальше оказалось вполне весело. Петров уехал в далекий город - поступил в институт. Студенческая жизнь его закрутила. А потом закрутила Вера со своим легким нравом и прозрачными чулками. Про Мухину он вспоминал, но не мучительно, а будто издалека. “Отпустило почти”, - думал тогда Петров.
На каникулы приезжал домой - шарахался мимо дома Дуси, смотрел на ее окна. Зря смотрел. Дуся, как выяснилось, не жила там больше. Вышла замуж и с мужем переехала в какой-то другой район.
А Петров - в отместку - женился на Вере.
Иногда он узнавал про Дусю от матери: что та сына родила, а с мужем развелась. Муж - какой-то Васька - у нее гулящий был, ненадежный тип. Бросил с дитем, исчез, будто в космос улетел. Петров этого Ваську не понимал. Как можно добровольно от Дуси отказываться? Уж он бы такой глупости не сотворил. Уж он бы!
И даже раздобыл телефон Дуси. И позвонил в день ее рождения - поздравил с праздником. Дуся Петрова не сразу узнала. И даже спутала с Гогидзе. А на заднем фоне у нее визжал ребенок.
- Это Сережа с моим Генкой возится, - пояснила Дуся, - и спасибо за теплые поздравления. Пока, Гогидзе, и удачи тебе на жизненном пути.
Вот так и пообщались они тогда. Больше Петров не звонил.
Лет через десять - в наступившую эпоху интернета - нашел Дусю в какой-то соцсети через общих знакомых. Мухина стала Покрышкиной. Прибавила кило двадцать. И челки у нее больше не было. А вот глаза такие же. И улыбка та же. Муж Сережа Покрышкин. Двое детей - совсем взрослый парень Генка и девочка еще, дочка. Очень на Мухину похожая. Но полненькая, мать ее в таком возрасте другой была. Колобок. “Небось, в классе смеются, - подумал про девочку Петров, - обзываются. А могла бы эта девочка нашей с Дусей дочкой быть. А был бы я тогда счастлив? И как это - жить с Дусей, каждый день ее видеть. И спать с ней ложиться каждый вечер. И есть её суп. И обнимать ее, и называться мужем?”.
А на Покрышкина смотрел с неодобрением. Будто этот муж не свою жизнь жил, а у Петрова ее отнял. Хотя лет-то сколько прошло уже. И Дуся - обычная тетка. И даже не сильно привлекательная мать двоих детей.
Вот такая она, первая любовь, случилась у Петрова.