В 1865 году газета "Петербургский листок" сообщала:
"Любой желающий насладиться подкрепляющей и увеселяющей влагой, придя в Столярный переулок, не имеют никакой необходимости смотреть на вывески: входи себе в любой дом, даже на любое крыльцо, — везде найдёшь вино".
В те поры газетчики врали меньше: на шестнадцать домов переулка действительно приходилось восемнадцать питейных заведений.
Очень удачно в Столярном два года квартировал по приезде в Петербург молоденький трудовой мигрант Николай Гоголь-Яновский. Отсюда он шагнул в большую литературу.
"Блажен, кто потребил с утра одну двадцатую ведра", — говаривали в то время, когда хлебное вино россияне мерили вёдрами. В ведро входило двадцать бутылок, по 610 мл в каждой.
Пугает объём?
Скажу иначе: "Блажен, кто потребил с утра одну двухсотую ведра". В начале ХХ века продавалась и такая ёмкость, шестьдесят граммов — на один глоток. Называлась "мерзавчиком", шесть копеек с посудой: четыре копейки за водку, две за бутылку. Есть об этом кое-что аппетитное в романе "1916 / Война и мир".
У Георгия Данелии в фильме "Осенний марафон" по пьесе Александра Володина помнится диалог:
— Бузыкин, хочешь рюмашку?
— Не.
— А я люблю. Когда работаю. Допинг.
Александр Моисеевич знал толк в этом деле. Уж сколько лет меня гложет чувство вины за то, что буквально накануне его смерти я отказался выпить со стариком. Дело было поутру, денёк предстоял тяжёлый...
...а Наталья Гончарова в 1833 году делилась в письме подробностями творчества мужа:
"Как Пушкин стихи пишет — перед ним стоит штоф славнейшей настойки — он хлоп стакан, другой, третий — и уж начнёт писать!"
Я вот работать на стакане пока так и не научился. Может, зря? Или поздно уже?
(Кстати, с автором этого памятника тоже доводилось выпивать. Чудесный был мужик.)