А мы продолжаем пробираться сквозь слова, строчки и абзацы витиеватого произведения Арсалана Мохаммада, опубликованного аукционом Sotheby's 31 мая 2023
Действительно, гармонии были настолько сочными, изысканно украшенные десятками слоев голосов Фредди, Брайана и Роджера (по некоторым оценкам, до 180 наложений) двухдюймовая аналоговая мастер-лента начала фактически распадаться во время сессий. (Своими ушами слышала, как Роджер говорил это же самое о записи "Марша Черной Королевы") И, как продюсер Джордж Мартин с The Beatles, так и Бейкер с Queen понял, что эксперименты группы с необычным звучанием и студийной магией подталкивают его к смелым импровизациям и изобретательности, как, к примеру, размещение динамиков усилителя в бетонных трубах, ради того, чтобы придать басу Джона Дикона звук, схожий с мощным звуком гудка. В 1995 году Бейкер рассказал об эволюции песни в интервью журналу Sight & Sound.
«Первая половина, или балладная часть, была исполнена на фортепиано, с участием ударных и баса — совершенно традиционно. Затем конечная роковая часть была записана как отдельная песня, как обычно мы записывали в то время громкий рок-номер. Это было очень необычно, и мы изначально планировали вставить всего пару «Галилео». Но часто, когда вы приходите в студию, все развивается не по плану. Части песни становились все длиннее и масштабнее…»
Воодушевленный творческим потенциалом группы и студии, Фредди дал волю своему воображению, и из-под его пера вышел самый необычный текст. История, если говорить прозаически, начинается с того, что молодой главный герой оплакивает свою неминуемую смерть, наказание за «убийство человека». В манере, напоминающей «A Day in The Life» группы The Beatles, вокал сливается с головокружительным инструментальным бриджем, соло Мэя змейкой устремляется ввысь, а затем превращается в обрезанное стаккато фортепианных аккордов. И все это обрамлено виртуозным тенором.
I see a little silhouette-o of a man/Scaramouche, Scaramouche, will you do the fandango!
Queen и Рой Томас Бейкер подходят к этому мгновенно узнаваемому разделу с такой яркой палитрой идей и влияний. Полное намеков повествование Фредди быстро проводит нас через страх, дезориентацию, гнев и ликование с идеальными стилистическими деталями. Это блестящая имитация оперных форм, с мощными голосами, контрастирующими с вокальным соло, затрагивающим фундаментальные темы, лежащие в основе многих величайших опер мира; состояние человека, преступление, наказание, трагедия и трансформация. А может быть, нет. Сами участники группы были далеки от того, чтобы вдаваться в подробности того, что все это на самом деле означало. (А ведь я писала об этом - путешествие героя, все по Кэмпбеллу. У Фредди вообще тексты ранних песен часто построены по этому принципу. Да! Я писала об этом уже четыре года назад!)
«Она говорит сама за себя», — прокомментировал Роджер Тейлор «оперную» секцию в документальном фильме Би-би-си. - «В середине немного чепухи». Сам Меркьюри назвал эту песню «имитацией оперы». А Брайан Мэй просто прозаично пожал плечами, когда его попросили объяснить смысл песни - «Я не думаю, что мы когда-нибудь узнаем это».
Профессор английской литературы Мэтью Бомонт из Университетского колледжа Лондона находит много загадочного в текстах «Bohemian Rhapsody», но но не решается давать окончательной интерпретации текста.
«Она очень загадочна, — говорит он. «Cложна отчасти потому, что так загадочна, и из-за всех этих внезапных поворотов. Но качество как музыки, так и текстов, настолько экстраординарно, что это увлекает за собой слушателя. Он как бы приглашает вас попытаться построить повествование, он постоянно подталкивает вас к этому. В песне слишком много разных голосов, она слишком многослойна, чтобы вписаться в простой шаблон повествования».
После наших дальнейших просьб, Бомонт находит некоторый резонанс в лирике Фредди с легендой о Фаусте, в которой главный герой заключает договор с дьяволом, обещая творчество в обмен на свою душу. «Так что (возможно) сама песня является результатом договора, заключенного с дьяволом». (Ущипните меня, я сплю!)
Он также видит прямое влияние оперы: строчка «see a little silhouetto» весьма напоминает «Моцарта в чистом виде», и вызывает в памяти таких персонажей, как Папагено из «Волшебной флейты». (Боже! Почему??? 𝐏𝐚𝐧𝐝𝐢𝐨𝐧 𝐡𝐚𝐥𝐢𝐚𝐞𝐭𝐮𝐬 - что вы думаете по поводу этой параллели?)
«Я думаю, поскольку очень тяжело определить форму этого произведения, то было бы неплохо думать о нем с точки зрения драматического монолога, а не рапсодии, потому что мы имеем вымышленного персонажа, который и ведет повествование. Не в последнюю очередь в таких отрывках, как «Бисмиллях, мы не отпустим вас» и так далее. Как будто он говорит в состоянии экстаза, почти. (Тут профессор окончательно запутался, сбился, нервно поправил очки на переносице и совсем было уже собрался удалиться обратно в лекторий, но наш журналист не отпустил беднягу!!! пришлось продолжить...- творческая вставка переводчика)
Это прочтение, безусловно, перекликается с множеством интерпретаций «оперного» раздела, в котором слышится конфликт между осужденным главным героем и силами тьмы, стиснувшими его со всех сторон. Эдакие коварные, дьявольские собеседники. В конечном счете они оказываются обыгранными героем, ускользнувшего от смерти в самый последний момент. Но, как выразился сам Фредди, «текст можно рассматривать как довольно ироничный». Что бы ни было у него на уме, когда он создавал эти насыщенные, аллюзивные, блестящие тексты, мы никогда не узнаем наверняка. Но юмор, который можно найти в опере, особенно когда речь идет о темных темах, очень импонировал озорному характеру Меркьюри, Он позволил добиться двусмысленности, которую публика могла бы интерпретировать по-своему.
"Очевидно, что о «Богеме» Пуччини вспоминают из-за названия", - говорит Бомонт. "И действительно немного Богемы присутствует в последнем куплете, в этой более задумчивой, патетической — в техническом смысле этого термина — строчке nothing really matters. В ней меланхолия и печаль".
Мрачный, смиренный финал песни, завершенный царственным звуком там-там-гонга, очаровал и Тима Райса. «В самом финале герой как бы говорит - я не хочу быть занудой, но для меня это действительно не имеет значения. Но на самом деле все же имеет. Все эти ироничные мотивы присутствуют, они театральны. Например, вы можете интерпретировать лирику совершенно иначе, а можете и принять ее за чистую монету».
Спустя двенадцать лет после выпуска «Bohemian Rhapsody» и череды мировых хитов, последовавших за ней (достаточно, чтобы их альбом Greatest Hits 1981 года стал одним из самых продаваемых альбомов всех времен), Фредди приближался к финальному крещендо своей карьеры. Его второй сольный альбом «Barcelona» стал для него возможностью снова окунуться волшебный мир оперы, на этот раз будучи всемирной поп-иконой, певцом, известным во всем мире своим невероятным голосом и яркой личностью. А в Барселоне он, наконец, получил признание как настоящая оперная звезда. Совместная работа над заглавным треком, заказанным для Олимпийских игр 1992 года в Барселоне, с его кумиром, выдающейся сопрано Монтсеррат Кабалье, стала для Фредди «сбывшейся мечтой». Таково было их взаимопонимание - есть много историй о паре, наслаждавшейся поздними ночными импровизированными концертами у фортепиано в Garden Lodge, после шумных званых ужинов - они вместе приступили к записи всего альбома. Для Фредди это было реализацией амбиций стать признанным и принятым в качестве рок-певца, который мог не стушеваться рядом с величайшей оперной исполнительницей.
«Я был немного озадачен, почему Фредди вообще выбрал меня, ведь он пишет такие блестящие тексты»
- СЭР ТИМ РАЙС
В какой-то момент во время сессий в Барселоне Меркьюри заявил, что «иссяк в поэтическом смысле, дорогая», и настоял на том, чтобы самый знаменитый британский автор текстов помог ему с парой треков.
«Я был немного озадачен, зачем Фредди вообще понадобился я, ведь он пишет такие блестящие тексты», - вспоминает сэр Тим Райс. "Я несколько раз приходил к нему домой, и мы писали песни за один или два сеанса, сидя вместе с ним у фортепиано, только он и я. Он был очень дружелюбным. Я думаю, он просто хотел по-новому взглянуть на пару песен, и поэтому я написал преднамеренно театральные тексты, которые представляли собой истории, четырех-пятиминутные рассказы, что-то в стиле «Bohemian Rhapsody».
Работая с Меркьюри над его последним шедевром, вдохновленным «Bohemian Rhapsody», Райс был убежден, что если бы Меркьюри не погиб так трагически, он бы достиг еще бОльших высот, снова и снова обращаясь к духу этой волшебной песни и создавая музыку, которая не укладывалась бы в шаблоны, осмысляя человеческий опыт в занимательной, символической и повествовательной манере.
«Я уверен, что если бы у нас была возможность, было бы очень интересно написать с ним большую оперу, - подытоживает он. «Гранд Опера. Я думаю, он мог бы этого достичь».
Теперь пару слов от меня по поводу вариантов текста Рапсодии. Давайте посмотрим пристальнее.
Что мы тут можем разобрать, кроме общеизвестных фанданго, Скарамуша и Фигаро с Галилеем? Мы видим - кастаньеты, сирокко, беладонна, матадор, моменто (ун моменто, уно сентименто...). А ведь это идея! Ведь песня из "Формулы любви" построена по этой же схеме - нагромождение непонятных экзотических слов, создающих полу-загадочный, полу-комический эффект.
Эдакое изобилие испанских реминисценций. Очень много слов, связанных с Испанией, что странным образом роднит Рапсодию с Иннуэндо.
А какие еще слова можете разобрать вы?
На этот раз - ВСЕ!
Начало статьи
Продолжение
© Copyright: Татьяна Чунгурова, 2023
Свидетельство о публикации №223060400011